Творческая Свобода

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Творческая Свобода » Het » Imanka: "Природа плакала в тот день"(angst, het, romance, drama).


Imanka: "Природа плакала в тот день"(angst, het, romance, drama).

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

АВТОР: Иманка
НАЗВАНИЕ: Природа плакала в тот день
БЕТА: a.lartseva
СТАТУС: закончен
КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: angst, het, romance, drama
РЕЙТИНГ: NС-17
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: содержание придумала, постараюсь изложить кратко.
ОТ АВТОРА: ну все как обычно

1. Цеста не будет, гета, впрочем, тоже не особо будет. Так что это притянуто все за уши.
2. Bсе права защищены, полное или частичное использование без разрешения автора КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНО.
© Copyright: Imanka, 2009
Свидетельство о публикации №1903030058
Дисклеймер: Все права на произведение принадлежат автору Иманке. Ничто из него не может быть перепечатано, распечатано или скопировано в любой форме - электронной, механической, фотокопии, магнитофонной записи или какой-то другой, а также размещено на сайтах, форумах, чатах, веб-страницах и других Интернет-ресурсах, кроме данного - без письменного разрешения владельца ©
3. Стихотворение любезно написано The Queen of BDSM

РАЗРЕШЕНИЕ ВЗЯТО(!!!)

0

2

Глава 1.

— Слава Богу, — пробормотал Билл, вытягиваясь на огромной кровати.
— Где мои плавки? — вихрем влетел Том в комнату. — О, а у нас кровати рядом через стенку, — хихикнул и унесся.
Билл потянулся и начал медленно и лениво, не вставая, снимать с себя одежду. Через десять… Нет, через пять минут он оттащит свою тушку на пляж, положит на песочек и окажется в раю. Блаженно прикрыл глаза и улыбнулся. Мог ли он, мальчик из богом забытой немецкой деревни, еще три года назад мечтать о том, что будет лежать на огромной кровати king-size в шикарнейшем номере — водном бунгало с двумя спальнями, огромными ванными комнатами, уютной гостиной, замечательной кухней и большой столовой, бассейном и просторной террасой… Да ни в жизнь! На пляж. Срочно! На белый песочек… В самое сердце рая.
Они добирались до своего острова почти сутки. Сначала летели с пересадкой в Эмиратах на самолете. Потом еще на маленьком самолетике внутренним рейсом с кучей каких-то странных узкоглазых людей, которые смотрели на них с Томом, как на белых медведей, перевозимых в бизнес-классе без поводков и намордников. Затем на катере, из которого Биллу хотелось выпрыгнуть в воду цвета молодого лазурита. Хорошо, что на ресепшен их быстро зарегистрировали и не заставили ждать, пока шикарный Grand Water Pavilion уберут. Стоя у стойки в ожидании ключа, Билл только подхихикивал над Томом, придерживая за ремень, чтобы тот, как зомби, не ушел купаться, на ходу снимая многочисленные наслоения одежды, раздеваясь, словно луковка. Том вообще со своими задранными вверх дредами напоминал ему сейчас Чипполино и служил источником насмешек.
Скинув с себя все и оставшись в одной цепочке на шее, Билл полез перерывать чемоданы в поисках плавок.
Нашел.
Надел.
На ноги шлепки.
— Том, догоняй! — крикнул уже от дверей и легкой рысцой посеменил по деревянному настилу к манящей белой полоске берега. Можно, конечно, и с пирса нырнуть или в бассейне понырять, но хотелось голыми ногами походить по прохладному (или горячему?) песочку.
Не заплывая далеко, он поплескался в теплой воде, немного понырял, смывая с тела усталость дороги, и абсолютно счастливый выполз на горячий берег, где Том расстелил два пляжных коврика под пальмой. Господи, как же хорошо жить: птички поют, насекомые стрекочут, ветер ласковый, соленый…
— Не знаешь, когда тут обед? — брат плюхнулся рядом.
— Через час. Но можно заказать в номер. Только туда идти совсем не хочется.
— Не пойдем, — кивнул Том и раскинул руки в стороны.
Хо-ро-шоооо…
После ужина перед ними встал серьезный вопрос: пойти на дискотеку, как хотел Том, или прогуляться по берегу, насладиться тишиной и лечь спать пораньше, как мечталось Биллу. Решили совместить приятное с полезным — сходить на дискотеку на разведку, а обратно — обязательно пешком по берегу.
— Только давай сядем где-нибудь с краю, чтобы в любой момент можно было удрать, — канючил Билл в баре, с подозрением озираясь, не узнал ли их кто. Вроде бы нет, фуф. Он так устал, что совершенно сейчас не расположен к общению с фанатами и ночным загулам с братом. Хотелось домой и спать, спать, пока не выспится.
— Хорошо, только так, чтобы было видно площадку. Хочу посмотреть, что за красотки здесь водятся, у меня есть большое желание завести курортный роман. — Том вытянул шею, выглядывая из-за плеча брата и чуть прищуриваясь, стараясь в полумраке увидеть хоть что-то. Но из-за Билла ни хоть, ни что-то видно не было. Из-за него вообще ничего не было видно. Хитро улыбнувшись, он сообщил: — Душно, да? Я за коктейлем схожу.
Билл скривился, подобрал ноги в кресло и чуть завалился на подлокотник. Широко зевнул и пробубнил:
— Если я засну, не забудь про меня, когда в бунгало соберешься.
Том усмехнулся и вальяжно направился к барной стойке, смешно переваливаясь при ходьбе.
Он вернулся удивительно быстро с двумя запотевшими бокалами, в которых плескалось что-то молочно-голубое, украшенное взбитыми сливками и кусочком ананаса с какой-то веткой и зонтиком.
— За приезд! — приподнял он свой бокал.
Билл с сомнением покосился на напиток синтетического цвета.
— Это очень вкусно, — заверил его Том, закатив глаза и медленно потянув алкоголь по трубочке. — «Голубые Гавайи» называется.
— Название такое же дурацкое, как и внешний вид, — проворчал парень, аккуратно пробуя пойло. Оказалось, что это действительно вкусно, чем-то похоже на «Пина Коладу», только крепче и голубого цвета.
Потом Том стрелял глазками, а Билл жался в кресле, завязывая ножки узелками, отчаянно зевая и всем своим видом показывая, как же он хочет спать. Брат ржал над ним и таскал из бара напитки. По телу разливалось приятное тепло. Лень струилась по венам. Билл улыбался, глядя на Тома, протяжно вздыхал и морщился на сигаретный дым. Ему самому отчего-то курить не хотелось. Хотелось слегка напиться. Так, чтобы было немного лениво моргать, чтобы смотреть на мир сквозь чуть приопущенные ресницы и в этой расплывчатости видеть веселящегося брата, хорошенькую девочку за соседним столиком у него за спиной, ее волосатого кавалера и вон того смешного пузатого немца, который пьет из большого бокала пенное пиво и ест толстую сардельку, весьма не эстетично наколов ее на вилку и обхватив пухлыми губами, а по подбородку стекает жир. Том, заметив взгляд сквозь себя, обернулся, несколько секунд понаблюдал за соотечественником и пьяненько захихикал:
— Такое чувство, что он ей отсасывает.
Билл хрюкнул от смеха. Том заржал громко, на весь бар. Билл лягнул его под столом и многозначительно посмотрел — не привлекай внимания! — потом сам заливисто закатился, запрокидывая голову и периодически подвывая и всхлипывая. В уголках глаз блестели слезы.
Черный-черный горизонт сливался с черным-черным океаном. Тонкий месяц висел над головой. Казалось, махни неловко рукой и стряхнешь его с небосклона. Или вот-вот из-за пальмы вылетит маленькая Динь-Дилинь и усядется на самый кончик. Свесит ножки. Взмахнет волшебной палочкой… Звезды большие, рыхлые, важные. Усмехаются. И тихое-тихое шшшш — волны разговаривают. А за спиной, вдалеке гремит музыка, мешает слушать мир и мысли брата.
— Давай на рыбалку съездим? — предложил Том.
— Попозже. Я хочу сначала отоспаться, поваляться, погулять и подышать свежим воздухом. Хочу несколько дней побыть трупом. Полный релакс, — Билл развел руки и состроил умильную рожицу — как будто загорает.
— Ну да, дня через три-четыре, — суетливо почесал нос Том и недовольно сморщился: — Как-то тут с девушками напряги. Есть хорошенькие, но они с парнями, а те, что без парней, тех и с доплатой не надо. Надо на другой конец острова сходить, может там есть что-то приличное. В нашем отеле смотреть не на что.
— Зачем тебе? — лениво оторвался от своих мечтаний о пляже брат. — Неужели обязательно надо с кем-то знакомиться, бегать вот так, суетиться, создавать проблемы? Ты не можешь без этого?
— Я не хочу без этого. Я приехал отдыхать и наслаждаться жизнью. А что за отдых без девушек?
— А что с ними за отдых?
— С ними весело.
Билл рассмеялся.
— Надо тоже завести себе кого-нибудь, — подмигнул он. — Чтобы скучно не было.
— Давно пора, — ухмыльнулся Том. — И хорошо проводить время в состоянии приятной влюбленности.
— Да, — игриво прищурился Билл и потер руки. — Завтра идем на охоту.
— Ага, только выспимся.

Глава 2.

Она сидела напротив Билла, и тот старался не заржать, когда эта кукла открывала свой милый ротик. Впрочем, открывала она свой милый ротик достаточно редко, потому что рот Тома не закрывался вообще. А когда рот Тома открыт, то все остальные рты должны быть захлопнуты по определению. Нет, их можно открывать, но вставить хоть слово при открытом Томовом рте дело бесперспективное. Хотя Билл и так узнал больше, чем требовалось. Гораздо больше его интересовал вопрос, куда брат потащит эту пигалицу: к ним в номер или свалит в номер к ней, а может они где-нибудь на берегу непотребством займутся. Уж скорее бы, надоело тут торчать, слушать попсятину и пить отвратительные коктейли. Но здесь девушки, и Том оказался прав, на самом деле были гораздо симпатичнее тех, что жили в их отеле. Вот только Биллу ни одна не глянулась. И вообще как-то странно всё. Обычно брат знакомится по отработанной схеме. Сначала выискивает жертву, потом «состыкуется» с ней взглядами и дает понять, что она может подойти. Когда безмозглая бабочка, радостно махая крылышками, долетит до его персоны и Том убедится, что она не слишком страшна на мордашку вблизи, он переходит ко второй части своего представления — чуть подпаивает жертву быстрой любви, чтобы не стеснялась в чилл-ауте, где, собственно, все вскоре и случится. Билла воротило от этих бабочек, которые потом по какой-то непонятной причине начинали вести себя, словно вышли за Тома замуж, пытались общаться с самим Биллом, докучая тупыми вопросами. Блин, ну трахнулась и трахнулась, вали отсюда, ты больше не нужна. Но сегодня все было несколько иначе. Том сразу же обратил внимание на эту куклу. Билл просто видел, как скучающий взгляд брата скользил по толпе отдыхающих, спотыкнулся о девушку и замер. А потом его лицо изменилось — стало по-щенячьи восторженным. И взгляд изменился — потеплел. Билл даже почувствовал, как в мозгу брата щелкнуло собственническое «МОЁ!», и дальнейший вечер прошел под скучным окучиванием девахи, которая, о чудеса-чудесные, не узнала ни его, ни самого Тома. На ее дебильный вопрос: «А как тебя зовут?» Билл от смеха чуть не рухнул с диванчика, а Том покраснел и, заикаясь, ляпнул: «Том. Только его (пальцем на Билла) зовут не Джерри». И Билл все-таки рухнул с диванчика.
Интересно, что он в ней нашел? Билл развалился и закинул ноги на низкий столик. Взял коктейль и принялся разглядывать девицу. Руки без маникюра. Форма ногтей красивая, но сами ногти неухоженные. Ручки тонкие, косточка выступает, локоток остренький… Мрак. Ладно, дальше… Волосы каштановые, волнистые, до плеч. Никакой прически, просто длинные волосы и челки нет. Прячет их за уши. Уши маленькие, без мочки и без сережек. Ужас. Нос тонкий и с легкой горбинкой. Совсем незаметной, но форма все равно портится. Крылья красивые. Такие вот какие-то изящные. Окей, нос пусть останется… Хотя горбинка… Нет, нос тоже ужасный. Губы обычные. Видно, что мягкие, не пухлые и не тонкие. Обветренные какие-то, без помады и блеска. Ну как девушка может ходить без помады? Это же моветон натуральный! А вот глаза… Глаза огромные. Как блюдца. Темно-карие. И длинные-длинные ресницы с выгоревшими кончиками. Может у нее косметичку украли? Фигура ничего на его взгляд. Правда, ничего… хорошего: худющая, аж ребра торчат и тазобедренные косточки жутко выпирают. Сисек нет совсем. Не понятно, зачем надевать короткий облегающий топ при таких сиськах. Вот уж никогда бы он не подумал, что брату могут нравиться такие суповые наборы. Никакого удовольствия, только синяки останутся. И все равно что-то тут не вязалось. Том никогда себя так не вел — крутится вокруг нее, за коктейлями сам бегает. Не как обычно текилой или водкой спаивает, а коктейли с вишенками таскает. Сам, что интересно. Глазки-то как блестят. И глазки-то восторженные. Клубникой с рук кормит. Ржет постоянно. Байки травит. Ни словом не заикнулся, что музыкант. Просто парень, который выиграл поездку на каком-то конкурсе. Что за бред? Билл подавился и красноречиво уставился на брата.
— Вот, Билл подтвердит! — ткнул в него пальцем.
— Э… — распахнул рот Билл, намереваясь сказать всё, что думает по этому поводу.
— Вот и Билл подтвердил! — невинно пожал плечами Том.
— Сколько тебе лет? — посмотрел на безмозглую дурочку Билл.
— Семнадцать. Скоро будет восемнадцать… — смутилась девушка.
— Хорошо. Значит Тому надо немного подождать, — захохотал он и снова присосался к коктейлю.
— Твой немецкий восхитителен! — совершенно по-идиотски расплылся в улыбке Том. — Где ты так хорошо выучила язык?
Билл мысленно схватился за голову, сжал губы и закатил глаза. За что ему это? Шел бы ты трахаться, да пошли уже отсюда, надоело, честное слово.
— У меня мама немка. Они с отцом дома по-немецки разговаривали, и меня научили… Раньше… Она умерла.
Билл шумно выдохнул, выпятив губешки. Том сочувственно сложил бровки домиком.
— Я плохо говорю… С акцентом… Я знаю… — испуганно глянула на младшего близнеца.
— А как тебя зовут? — в четвертый раз спросил Билл. Не то чтобы он не помнил, что ее зовут Луизой, просто хотелось поиздеваться. Чертовски скучно.
Том бросил на него гневный взгляд.
Девушка вдруг прищурилась, выпрямила спину, гордо вскинув нос с горбинкой, и с вызовом сказала:
— Мария Сьюзен Луиза Мелатто фон Клейст. Мой прадед по материнской линии Пауль Людвиг Эвальд фон Клейст был генералом-фельдмаршалом вооруженных сил Германии и командовал сначала кавалерийской дивизией, а потом танковой армией на Западном фронте. Он погиб в бою. А как твое имя?
Том опешил.
Билл поковырялся ногтем между зубов и, коверкая имя на американский манер, растягивая слова, важно произнес:
— Мэри Сью, говоришь, тебя зовут?
— Билл, заткнись! — зло рявкнул Том. — Хватит тут выделываться! Луиза, прости, он не такой на самом деле. Просто не в духе.
Девушка растянула губы в улыбке, взгляд так и остался холодным.
— Извини, Том, — коснулась его руки. — Мне пора. Приятно было с тобой поболтать. Ты классный.
И прежде, чем Том успел отреагировать, девушка убежала. Именно убежала, а не ушла. Он обернулся к усмехающемуся брату.
— Что с тобой?
— Мне ужасно скучно, — устало сказал Билл, с которого словно шкурка со змеи, разом сошла вся спесь. — Да и девочка… Том, она маленькая, зачем тебе проблемы?
— Это мои проблемы, — зашипел он. — И я бы не хотел, чтобы ты создавал мне дополнительные проблемы в общении с девушками.
— Я больше не буду, — пробубнил себе под нос и опустил голову.
— Я серьезно, а ты… — скривился Том презрительно, поднялся и пошел к выходу.
— Том! — догнал его Билл, схватил за руку. — Я тоже серьезно. Извини. Хочешь, мы завтра придем сюда снова?
— Не хочу, — выдернул он локоть.
Билл хитро усмехнулся и отправился следом.
Оказалось, что Том на него обиделся серьезнее, чем Билл думал. Мало того, что брат не разговаривал с ним всю дорогу, так еще и отказался смотреть какой-то ужастик перед сном. А какой смысл бояться, когда никого нет рядом?
Билл сидел на террасе и курил, размышляя, что на самом деле перегнул палку со своим стебом над девчонкой, тем самым лишив брата законного секса, о котором тот мечтал перед отпуском. Нехорошо как-то вышло. Надо быть помягче. Но с другой стороны, понятно, зачем они нужны Тому, и чего ради он должен быть мягче к тем, кто не ценит себя настолько, что раздвигает ноги через час после знакомства? Его девушка никогда себе такого не позволит. Да и Тома он не очень понимал в этом отношении — неужели ему настолько приятно пускать в свою постель (то есть подпускать к своему телу) девиц легкого поведения? Секс — это гармония, любовь, чистота и доверие. А просто слить излишки напряжения в грязное, потное тело полупьяной телки… Фу! Билла передернуло от отвращения. Нет, он не ханжа и не монах, у него тоже бывали случайные связи, иногда это просто жизненно необходимо, но он никогда не позволял себе опускаться до такой грязи, как спаривание в ночных клубах с первой попавшейся девкой. А Том вот опускается. Да и брата жалко — он поматросит и бросит, а она потом будет по Интернету ходить, его имя своим грязным языком пятнать, рассказывать, какой Томми нежный да страстный, какой у него динь-дон и как он им пользоваться умеет. Билл опять перекосился и брезгливо затушил сигарету. Он бы лично оторвал им руки.
Между тем Томми вышел из своей комнаты, прикурил, глубоко затянувшись, потом задумчиво медленно выпустил дым, постоял, глазея на черную воду, и… куда-то пошел твердым, широким шагом. Билл привстал, пытаясь разглядеть, удаляющегося брата, но быстро потерял его из виду.
Он ждал его сначала сидя в шезлонге, закутавшись в плед, потом ушел в бунгало. Пытался смотреть телевизор… Слушать плеер… Тома не было.
Билл не выдержал через два часа и набрал его номер.
Телефон не отвечал.
Он начал серьезно беспокоиться. Оделся и ушел на берег.
Том обнаружился быстро: он сидел под той пальмой, под которой они загорали днем. Билл как-то сразу понял, куда надо идти, когда ступил на землю. И не ошибся. Улыбнулся тому, что так хорошо понимает брата. Подошел и опустился рядом. Том сидел, сгорбившись, обхватив колени руками, смотрел на лунную дорожку и улыбался чему-то своему. Билл тоже сжался, тоже уткнулся носом в колени. О чем-то своем шелестели волны. Месяц стал чуть толще, а звездочки на небе напоминали ему россыпь бриллиантов на бархатной подушечке.
— Я волновался… — нарушил тишину через некоторое время. — Не уходи так больше.
— Я хотел побыть один. Подумать.
— О чем?
— Мне понравилась эта девушка.
— Чем? Я не увидел никаких достоинств, сплошные недостатки.
— Она красивая. Такие выразительные глаза. От волос пахнет дыней и морем. Губы… Билл, я хочу их целовать. Они какие-то совсем невинные… — Смутился: — Если губы могут быть невинными… А руки… Ты видел, какие тонкие и изящные у нее руки? И она вся такая тоненькая, такая невесомая, прозрачная…
— У нее нос с горбинкой.
— Да? Я не заметил. По-моему нормальный нос. Во всяком случае, он ничуть ее не портит.
— Том, у нее даже сисек нет, — вздохнул он. — А задница… Она же плоская вся!
— Луиза занимается спортивными танцами. Ей нельзя весить много, иначе партнер сломает руки.
Билл шумно выдохнул и уставился на копошащегося на песке краба.
— Дело твое, — пожал плечами. — Я просто хочу напомнить тебе о последствиях, чтобы ты потом не ломился ночью ко мне в комнату с вытаращенными глазами и не орал дурным голосом, что какая-то коза по всему Интернету рассказывает о размерах твоего члена и твоих сексуальных возможностях.
— Не буду, обещаю.
— Легкий курортный роман?
— Легкий курортный роман, — улыбнулся Том.
День прошел так же, как и предыдущие полтора — в праздном валянии на песочке и купании в океане. Они ели мороженое, пили сок и наслаждались жизнью. Так странно было никуда не бежать, не спешить, не прятаться, не слышать криков, не видеть истерящих девушек. Странно передвигаться без охраны. Странно болтать с официанткой и строить ей глазки. Странно быть обычным человеком… Они отвыкли от этого. И все было бы прекрасно, если бы Том мог говорить о чем-нибудь еще, кроме Луизы. Билл и не подозревал, что за какой-то час брат узнал о девушке всё, и теперь вываливал на него кошмарный поток абсолютно ненужной информации. Билл стойко терпел, улыбался и поддакивал, витая в облаках. Правда иногда он спускался на землю и начинал подумывать, что надо тоже завести себе какую-нибудь Мэри Сью, а то не честно — Тому есть, чем его доставать, а Биллу нечем. Итак, в обед Том поведал, что Мэри Сью притащилась из Рима. Билл послал на голову тех, кто надоумил ее приехать на их остров, тысячу проклятий. Отдыхает она с теткой, но так как тетушка молода и завела себе на острове любовника, то им совершенно не до Луизы. Отсюда Билл сделал вывод, что теперь отдыхать они будут втроем — он, Том и девушка. Надо было взять у Саки пистолет, а то застрелиться нечем. Билл поднял глаза к небу и беззвучно взмолился: «Пожалуйста, пусть Том найдет себе другую, а эта его прогонит!»
К вечеру он твердо решил, что заведет себе подружку. Вот первую попавшуюся снимет. Надо Тома тоже чем-нибудь достать. Будут своих телок обсуждать. Билл даже развеселился.
Он сидел в уголке на диване и наблюдал, как невдалеке, через пару столиков, Том пытается наладить отношения с девицей. Девица кривила носик, сжимала губы и категорически не смотрела брату в глаза. И это выглядело особенно смешно, если учесть, кто такой Том Каулитц. Хотелось взять его за шкирку и увести обратно в отель, чтобы не позорился. Но Билл дал слово, что будет вести себя прилично. Он пил уже пятый коктейль, боролся со сном и скукой и наблюдал.
Вот Мэри Сью косится в его сторону. Билл растянул губы в улыбке больше похожей на оскал. Том что-то доказывает, активно жестикулируя. Девушка сложила руки на груди. Том заискивает перед ней. Как противно… Видел бы он себя со стороны. Медленная музыка. Давай же, идиот, вытащи ее на танцпол! Ты же отлично танцуешь! Том аккуратно берет ее за руку и ведет в толпу танцующих. Билл облегченно вздохнул — вот не подскажешь, сам ведь не догадается.
Танцевал Том, и правда, замечательно. Кружил девчонку, вертел, как ему вздумается. Вот она уже не куксится. Вот смеется. Вот ручки-спички на его плечах. Вот, видимо, какие-то па из своих спортивных танцев выкидывает. Том смеется. Счастлив. Дьявол, а девчонка-то ему на самом деле нравится! Ну что он в ней нашел? Курортный роман и только. Точка.
Билл решил, что еще один бокал, и Том попрет его на себе. В теле уже такая приятная гибкость образовалась, грозящая перерасти в полное обмякание. Рядом с ним уселась какая-то девица, вульгарно облизала губы и выставила перед носом сигарету:
— Я знаю, — томно произнесла она по-английски. — У вас самая лучшая зажигалка в мире.
Билл постарался придать лицу выражение максимальной дебильности и сообщил по-немецки:
— Я не понимаю.
— Вау! — сложила она губки трубочкой как для поцелуя. — Какой милый акцентик! — осторожно выдернула из рук зажигалку. Закурила. Видимо эротично выпустила дым.
Билл туповато улыбался и хлопал ресницами.
— Мальчик скучает? — рука по коленке.
Сейчас вырвет. Все-таки перебрал.
— Я не понимаю, — затряс он головой, брезгливо скидывая пальцы с длинными кроваво-красными когтями. Заозирался вокруг, ища брата.
— Меня зовут Софи. А как твое имя?
— Джерри, — зачем-то сообщил Билл.
Рука настырно ползла по его бедру вверх. Он пытался ее скинуть, но она все равно приближалась к ширинке.
— Убери свои лапы, — раздраженно зашипел он по-английски. — Хочешь трахаться, найди себе подобное! — Нервно вскочил и понесся на улицу. Лучше он Тома на берегу подождет. Хотя нет… На берегу опасно. Еще изнасилуют пьяные женщины. Пришлось усесться на пороге, как бедному родственнику.
Билл честно прождал Тома пару часов, пока не замерз и не протрезвел окончательно. Кинув брату смс, он отправился в бунгало спать. В конце концов, сколько можно сидеть? Опять скучный и испорченный вечер. Приперлась же дура! Пьяная, страшная, потная… Фу! И губы… Там столько силикона, сколько у Билла жира нету. Что же это такое? Неужели на всем острове нет ни одной девчонки, с которой бы он мог пообщаться? Хотелось просто поговорить, ни о чем, просто так. Хотелось, чтобы она была нежной, ласковой. Хотелось ее защищать и оберегать. А откуда вылезла вся эта вульгарность и пошлость? Почему к нему вечно липнут какие-то неадекватные телки, которых даже трахать не хочется.
Билл пошел к отелю по темному берегу, а не по освещенной дороге, как они делали с Томом. И очень быстро пожалел об этом. Месяц был слишком тонким, чтобы полноценно освещать ему путь. Как только огни отеля скрылись за пальмовой рощей, он перестал видеть вообще. Нет, он видел, куда ступает нога, понимал, где плещется океан, но окружающая его черная мантия ночи пугала и настораживала. Он торопливо переставлял ноги, спотыкаясь о кораллы и какой-то мусор, пару раз чуть не разбил голову о низко склоненные пальмы. Он вслушивался в малейший шорох и убеждал себя в том, что остров маленький, хорошо охраняется, что здесь всего два отеля класса de lux и ему ничего не угрожает. Он вспотел и запыхался, обнаружив, что давно уже перешел на бег. Футболка неприятно липла к телу. Влажный прохладный воздух словно погрузил его в горячий кокон слизи. Неприятно и противно. Билл остановился. Огляделся, прислушиваясь. Никого. Хочется в воду. Хочется смыть с себя всё. И прикосновения той бабищи тоже. Интересно, а за ним увязался кто-нибудь или нет? Просто он без плавок, купаться в шортах глупо, а в мокрых трусах потом будет неудобно ходить. Но липкий пот доставал больше. Плюнув на возможную скрытую съемку, Билл снял с себя всю одежду и отправился в воду.
Тело расслабленно лежало на воде, ласкаемое волнами. Он млел, закрыв глаза. Волосы щекотали спину. Удивительное ощущение купаться без одежды. Возникает странное чувство единения с природой, возвращения к истокам. Ничего не мешает, не давит, не жмет. Будь его воля, он бы всегда купался так — голышом. Приятно. Потрясающе приятно. Билл улыбнулся. Ему всегда нравилась вода. Когда они ездили с Томом в бассейн в детстве, то брат с удовольствием резвился с мальчишками, прыгая с бортиков и тумбочек, а Билл любил лежать вот так в виде звезды, лежать и ловить непередаваемый, ведомый только ему одному кайф. Он приподнял голову, пытаясь понять, как далеко его отнесло от берега, принял вертикальное положение и обнаружил, что ноги не достают до дна. Так… Если учесть, что плавает он в целом очень плохо, то… Главное не паниковать! Надо понять, где берег. Дьявол! Его же даже не услышат! Он вдохнул побольше воздуха и нырнул, вытянув носочки и работая руками, погружая тело, как можно глубже. Если он достанет ногами до дна, значит берег рядом. Если нет… Том не оценит эту шутку. Том расстроится. Том сильно на него обидится. А утром рыбаки выловят его распухшее тело. Голое. Увидят и черте что подумают! Билл представил себя мертвым, голым и распухшим и очень испугался. Он, Билл Каулитц, не может быть мертвым, голым и распухшим! Не имеет права! Том же его потом убьет, если он утонет! Ноги коснулись дна. Так, глубина чуть больше двух метров. Радует.
Он вынырнул, закрутил головой, пытаясь определить направление к берегу. Чернота. Том! Том!!! Помоги! Стало страшно. Страшно от того, что вроде бы и жив пока еще, и не утонул, не распух, а положение все равно хуже некуда. Где этот чертов берег? Том!!! Том!!! Пока ты там трахаешь телку, твой брат погибает! Том!!! Он начал паниковать. Резко крутился вокруг своей оси, вглядываясь в темноту. Напрягал слух, пытаясь услышать хоть какой-то шум, кроме шелеста волн.
— Том!!! — завопил он от страха. — Тоооом!!! Помогите! По-мо-ги-те!!!
Он любил трындеть в интервью о своей ментальной связи с братом, рассказывать, как Том чувствует его на расстоянии, как перехватывает его мысли, понимает, что хотел сказать Билл еще до того, как Билл откроет рот. На самом деле никакой братской связи не было и в помине. Они так много времени проводили вместе, что знали друг друга как облупленные. Сейчас же Билл готов был продать душу, лишь бы Том каким-то чудесным образом оказался на берегу и спас его. Он хотя бы плавать умеет нормально…
— Том!!! — провыл он с отчаяньем. — Спаси…
Где-то зазвучала мелодия. Билл встрепенулся и вытянул шею, прислушиваясь к звукам. Телефон? Он напряг слух, боясь упустить направление сигнала. Только не клади трубку! Том, милый, только не клади трубку.
Звонок прервался.
Билл чертыхнулся. Кажется, плыть надо в ту сторону? Он осторожно начал перебирать руками и ногами. Нет, кажется не туда…
Телефон опять затренькал.
Закрыв глаза, он просто поплыл на звук, умоляя брата не класть трубку.
Через несколько метров попробовал встать на ноги. Пальцы коснулись дна, но еще слишком глубоко. Только не сбрасывай вызов… Том, пожалуйста…
Через пару минут Билл рухнул в воде на четвереньки, тяжело дыша. Уткнулся носом в ладони, рискуя схватить волну в рот, и хмыкнул — ментальная связь в действии, черт побери! Телефон снова ожил. Кое-как поднявшись, он подошел к одежде и вытащил спасительную соломинку.
— Твою мать! Ты где? — заорал Том в ухо.
— Пытался свести счеты с жизнью, — усмехнулся Билл, скидывая сосульку прядки с лица.
— Я не спрашиваю, что ты делаешь? Я спрашиваю, где ты?
— Я не знаю, — всхлипнул против воли он. — На берегу.
— С кем?
— Один.
— Что ты там делаешь один?
— Купался.
— Пьяный?
— Том, я не пьяный. Я уже трезвый.
— Я убью тебя! Ты же плавать ни хрена не умеешь! Стой там, где стоишь, я сейчас за тобой приду. Ты меня понял, идиот? И отойди от воды, чтоб рядом с ней тебя не видно было!
— Том… Я чуть не утонул…
— Я тебя сейчас сам утоплю! Собственными руками! Урод!
Билл улыбнулся и встал так, чтобы за пальмой его не было видно. Надо немного обсохнуть и одеваться. Сейчас придет Том.
Том действительно появился минут через пятнадцать-двадцать. Злой и раздраженный. Окинув мокрого брата презрительным взглядом, он всучил ему фонарик и велел не отставать.
В бунгало Том загнал Билла в ванную отогреваться, заказал горячее молоко с медом, и плюхнулся в гостиной смотреть телевизор.
— Как прошел вечер? — спросил Билл, садясь на другой конец дивана.
— Шикарно, пока ты не свалил куда-то.
— Я, между прочим, ждал тебя два часа, — обиделся он.
— Я, между прочим, не просил тебя торчать около дверей.
— А в баре ко мне приставать начали.
— Кому ты нужен? — ухмыльнулся Том. — Я к тебе девушку нормальную послал, а ты обложил, бедняжку, и ломанулся, как лось, к дверям. Ты же хотел с кем-то познакомиться, я тебе телку организовал. Билл, что за детский сад?
— Не надо мне никого организовывать! Я сам как-нибудь справлюсь!
— Ты зачем ночью в воду полез? Ты же плавать не умеешь. Нельзя ночью купаться, берега не видно.
— Ты почувствовал, как я звал тебя? — расплылся в улыбке Билл.
— Нет, я пришел в номер, увидел, что тебя здесь нет. Так как меня подвезли по дороге, и там тебя тоже не было, то я решил, что ты пошел по берегу. Я позвонил. Ты не ответил. Я еще раз позвонил…
— А я думал, что у нас связь… Как ее? Ментальная…
Том тяжко вздохнул и скептически посмотрел на брата.
Билл покраснел.
— Расскажи мне о своей Луизе. Как прошло все?
— Хорошо. Мы помирились. Немного потанцевали. Погуляли по берегу. С ней очень интересно. Она многое знает. Учится в художественной академии. Она такая утонченная, очень вежливая, правильная. Но в то же время, не зануда и не напрягает. Знаешь, мне с ней легко. Вот как будто она часть меня…
— Ты ее трахнул?
— Мы даже не целовались.
— Том, — протянул Билл. — Ты что? На тебя это совсем не похоже…
— Сам удивляюсь. Она… Я не знаю… У меня состояние такое, как будто я грубое деревенское быдло, а она настоящая аристократка… Мне кажется, ей со мной не интересно… Всё, что я говорю — бред. У меня рядом с ней язык каменеет. Представляешь?
— Нет, — искренне затряс головой Билл, вытаращив глаза. Он ушам своим не верил — Том боится ее, комплексует, дергается?
— Мы договорились с ней встретиться завтра днем в ее отеле. Пойдешь со мной?
— Ну, зачем я тебе нужен? Я лучше на гидроцикле покатаюсь и на парашюте полетаю. Давно хотел.
Том как-то нервно вздохнул и поджал ноги.
— Эй, — тронул его за плечо Билл. — Ты чего? Том, ты же самый сексуальный в Европе… — лукаво улыбнулся, — …после меня, конечно. Эй… Да она от тебя без ума…
— Я не нравлюсь ей. Я чувствую это.
— Ну не нравишься и не нравишься, найдешь другую. Хочешь, завтра куда-нибудь поедем, погуляем? Можно в столицу махнуть. Я не узнаю тебя. Сколько переживаний из-за девочки на одну ночь, из-за глупого курортного романа. Ты не увлекайся так…
Том поднял на него глаза и опять вздохнул.
— Поздно.
Билл посмотрел на часы.
— Да, действительно, поздно. Пятый час уже, пошли спать.
— Пошли. Как позвонить на ресепшен и попросить, чтобы они меня в одиннадцать разбудили?
— Том… — округлил глаза Билл.
— Мы в двенадцать договорились встретиться у нее. Пойдем на пляж.
— В самую жару? — скривился он.
Том кивнул (дреды смешно подпрыгнули) и вразвалочку отправился к себе в комнату.
Билл улыбался, проводив его взглядом. У них прекрасные отношения. Том всегда всё рассказывал брату. Тот отвечал ему полной взаимностью. Они поддерживали и помогали друг другу в любой ситуации, стояли друг за друга горой. Том мог прийти в любое время и вывалить на Билла всё, что наболело, всю радость, все горе, посоветоваться, поныть, позлиться, поругаться. И Билл знал, что когда он сам в очередной раз заявляется к брату в дурном настроении, расстроенный, радостный, счастливый, то Том точно так же выслушает, утешит, поддержит, поможет. Они самые близкие друг другу люди. И если Том хочет общаться с этой девочкой, то пусть общается. Билл потерпит. Будет слушать его, советовать что-то, поддерживать. Ну а как по-другому? Они же братья…

0

3

Глава 3.

Если бы его жизнь делилась на главы, то эту бы главу он назвал «33 несчастья Билла Каулитца и другие неприятности». И ему было на что обижаться. С появлением Луизы в жизни Тома, его жизнь разделилась на счастливое до и одинокое после. Да и «терпелка» кончилась уже через пару часов, после более плотного общения с девушкой.
В тот несчастливый день, когда Билл размечтался полетать на парашюте, привязанный крепкой веревкой к катеру, Том уговорил его пойти с ними, так как одному страшно. Билл не понял, чего именно испугался их самоуверенный ловелас, но пойти после некоторых уговоров все ж согласился. Ах, если бы он знал, какую подставу готовит брат, то не пошел бы ни за какие миллионы.
К их приходу Луиза уже накупалась и решила перекусить. Это было очень кстати, так как близнецы не завтракали, отчего Билл был хмурым и необщительным, а Том хоть и общительным, но все равно хмурым. Заказав себе сандвичи с мясом и много кофе, а Луизе фруктовый салатик и сок, молодые, как прозвал про себя парочку Билл, решили поговорить. И, собственно, ничего не предвещало плохого…
— Том, я все хотела спросить, а где ты учишься? — мило спросила девушка.
— Я… Э… — костяной язык Тома был на лицо. Билл почему-то решил, что брат вчера глупо врал. Оказалось, что он еще и приуменьшил всю глубину своего несчастного падения.
— Мы с Томом учимся в музыкальном училище, — нашелся Билл.
— Ого! — округлила она глаза.
— Да, — развалился в кресле парень. — Я на вокале, а Том все больше с гитарой практикуется.
— Классическая гитара, — зачем-то соврал Том. — Фламенко.
— Боже! Ты играешь на гитаре? — Луиза аж вперед подалась, восторженно уставившись на старшего Кау. — Фламенко! Это моя мечта!
Том расслабился, улыбнулся стыдливо. И даже покраснел, чего за ним Билл не замечал уже лет триста. Потом Билл подумал, что это великое счастье, что брат не привез гитару с собой. Он, конечно, гитарист, но вряд ли сей особе придется по вкусу его фламенко.
— Том, а почему так мало женщин, исполняющих фламенко? Это же настоящая дискриминация!
— Потому что женщины слишком тупы, чтобы играть фламенко! — сразу же пресек Билл дурацкие расспросы.
Девушка возмущенно приоткрыла ротик, потом взяла себя в руки и сообщила:
— Вообще-то, исследования позволяют с уверенностью сказать, что за всю историю фламенко было немалое количество гитаристок профессионального уровня. В качестве свидетельства могут служить гравюры и картины прошлого века, изображающие женщин, играющих на гитаре. Единственное, среди токаоров не называется ни одной женщины, а вот, например, среди байлаоров их было больше половины! Например, Матильда Куервас Родригес сравнивали с такими великими токаорами как Мануэль Молина и Рамон Монтойа. Говорили, что выступления этой замечательной гитаристки изумляли поклонников фламенко, а особенно тех, кто считал игру на гитаре привилегией мужчин.
— Я рад за них, — вымолвил Билл, отхлебывая кофе. — Но все-таки, согласись, мужчины играют на гитаре лучше, чем женщины. Например, в рок-музыке…
— Что ты сравниваешь? — фыркнула она. — Рок-музыка — это… это… это даже не музыка! Это… Это издевательство над музыкой!
И Билл понял, по какой причине Том вдруг стал играть фламенко.
— Что такое рок-музыкант? Три простых аккорда! На них же даже не учатся…
— Ну и что? — вдруг горячо возразил Том. — Вот Ван Гог тоже не получил систематического академического образования и вообще творить начал довольно поздно. Однако, благодаря дару, постоянным усилиям, труду и собственному неповторимому взгляду на мир, сумел создать подлинные шедевры.
Билл едва успел поймать падающую челюсть.
— Ну, у тебя-то есть образование, — спокойно пожала Луиза плечами. — По крайней мере, ты его получаешь.
«Угу, — подумал он. — Два раза на второй год и домашнее образование за деньги. Все ж Том ближе к Ван Гогу, чем к фламенко».
— Но Ван Гог прекрасно обходился без академий! — настаивал Том. Билл поставил локоть на стол и подпер рукой челюсть, с интересом уставился на брата. — Его картины живут собственной полноценной жизнью, они динамичны, постоянно пребывают в движении, преобразуются и видоизменяются. Они могут быть источником жизни для человека, рождая злаки и вскармливая виноградники, а может отвернуться от него, следуя собственному пути.
— Это ты про «Красные виноградники в Арле»?
— Да, в ней художник воспевает торжество жизненных сил, благодаря символике динамичных пурпурных, буро-красных, оранжевых сочных оттенков. Картина словно звучит, она превращается в гимн природе. Это моя любимая картина.
— Я сок еще принесу, — проблеял Билл, быстро ретируясь с места ожесточенного спора. Интересно, где брат нахватался этой ерунды? Он же еще вчера был совершенно здоров! Господи, а если оно заразно? Вдруг это передается через поцелуи? Да что же это делается, граждане!!! Какой Ван Гог?! Откуда?!
Он стоял у барной стойки и нервно грыз ноготь большого пальца, пытаясь совладать с рвущимся наружу ужасом. Том в жизни не интересовался никаким Ван Гогом, не играл фламенко, а самое главное — не прогибался перед девушками. Обычно именно они вешались на него гроздьями, и ему вполне хватало собственного красноречия, чтобы удержать внимание девиц. Что сейчас происходит? Ладно, Билл, успокойся, все хорошо. Наверное, он работает по какой-то сложной схеме, так как, видимо, девица просто так не дается. Курортный роман. Времени много. Можно и поразвлекаться. Но с какого перепугу Том вдруг начал говорить о Ван Гоге?
Когда он вернулся, молодые все еще, перебивая друг друга, громко спорили о злосчастном Ван Гоге:
— Для импрессионистов цвет интересен главным образом как средство передачи натуры, а для писавшего широкими вихреобразными мазками Ван Гога он был символом, выразительным средством! — на одном дыхании выдал Том.
— Ну, я не спорю, но так же фовизм…
— А пойдемте кататься на банане! — перекричал их Билл. — Что вы все о Ван Гоге да о Ван Гоге? Дайте человеку в раю спокойно в карты поиграть. Он уже весь обыкался.
— Почему в карты? — сдвинула бровки Луиза.
— Ну а чем там в раю можно еще заниматься? Там же скучно, — он дернул плечами и медленно отправился к причалу, где кучковались развлечения.
Банан был занят. Зато свободен катер с парашютом. Расспросив подробно что и как, Билл уже собрался радостно доверить свое драгоценное тело загорелому юноше с широкими плечами и явно вставными зубами, как вдруг Луиза сказала:
— А можно я первая?
— Конечно! — подпрыгнул Том. Вскочил на катер и подал ей руку.
Биллу осталось только недовольно сложить губки в виде куриной жопки. А потом и вовсе зло прищуриться и закусить нижнюю губу.
— У нас горючего всего на две поездки, — сообщил второй юноша с менее широкими плечами, более загорелый, с кривыми зубами и ногами.
— Ну хорошо, сначала Луиза, потом я, — согласился Билл нехотя.
Они отплыли от берега, договорились на какую высоту поднимают девушку, надели на нее снаряжение, и тут выяснилось, что Луизе страшно. Билл чертыхнулся. Том тут же все уладил: решили, что полетят вдвоем. Ну чтобы не страшно было… Запаковали Тома. Подняли пару в небо и неспешно поплыли вперед. Билл сидел внизу, изучая приспособление с веревкой, и следил, чтобы, не дай бог, брат не сорвался. Через несколько минут их опустили. Девушка что-то возбужденно рассказывала, делала она это так быстро и с такой жестикуляцией, что Билл отодвинулся подальше и половину не понял. А потом… Потом Том жалобно посмотрел на брата и… Луиза отправилась под облака одна. Она болтала ногами и махала ребятам рукой. Том махал в ответ и подпрыгивал, как дитё, увидевшее впервые змея. Билл тоскливо закатывал глаза и даже не считал нужным скрывать раздражение.
— Скажи мне, что это за херня такая? — спросил он, когда Том перестал скакать и все ж сел рядом с ним на лавочку.
— Ты про что? — скорчил невинную мордочку тот.
— Про Ван Гога… Про фламинго…
— Фламенко… — Том потупился, став серьезным.
— Только не говори мне…
— Она вчера сказала, что Ван Гог — ее любимый художник…
— И ты всю ночь зубрил про него интернетовские страницы? — расхохотался Билл.
— Она не слушает современную музыку, она вся в искусстве… Я хочу говорить с ней на одном языке… Хочу, чтобы она меня слушала, чтобы понимала меня, хочу, чтобы ей было интересно со мной. — Том отчаянно не смотрел брату в глаза. — Я хочу, чтобы она любила меня…
— Том, ты потеряешь так себя! Потерял! Ты в первую очередь должен оставаться собой. Ты же сейчас всего лишь красивая обертка. Копни глубже — и она моментально раскусит тебя. Как ты будешь сейчас от своего фламенко отбрыкиваться? А если она скажет, что ей не нравятся твои дреды? Ты их отрежешь? А если она узнает, что ты играешь тот самый рок на трех аккордах, да еще в группе, которую боготворит пол-Европы, а вторая половина ненавидит и презирает? А если она узнает, что я крашусь? Том… Ты должен быть собой! На фиг тебе ее любовь? Трахнул и разбежались…
— Билл, — он с тоской и опаской посмотрел ему в глаза. — А если я ее трахну, и Луиза мне разонравится? Ты же знаешь, что как только я достигаю цели, она перестает меня интересовать… А если я ее трахну и потеряю к ней интерес?
— Я поблагодарю небеса за это. Между прочим, была моя очередь летать! Почему я должен уступать свой парашют твоей девушке?
— А мне бы ты уступил?
— Тебе — да.
— Спасибо, брат! — заржал Том и крепко его обнял.
— Она — не ты, — оттолкнул его Билл.
Катание на банане едва не стоило ему жизни. Маленький спасательный жилет был только один, и заботливый Том напялил его на Луизу. Билл же из нормального вываливался в силу своего более чем скромного телосложения. Но он как-то не обратил на это внимания, не затянул ремешки, уселся позади брата, обхватил его за талию и приготовился к приятной поездке с последующим купанием. Все шло по плану. Они с ветерком проехались пару раз вдоль берега, потом их резко развернули, и ребята с громким визгом плюхнулись в воду. Однако из-за скорости Билл слетел не так, как надо, выскочил из жилета, зацепился ногой за веревку и чуть не утонул. Он бы ничего не сказал брату, кабы тот хотя бы поспешил на помощь. Но брат был занят Луизой и не заметил, что Билл нахлебался воды. Его за волосы выловил спасатель. Он распсиховался, разобиделся и, вернувшись на берег, ушел в отель. И что вы думаете? Том даже не позвонил! Билл накрутил себя еще больше. К вечеру он походил на взбешенного льва, разве что грива беспорядочно развевалась по ветру, а не стояла дыбом. Просидев все оставшееся время в Интернете, он залег спать глубокой ночью, мысленно пообещав себе, что устроит Тому самый настоящий бойкот, как только он заявится домой. Ибо нефиг! Дурацкая Мэри Сью!
Том был совершенно не против бойкота. Казалось, он был даже за. По крайней мере, он полностью избавил брата от своей персоны еще до того, как тот проснулся, не звонил, не слал смски и никак себя не проявлял вообще. Билл только обнаружил, что он заходил переодеться, сменив одни шорты на другие. Парень фыркнул и решил провести день по своему усмотрению. И самое главное, без ненавистной Луизы, из-за которой его брат стал тряпкой. А чтобы Тому было сразу понятно, что Билл не намерен общаться с ним, что поставил его в полный игнор и вообще, ему неприятно его общество, он… оставил телефон на столе. Пусть звонит. Билла все равно нет дома.
Сначала он осуществил свою мечту и раза три полетал на парашюте, радостно вцепившись в стропы, болтая ногами и крича от удовольствия. Где-то глубоко внутри свербел червячок, что было бы круто, если бы Том видел его сейчас такого счастливого. Но Тому было все равно. Нет, Тому было класть и плевать, он был занят Луизой. Вот и пусть занимается ею! Наверно, обзвонился весь.
Затем Билл еще пару раз побултыхался с банана. В этот раз жилет с него не соскакивал, ноги ни в какие веревки не впутывались, и вообще все прошло чудесно.
Удовлетворив свои скромные потребности в развлечениях, он арендовал гидроцикл и покатался по окрестностям, сплавал к соседнему острову. Обогнул его, убедившись, что их остров почти в три раза больше, а народу на порядок меньше. Приятно жить в уединении.
После обеда Билл решил, что надо зайти в SPА-центр. Общение с Луизой лишило его всяких сил, сделало раздражительным и конкретно испортило хорошее настроение, которое следовало немедленно вернуть назад. Для начала маленькая шоколадная девушка с красным пятнышком между бровей устроила ему ореховый пилинг: погрузила его тощее тельце в какое-то глубокое корыто и засыпала опилками из молотых орехов трех сортов. Все это подогревалось откуда-то снизу и божественно пахло. И все полчаса, которые Билл провел в этой опилочной ванне, он пытался вспомнить, как оно называется. Разум постепенно расслаблялся, уступая место лени и сонливости.
Затем ему велели выползти из опилок и проследовать на стол, где долго и приятно натирали каштановым медом. И вновь отправили в хаммам, как подсказала улыбчивая девушка. Но в этот раз не бросили одного, а начали массировать кожу голову, шею и плечи. Билл продержался всего несколько минут, потом заснул.
А проснулся оттого, что его опять массируют. Несколько девушек ласкали ступни и руки. Та, что массировала голову, теперь нажимала какие-то точки на лице. Он чуть косоглазие не заработал, пытаясь понять, что это за фигня такая. Проворные пальцы быстро перемещались по одной им ведомой схеме, делая то безумно приятно, то откровенно больно. Билл вновь расслабился, отдавшись в руки девушек.
Позднее его опять переложили на стол, и снова массировали, немного больно, немного неприятно, разгоняя проблемные места, разогревая и без того горячие мышцы. А потом… Потом Билла засунули в какую-то камеру, где под большим напором по телу сквозь тонкую резину били струи воды. Его качало, как на волнах, под ним разыгрывалась морская буря. В общем через четыре часа Билл вышел из центра в состоянии невесомости, приятной гибкости и абсолютном умиротворении. И его в настоящий момент беспокоило только одно — Том, наверное, с ума сошел, его разыскивая.
На телефоне был всего один звонок.
От мамы.
Билл хотел обидеться, но вместо этого заказал в номер всякой вкусности и уселся ужинать. Один, при свечах, глядя на волшебный безмятежный океан.
Глава 4.

— Билл! Билл! — тряс его кто-то за плечо. — Проснись!
Билл лениво повернулся на другой бок и приоткрыл один глаз, потерев второй.
— Я ей нравлюсь!
Он промычал «угу», причмокнул и опять повернулся к брату спиной.
— Я чувствую это! Она сказала, что ей со мной интересно! Представляешь? И даже подставила щеку для поцелуя на прощание! Я поцеловал ее!
— В щеку? — хмыкнул Билл, шумно зевая. — Достижение, ради которого меня, действительно, стоило разбудить.
— Ты не понимаешь!
— Уж куда мне?
— Мы гуляли, держась за руки! Она смеялась над моими шутками! Я так нервничал, переживал, я боялся рот открыть. А она смеялась. И мне кажется, что я ей нравлюсь! — Том развалился рядом. — Как ты думаешь, если я ей скажу, кто мы, она меня бросит?
— Боюсь, что, если ты скажешь, кто мы, мы от нее никогда потом не отвяжемся. Том, я тебя предупредил насчет последствий? — сквозь зевок пробубнил он.
— Ты такая зануда, — скривился Том. — Все нудишь-нудишь… Ну сколько можно? Она мне нравится, понимаешь? С ней интересно. Луиза такая эрудированная, она так много знает, так интересно рассказывает. И сегодня она слушала меня! Представляешь? Она меня слушала!
— Том, — приподнялся Билл на локтях, глядя на него единственным проснувшимся глазом. — У тебя вчера брат чуть не утонул, представляешь, а ты на это забил! Вообще забил.
— Ну о тебе ж позаботились, — дернул плечами он и хитро улыбнулся.
— Мне не нравится Луиза, — жестко произнес Билл, все-таки открывая второй глаз.
— А мне нравится, — спокойно отозвался Том, одарив брата мечтательной полуулыбкой. — И завтра мы едем в Мале в Султанский парк и Национальный музей. Луиза говорит, что там хранятся прекрасные троны Мальдивских султанов и каменная голова Будды.
— В добрый путь. Я хочу завтра пройти обертывание шоколадом и массаж песочком. У меня такой стресс от твоей Луизы, что мне срочно нужна мощная доза релакса.
— Ты не понял, мы едем вместе с тобой. Луиза обещала, что это будет интересно.
— Зачем вам я? — простонал Билл.
— Я не могу оставить тебя здесь одного. Стоит мне отвернуться, ты норовишь утопиться. Я что матери скажу?
— Расскажешь ей про Луизу, она сразу же проникнется. Я не поеду.
— Поедешь!
— Категорически не поеду!
— Поедешь. И можно я надену твои джинсы и футболку?
— Нет!!!
Ровно в девять утра они погрузились в маленький гидросамолет и полетели в Мале смотреть на каменную голову Будды. Билл недовольно пялился в иллюминатор, изредка бросая косые взгляды на брата в своих любимых джинсах и футболке без рукавов. Том не обращал на него никакого внимания, внимательно слушая подробной рассказ девушки о самой маленькой столице в мире.
— Ты только подумай! Ее площадь всего два квадратных километра, и на таком пятачке умудряется жить шестьдесят пять тысяч человек! А вместе с нами, туристами, там будет более ста тысяч человек! Я посмотрела карту, большинство сувенирных магазинов расположены в северной части острова вдоль Чаандани Магу. Джумури Майдан самая популярная площадь в городе. Там всегда очень много народа — и местных, и иностранцев. Это своеобразное место встречи. А напротив Джумури Майдан, находится Исламский центр с большой мечетью…
— В мечеть не пускают девушек, — проворчал Билл.
— Если они нормально одеты, то пускают, — парировала ходячая энциклопедия. — И мы, кстати, увидим ее золотые купола с моря. Там, знаете, что самое интересное? Деревянная резьба и арабская каллиграфия. А через дорогу от мечети Национальный парк и Дворец Султана. Правда, здорово?
— А-фи-ге-ть, — буркнул он. — А если я отстану от вас и заблужусь?
— Не заблудишься. Здесь все улицы выходят на три основные дороги, так что тебе надо всего лишь попасть к Рыбному рынку на севере к шести часам вечера, а там уж нас будет ждать корабль до дома. «Парадиз» называется, запомнишь? «Парадиз», то есть «Рай», — приветливо улыбнулась она.
— Не бойся, мы без тебя не уплывем, — похлопал его по плечу чрезвычайно довольный Том.
Билл поджал губы и отвернулся.
Мале с неба выглядела как лишай на боку синешерстного зверя. Все такое красивое, живое, воздушное и вдруг это… При снижении это постепенно преобразовалось в маленькие низкие дома-муравейники, какие-то проплешинки зеленого и в машинки-блошки, которые медленно ползали по ниточкам дорог. Гидросамолет плавно сел на воду и подрулил к пристани. Пассажиры неспешно покидали уютный салон.
— Я надеюсь, мы не будем ходить в куче за цветком с наушником в ухе? — мрачно поинтересовался Билл, заметив гида.
— Знаешь, я вчера многое прочитала о Мале, купила в лавке путеводитель, так что, думаю, экскурсовод нам не нужен, — улыбнулась Луиза. — Мне бы хотелось, чтобы тебе тоже было интересно.
— Мне гораздо больше был бы интересен массаж-обертывание «Горький шоколад» с красным перцем чили с последующим увлажнение тела ванильным гелем, — усмехнулся Билл, закидывая сумку на плечо. — И потом, я терпеть не могу ходить пешком.
— Ну надо же когда-то начинать, — в тон ему отозвалась девушка.
Они брели по узким улочкам. Том с Луизой о чем-то болтали, Билл просто глазел по сторонам. Иногда она принималась что-то рассказывать громче, и в целом, ему действительно было интересно послушать и узнать что-то новое. Мимо ездили маленькие машинки, рискуя размазать их по стенам близкостоящих зданий, сновали велосипедисты, прогуливались такие же зеваки, как они. Луиза внимательно рассматривала карту, крутя ее то так, то эдак, прокладывая им маршрут. Иногда ворчала, что карта неточная и по ней они вот-вот заблудятся. По дороге они заходили в какие-то маленькие музеи, больше похожие на сувенирные лавочки. Билл быстро окидывал взглядом помещение и выходил. Подолгу ждал брата на улице. Курил. Скучал. Том же, судя по всему, готов был следовать за Луизой на край света, лишь бы вместе. Билл заметил и то, каким мягким был его взгляд, обожающим, облизывающим. И то, как у Тома иногда дрожал голос. Как несмело он приобнимал ее за талию. А потом, когда становилось ясно, что девушка не против, расстояние между ними сокращалось и бок терся о бок. Они шли с одной ноги. Они держались за руки. И смотрели друг на друга: Луиза чуть насмешливо и задорно, а Том смущенно и взволнованно. Билл даже чувствовал внутреннюю дрожь брата, его неуверенность в себе, его страстное желание понравиться. Билл все больше молчал, думал о своем. В голове роились тысячи мыслей, рождались какие-то обрывки стихов, рифмованные строчки. Рождались и умирали, забывались. Где-то отдаленно разум говорил, что он должен быть счастлив, так как ходит по такой уникальной земле, что вписывает ее дух, узнает новое. Что сейчас он один, без охраны, как обычный человек, которым не был уже слишком давно. Только вот именно, что один. Он всегда был с Томом, они всегда были вместе. А сейчас между ними стоит девушка, из-за которой Том попросту забыл про него. И все из-за какого-то курортного романа с аристократичной полукровкой, мнящей из себя принцессу. Да и ладно, пусть бы развлекался, но зачем таскать его за собой, зачем показывать все эти чувства, тем более зная, что любовь эта закончится вместе с отпуском?
В мечеть Билл не пошел. У входа на него наорал кто-то из местных жителей, он так и не понял за что, из-за этого настроение испортилось окончательно. Сообщив хаму, куда тому стоит пойти, Билл сказал Тому, что подождет их в парке на скамейке, и, не обращая внимания на все протесты брата, твердым шагом ушел прочь. Он уже не знал, что больше его раздражает — Том, стелящийся травой перед девушкой, или Луиза, которой все надо посмотреть. К тому же парень проголодался, и единственной его мечтой было не осмотр достопримечательностей, а сытный обед в тихом ресторанчике.
Побродив по округе, он быстро нашел приятное с виду заведение, забился в угол зала и заказал еду.
Билл почти все съел, когда в ресторанчик заглянула влюбленная парочка. Словно специально села так, чтобы ему было хорошо видно. Он хотел сначала раскрыть свое присутствие, наговорить всякой гадости, потому что за два с лишним часа Том не позвонил ему ни разу, не спросил, где он и как он! Не позвал с собой обедать! Что вообще за ерунда? Они его взяли просто так? Ради развлечения? Чтобы лишний раз испортить настроение? И вообще, с кем Том приехал? На кого он его променял? Что они себе позволяют! А потом он увидел… нежность, от которой сам расплылся в приятной улыбке. Том держал ее за руку, целовал пальцы и смотрел в глаза. Луиза гладила его по щеке, легко касаясь кожи самыми кончиками пальчиков, и улыбалась так нежно, так сладко. Билл чувствовал, как теплеет в груди, как сходит на нет злость и раздражение. Они разговаривали. Он не слышал о чем. Но Том был счастлив. Не играл, не притворялся, он был действительно очень счастлив. В какой-то момент Биллу даже показалось, что брат боится отпустить ее руку, боится потерять контакт с девушкой. Потом он что-то ей объяснял. Опускал глаза, зажимал сложенные лодочкой ладони между ног и говорил, смешно морщась. Луиза улыбалась, что-то спрашивала, дотрагивалась до его плеча. Приободренный брат виновато смотрел из-под чуть опущенных ресниц, и Билл знал, что такой взгляд способен растопить какое угодно каменное сердце. И Луизино сердечко плавилось под его взглядами и улыбками, растекалось, как шоколадка на солнышке. Билл заказал себе еще чай и десерт. Не хотелось, чтобы его заметили, а если он будет сидеть просто так, то это будет нездорово.
Через полчаса Билл понял, о чем они разговаривают. Он готов был поспорить на голос, что Том сейчас рассказывает ей о том, кто такой Том Каулитц и чем он занимается. Брат изображал, как играет на гитаре, как поворачивает голову на ошибку кого-то из группы, как ведут себя фанатки и тянут к нему руки. Это все настолько знакомо, так естественно. Билл улыбался. Слава богу, кажется, все возвращается, Том становится Томом. Луиза, судя по всему, отнеслась к этому хорошо (кто бы сомневался?) и ее утонченный ум принял его трехаккордную душу. Ладно, Билл потерпит. Ради Тома. Еще полторы недели осталось. Уж полторы недели он потерпит эту Мэри Сью рядом с братом.
Том достал телефон и попытался кому-то позвонить. Билл на всякий случай отключил звонок. Спустя какое-то время, брат раздраженно швырнул трубку на стол, что-то сказал девушке. Та достала свой телефон и протянула ему. Он нехотя взял. Набрал номер. Билл ухмыльнулся, глядя на дисплей, — судя по перечеркнутой трубочке, здесь сеть не ловится. И как он раньше не обратил на это внимание? Теперь понятно, почему они не звонили и обедают без него. Том скинул вызов, качнул головой и недовольно закусил губу. Он волновался. Да, брат волновался за него. Приятно. Билл смотрел на него в упор и ехидно улыбался. Нет, он не покажется, не раскроется. Потом он пойдет гулять по магазинам, тратить деньги, а ты слушай свою ходячую энциклопедию, впитывай знания дальше.
Том резко повернулся в его сторону.
Они встретились взглядами.
На секунду его лицо вспыхнуло радостью. Потом удивлением. И, в конце концов, на нем отобразилась обида.
Луиза тоже посмотрела на Билла.
Билл улыбнулся и отправил в рот кусочек торта. Дьявол! Она же теперь не даст ему спокойно пошляться по магазинам…
— Надо же какая неожиданная встреча, — с сарказмом заявил Билл, подходя к ним после того, как доел десерт, допил чай и расплатился.
Том ничего не сказал. Лишь выразительно посмотрел.
— Мы искали тебя, — с укором глянула снизу вверх Луиза.
— Нашли же, — равнодушно пожал он плечами, надевая на лицо маску, выражающую вселенскую скукотищу.
— Том волновался.
— Угу, я заметил, — скривил он губы, опускаясь на стул.
Луиза исподлобья посмотрела на Тома и принялась сосредоточенно мучить шарик мороженого.
— Какие планы на ближайшие четыре часа? — елейным голоском прочирикал Билл.
— Мы хотели пройтись по магазинам. Исламский центр посмотрели весь. Конечно, жаль, что так быстро его обошли, нигде толком не задерживаясь… Там красиво… Просто Том сильно волновался… На самом деле волновался…
— Мы? — фыркнул Билл, словно кот, почуявший на своей территории чужака. Разве что не оскалился.
— Мы… — тихо пробормотала девушка. — Том, ты и я… По магазинам…
— У меня другие планы, — достаточно резко поднялся он, гордо вскидывая голову и обдавая притихшего брата волной презрения. — Не буду вам мешать.
— Билл, постой! — Луиза вскочила следом и схватила его за руку.
Он дернулся так, словно она окатила его кипятком. Девушка опешила. Отпустила запястье.
— Пожалуйста… Останься… Прошу…
Она не смотрела ему в глаза, повесила голову, скрыв лицо волосами. Руки сжаты в кулаки. Но не от злости, скорее от напряжения. Билл посмотрел на брата. Тот недовольно поджимал губы, глядя в никуда. Лишь ноздри раздувались.
— Только не таскайте меня больше по музеям, — миролюбиво улыбнулся он, возвращая зад на мягкий стул.
Потом они бродили по улочкам и заглядывали в магазинчики. И парочка терпеливо его ждала, пока он доставал продавца в лавке с бижутерией. Том только ухмыльнулся и вышел, пообещав, что будет поблизости, а Луиза ковырялась с ним в цепочках, кулончиках и подвесках, показывала что-то интересное с ее точки зрения, оценивала, как все эти цепи смотрятся на Билле. Они перебирали кольца, и парень отметил, что у девушки неплохой вкус и что некоторые вещи, которые она ему показывает, пока он примеряет что-то одно, весьма и весьма симпатичны. Набрав всякой всячины килограмма на полтора, они покинули лавку. При этом себе девушка выбрала всего одни ассиметричные бусы с красивыми камнями, остальное Билл набрал себе.
В другой лавке Луизе понравилась яркая туника с красивым рисунком, нанесенным вручную. И Билл даже отметил, что девушка-то в целом миленькая, не красавица, но вот такая… очаровательная. Они больше не говорили об искусстве, не обсуждали Ван Гога, и она не блистала своими знаниями по поводу архитектуры и истории Мальдив. Лишь изредка, когда они проходили мимо какого-то интересного здания, девушка сыпала терминами и взахлеб рассказывала, какое тут все замечательное, потом ловила на себе скучающий взгляд Билла и замолкала.
Пока она выбирала чай в чайном магазинчике, близнецы курили на улице.
— Ты рассказал ей? — кивнул в сторону витрины Билл, затягиваясь.
— Она сама увидела. Я в музыкальный магазин зашел, хотел посмотреть, что там продается, диски перебирал, а она у отдела с журналами зависла. Потом, смотрю, а в том отделе все стены постерами обклеены… И наших штуки четыре. Да календари с нами же… Вижу, Луиза календарь полистала, журналы смотрит. У меня земля из-под ног ушла… Думал, что всё, сейчас она меня пошлет… А она подошла и спрашивает, как моя фамилия. У самой журнал в руках, пальчик между страниц… Я подумал, что глупо врать, потому что в журнале написано Том и Билл. Том с дредами и пирсингом в губе, Билл черный и с пирсингом в брови. Близнецы… Можно отмазаться, но выглядеть я буду по-идиотски. Я и сказал, что Каулитц.
— Она тут же повисла у тебя на шее от радости? — хмыкнул он.
— Нет. Она извинилась.
— Извинилась?
— Да. Сказала, что если бы знала, что я рок-музыкант, то не стала бы говорить то, что думает про нас. Я ответил, что все объясню ей, если она позволит. Предложил пообедать…
— А она?
— Ты же видел!
— Видел, но не слышал.
— Ну, я сказал ей, что на самом деле играю в нашей группе. Она знала о нас, много слышала, но как-то не обращала внимания, у нее абсолютно другие интересы. Ей нет никакого дела до нашей группы. Сказала, что и в голову не могло прийти, что близнецы Каулитц будут вот так одни отдыхать на курорте… Можно подумать, мы не люди… Я рассказал ей, что никогда не увлекался Ван Гогом, что не учился в музыкальном училище, так как у нас отец музыкант, что вообще… В общем, я ей все рассказал о себе. А она сказала, что ей будет гораздо приятнее, если я буду собой, чем буду казаться кем-то даже ради нее.
— И ты ей веришь? Том, ты готов к тому, что теперь эта деваха будет давать интервью о тебе, рассказывать, какой ты и что у тебя в штанах?
— Она не будет. Не знаю почему, просто я так чувствую.
— Ты идиот, — расстроено покачал Билл головой. — Кретин. Объясняться с менеджерами будешь сам. Она сдаст нас папарацци. Она продаст нас журналистам…
— Хватит причитать, а, — скривился Том. — У тебя паранойя уже. И кстати, Луиза, когда узнала, кто мы, сказала, что это во многом объясняет твое поведение. Она никак не могла понять, почему ты ведешь себя, как ревнивая дура, а потом поняла, что это не ревность, а элементарный страх перед новым человеком. Или все-таки ревнивая дура, а, Билл? — засмеялся он.
— Иди ты! — едва сдерживая улыбку, пихнул его парень. — Конечно, я тебя ревную. Был моим круглосуточно, а потом к телке ускакал, кошак недотраханный.
Каким-то непостижимым образом Луиза добилась того, что оставшийся путь домой она не бесила Билла, а, наоборот, весьма его радовала. Нет, девушка не замолчала, не спряталась, не исчезла, она болтала, как и прежде, только теперь ее вопросы заставляли парня много рассказывать о себе и их жизни. Делала это она настолько аккуратно и виртуозно, что Билл и сам не заметил, как выложил ей всё. Девушка искренне ими восхищалась, умильно хлопала ресничками, восторженно открывала ротик и спрашивала, спрашивала, спрашивала. Том, распустив хвост подобно павлину в брачный период, малость привирал свою значимость в группе. Билл хихикал и поддакивал. Рассказывал ей, как пишет песни, как рождаются стихи, как он чувствует их, как приходят внезапно маленькими вспышками в сознании. Том изображал, как прибегает к брату с гитарой, и они вместе придумывают мелодию. Или Билл врывается к Тому и пытается ему что-то напеть, еще такое сырое, такое некрасивое, кривое, а тот уже знает мелодию, подыгрывает. Случалось, что они спешили друг к другу, показать, что пришло в голову, сталкивались в коридоре и наигрывали-напевали новую песню. Луиза заразительно смеялась и рассказывала, как у нее точно так же вспыхивают в голове картины, и она старается записать-запомнить все самые мелкие детали, чтобы потом ничего не упустить. Как видит мир, в каких красках, какие штрихи добавила бы, а что убрала бы… Она говорила о Ван Гоге… Только теперь спокойно и понятно, о том, какое влияние художник оказал на ее творчество, как научил видеть мир кончиком кисти, как заставил его оживать капельками красок. И Том больше не обнимал ее за талию при Билле (хотя смотрел все так же влюбленными щенячьими глазами), а лишь иногда брал за руку и шел совсем рядом, с одной ноги, бок о бок…
— Давайте пойдем на дискотеку, — предложил Том, когда они высадились на берег своего острова.
— Только сначала поужинаем, — проворчал Билл, оставшийся голодным на корабле из-за того, что решил не дотрагиваться до еды сомнительного вида.
— Было бы здорово, — поддержала его Луиза, которая тоже не ела из-за того, что ее укачало.
— Я закажу, — рассмеялся Том, глядя на бледно-зеленых друзей. — А потом на дискотеку. Хочу веселиться!
— Мы у нас будем ужинать или у вас? — спросила девушка.
Билл пожал плечами. Он устал и ему было все равно, где ужинать, лишь бы побыстрее.
— У нас места больше. У вас же малюсенький номер, а у нас целое бунгало с бассейном и джакузи.
— Тогда дайте мне десять минут, чтобы переодеться.
— О, нет, — простонал Билл.
— Я быстро, правда, — улыбнулась Луиза, приглашая ребят пройти вперед по мостику через искусственный ручей.
Девушка жила в основном корпусе в номере, размером меньше их кухоньки в бунгало, но в целом Биллу там понравилось: уютно, миленько, приятно, а самое главное, нет насекомых, которые иногда встречались у них. Собственно, выбирая отель и вид домика, близнецы как раз ориентировались на то, чтобы всяким тараканам, гусеницам и ящерицам попасть в помещение было максимально тяжело. Хотя расстояние в 200 метров от берега мало останавливало гадов ползущих и летающих, некоторым это все равно удавалось, поэтому Биллу приходилось тщательно проверять свою постель на наличие незваных гостей, перетряхивать пледы, ходить в тапочках по коврам, глядя под ноги, и прежде чем сонно засовывать щетку в рот, убеждаться, что на ней не сидит никакого паразита. А еще Билл понял, что Том тут явно бывал. В отличие от него, брат не осматривался, а сразу же плюхнулся в кресло, закинув ноги на подлокотник, и включил телевизор. Луиза скрылась в спальне. Через минуту послышался звук льющейся воды. О, нет, — закатил Билл глаза, — это надолго…
Она появилась минут через пятнадцать, одетая в короткое шелковое платье, при легком макияже. Волосы чуть влажные у шеи, расчесаны и слегка уложены. На ногах сандалии, тесемки которых переплетены чуть ли не до колен. Красивая. Это даже Билл отметил. Том опять-таки привычно улыбнулся, словно видел ее такой каждый день, поправил тонкую бретельку (скорее специально провел пальцами по загорелому плечику), коснулся губами щеки. Она ответила мягкой полуулыбкой. У Билла что-то нехорошо кольнуло в груди — то ли ревность, то ли зависть, то ли еще какое-то непонятное чувство.
Они ужинали при свечах на террасе. Вечер был очень тихим, океан мягко шуршал где-то вдалеке. Вода в бассейне казалась большим, хорошо начищенным зеркалом. Том еще включил подсветку и вокруг стало волшебно. А где-то на берегу почти неслышно звенели цикады. Все было так спокойно, умиротворенно. Луиза на этот раз рассказывала о поездках на соревнования, о том, какие страны видела, какие там приветливые люди, пытала ребят об их перемещениях. Но тем особо и рассказывать-то было нечего. Они видели Европу в окно турбуса. Проезжали мимо памятников архитектуры. С людьми не общались. А к концу туров все страны обычно сливались в однотипную серую массу, в безумные лица фанаток, в вечный крик, протянутые руки…
Том достаточно уверенно ухаживал за ней. Билл наблюдал за парочкой, потягивая красное вино. В таком наряде, причесанная и накрашенная, с широким браслетом на тонкой руке, да еще в пламени свечи сквозь пурпур вина, она выглядела очень хрупко и нежно. Изящно. Красиво. Кстати, Том опять напялил его джинсы и футболку. Будет смешно, если брат сменит гардероб из-за этой девчонки. Будет очень смешно…
— Ну, мы идем? — повернулся Том, отложив вилку.
— А куда вы хотите пойти? — Билл чуть прищурился, разглядывая свой ремень, поддерживающий его джинсы на Томовой заднице. Эти штаны на Билле некрасиво висели, того и гляди, норовили свалиться, а на Томе сидели как влитые, подчеркивая бедра. Да и ремень не болтается, застегнутый на последнюю дырочку… А уж футболка, облепившая накаченное тело… Дьявол! У него в группе появился конкурент!
Брат, проследив за его сердитым взглядом, удивленно вскинул брови и усмехнулся:
— К нам. В смысле на нашу дискотеку.
— Вы идите, я попозже приду, — хищно улыбнулся парень.
Том захохотал:
— Хотел же «забыть» твою косметичку.
Билл расплылся в ядовитейшей улыбке:
— Я б тебе забыл.
Луиза шуток близнецов явно не понимала, поэтому просто скромно улыбалась в сторонке.
— Помни о последствиях, — наклонился к нему Том и выдохнул в лицо: — Папарацци только и ждут, когда же ты…
— Пошел ты! — увернулся Билл, хихикая. — Могу я хоть один день за неделю выйти в свет красивым?
— Правильно, надо своим мейк-апом разогнать всю местную нечисть.
— И только попробуй обделать мои штаны.
— Имей ввиду, дискотека заканчивается в два часа ночи, у тебя есть каких-то три с половиной часа, чтобы нарисоваться и уложиться. Постарайся успеть хотя бы к концу.
— Свали, — с улыбкой фыркнул Билл, презрительно глядя на брата. — А ты не помнишь, в какую сумку я ее положил?
Он собирался не очень долго — каких-то полтора часа. Вымыл голову и уложил волосы. Потом очень тщательно наносил тон и красил глаза, расчесывал необыкновенно длинные реснички, чтобы каждый волосок отдельно и никаких комочков. Вообще, Билл не любил ходить без косметики. Ему всегда казалось, что он страшный, уродливый, что все смотрят на его кривые зубы и косые глаза. Почему-то, когда его лицо, расписанное волшебной рукой визажистки, принимало из-за особого дымчатого макияжа вид африканской маски, он чувствовал себя увереннее, красивее. Нет, Билл чувствовал себя всемогущим богом! Но на острове глупо наносить макияж, если ты всегда в воде, а сегодня утром Том чуть ли не на коленях умолил его не подводить глаза перед поездкой, чтобы не испугать Луизу. Билл долго пялился в зеркало на лоснящуюся и чуть припухшую после сна физиономию, и, в конце концов, сдался. Уж больно жалкий вид был у Тома. Сейчас же Билл решил стать звездой вечера. Да, он будет опять сидеть в уголке и потягивать коктейли. Да, скорее всего он напьется от скуки, а потом придет в бунгало и рухнет спать, в очередной раз поворчав на Тома, что тот испортил ему вечер. Но ему обязательно надо быть сегодня красивым. Обязательно! Даже не понятно почему…
Дискотеку проводили на площадке около океана. Точнее, над водой построили стеклянный пол, оборудовали все это подсветкой (из-за чего под ногами сновали разноцветные рыбки), на пляже расставили столы, отгородив их друг от друга живой изгородью из какого-то плюща, а те, кому холодно, могли посидеть в просторном помещении. Том с Луизой заняли столик на улице, заставили его какими-то фруктами и канапе, заказали для Билла его любимые «Голубые Гавайи». Поэтому, когда богический Билл пришел на дискотеку, ему оставалось только занять место на любимом диванчике и наблюдать, как парочка отрывается под заводную музыку. Билл бы и сам потанцевал, но он еще недостаточно выпил. Может быть чуть позже. Пока же надо напиться. Что он и делал, меланхолично потягивая крепкий напиток через трубочку, эротично закусывая все это то клубничкой, то кусочком ананаса.
— Скучаешь? — подсел к нему детина размером с Биллова телохранителя, оставленного в Европе.
Парень презрительно перекривился и отвернулся, отодвинувшись чуть дальше.
— Какая сладкая девочка, — протянул тот с очень странным акцентом по-английски. Лицо какое-то неотягощенное интеллектом, голова рыжая — то ли ирландец, то ли американец. Волосатая рука скользнула по его коленке вверх по направлению к бедру.
Билл дернулся и сверкнул глазами. Верхняя губы раздраженно дрогнула. Но он быстро взял себя в руки и посмотрел на мужлана коронным взглядом разгневанного божества, а потом, тщательно проговаривая слова, спокойно и отвратительно вежливо произнес:
— Я хотел бы слиться с вами в экстазе, но, увы, воспитатели в детстве привили мне целый комплекс утомительных санитарно-гигиенических представлений, которые и мешают нашей с вами духовной близости.
Мужчина озадаченно склонил голову на бок.
Билл скинул его руку.
— Если вы немедленно не уйдете отсюда, я буду вынужден пригласить охрану.
— Я просто хотел поговорить, — ничуть не смущаясь, положил руку ему за спину дядька. — Мне кажется, что такая куколка, как ты, — прекрасный собеседник. Откуда ты, детка?
— Послушайте, если вам нужен собеседник, то купите себе хомяка. Желательно глухого, — цедил сквозь зубы Билл, отодвигаясь еще дальше. По-хорошему, надо или закатывать скандал, или звать охрану, или позорно бежать.
— Детка строптивая? Цену себе набивает? Хочешь, я куплю тебя, детка, у твоего папочки? — наклонился мужчина к самому его уху, обдав шею неприятным теплом, а нос запахом алкоголя и лука.
Билл, зажатый в угол, молчал, судорожно рыская взглядом по толпе. Куда запропастился этот чертов Том?!
— Ну что же ты молчишь, детка? Не бойся, я тебя не обижу. Я хороший дядя. Хочешь ягодку? — он взял клубнику и поднес ее к губам Билла. Тот взбешенно взмахнул руками, выбивая ягоду, и попытался встать. Вместо этого мужик схватил его за пояс брюк и швырнул обратно. — Сядь, соска. Подождем папочку. Ты что-то хотела сказать, не так ли?
— Я не имею ничего против тухлой крысиной печенки, но не считаю нужным вступать с нею в дискуссию, — зло зашипел Билл, предприняв еще одну безуспешную попытку вырваться. Какого черта Том занял такой уединенный столик?! Его тут сейчас на столе разложат и никто не поможет, никто не увидит! — Руки убери, мудак!
Мужик… Билл так и не понял, то ли его потрогали, то ли ущипнули… Мужик грубо запустил руку ему между ног, второй, которая так и лежала за спиной, ухватил за тонкую шею, вынуждая отчаянно вырывающегося парня сесть обратно.
— Мужчина, — раздался откуда-то абсолютно спокойный голос Тома, — вы так обращаетесь с моим братом, как будто у вас в кармане лежит запасная челюсть.
— Том! — истерично взвыл Билл, пытаясь забраться ногами на диван.
— Так детка приехала сюда с такой же соской? — хмыкнул он. — Сколько ты хочешь за него? — кивок в сторону запыхавшегося Билла, не прекращающего вырываться. — Проси, не стесняйся. Ну? Сколько ты хочешь за эту куклу?
— Соси член дохлого верблюда, ублюдок, — выплюнул Том, морщась от отвращения.
— Что?! — оскорблено подскочил тот.
Билл извернулся, укусил мужика за руку и рванул вперед, снося стол. Остановился на безопасном расстоянии, не смея бежать дальше и панически боясь за Тома, перед которым вырос этот шкаф.
— Да что же это такое, — удрученно вздохнул брат. — Почему вы постоянно всё переспрашиваете? Мне кажется, ваш девственный кругозор нуждается в срочной дефлорации.
Том был меньше мужика раза в два, а по весу так и вовсе в три, если не в четыре. Он не умел толком драться. Всегда берег руки. Наверное, даже больше, чем Билл берег голос. Они могли с ним покидаться чем-то тяжелым, поругаться, подраться, вцепившись в волосы, но руки для Тома всегда были самым святым местом его организма. И он ударил. Коротко, резко, очень сильно, без замаха. Ударил по лицу, разбивая нос и рот уроду, посмевшего коснуться его брата.
— О, я нашел гениальное описание вашей личности! — усмехнулся он, отходя на пару шагов назад. — Жидкий мозг на твердом стуле.
Мужик убрал руки от лица и сплюнул кровью.
Билл, вытаращившись, пристально смотрел в глаза близнеца. Ему сейчас очень нужна та самая ментальная связь. Они сейчас оба должны рвануть в разные стороны. За двумя зайцами, как известно…
Том стоял совершенно спокойный. Лишь правая рука сжимается и разжимается — удар был сильным, он мог ее повредить. Билл почувствовал, как заныла правая кисть.
— Том! — пискнула Луиза сзади, ухватившись за руку Билла и прижавшись к нему всем телом со спины.
— Что здесь происходит? — прошли вперед два охранника.
И девушку шатнуло в сторону вместе с немного растерявшимся Биллом. Они оказались за спиной секьюрити.
— Этот человек хотел изнасиловать моего брата, — жестко прорычал Том. — Я хочу подать заявление в полицию!
Мужчины повернулись к Биллу. Того трясло, словно кто-то добрый подключил его к розетке. Он прикрыл рот слабо сжатым кулаком и с ужасом посмотрел на охранников. И вдруг понял, что не может произнести ни слова. Лишь перед глазами стоит сжимающаяся и разжимающаяся ладонь брата.
Глаза в глаза.
— Я в порядке, — одними губами.
— Да, я хочу… — сиплым дрожащим голосом выдавил из себя Билл.
Потом был час какой-то откровенной фигни. Воинственный Том громко орал на окружающих, пока Билл, сжавшись в комок, приходил в себя под присмотром Луизы. Она сидела рядом, обняв его, иногда гладила по сгорбленной спине. Билл вздрагивал и жался к девушке. Он бы сейчас что-нибудь выпил крепкого, но перед администрацией и полицией нельзя. Мужик тоже что-то орал, оскорблял братьев, обещал переломать старшему руки, а младшего порвать большой компанией. Вроде бы даже они до чего-то в итоге договорились. Это было уже не важно. Билл понял, что ему срочно надо вымыться. Он решительно поднялся, тоскливо посмотрел на орущего на полицейского брата, который явно не собирался домой, и, покачиваясь, отправился в бунгало. Луиза посеменила рядом.
Он долго стоял под душем и натирал себя мочалкой с самым пахучим гелем, который только смог найти. И все равно тело жгло от чужих прикосновений, особенно горели ноги, пах и шея. Билл пометался по спальне, совершенно позабыв про девушку, натянул плавки и залег в джакузи на улице.
— Ты чего тут делаешь? — нахмурился наконец-то вернувшийся Том, присев на край большой ванны. — Холодно уже, вылезай. Простудишься.
— Не могу, — всхлипнул он.
Том стал серьезным. Взял брата за руку и заставил подняться. Осмотрел всего.
— У тебя даже синяков нет. Вылезай. Все хорошо.
— Рука?
Он показал немного припухшую кисть с едва заметным синяком.
— Я давно не дрался. Ударил неправильно.
К братьям подошла Луиза с полотенцем, халатом и какой-то мисочкой. Полотенце и халат положила на стул рядом, а из мисочки достала кубики льда и водрузила их на изувеченную конечность Тома. Он тут же расплылся в блаженной улыбке.
Билл опять опустился в воду и сжался в комок.
— Ну, кончай депрессировать, — похлопал его по плечу Том. — В конце концов, глядя правде в глаза, ты выглядел так, что я вообще удивляюсь, как ты без приключений… — осекся.
— Билл, — погладила его по голове Луиза. — Ты выглядел сногсшибательно. Ты удивительно красивый. А в макияже ты вообще похож на Мадонну Рафаэля — тобой можно только любоваться. Она восхитительно красива. Такая светлая, невинная, такая волшебная! Я когда ее впервые увидела, поняла, что нет картины прекраснее. И ты такой же волшебно прекрасный! Неудивительно, что этот чурбан потерял голову, увидев тебя. Я никогда не умела настолько идеально краситься. Ты можешь меня научить? Можешь мне помочь? Пожалуйста… Для меня это будет такая честь…
Билл поднял лицо от коленей и, посмотрев на нее, кивнул.
— Вылезай. Тебе надо беречь голос. К чему тебе простуды?
Том протянул ему полотенце и халат. Помог вылезти.
— Пойдемте в столовую. Я чай заварила.
— Я бы выпил водки.
— Я бы тоже.
— Только по чуть-чуть.
— Ага, — в один голос.
Они пили чай на террасе и смеялись. Теперь произошедшее выглядело по меньшей мере смешно. Билл вспомнил, как перепугался и практически впал в ступор, но его разум не дремал, а рот нес какую-то заумную ерунду. Том заметил, что что-то происходит случайно: он увидел, как брат как-то неловко попытался встать, а потом рухнул обратно на диван, явно не по своей воле. И это ему не понравилось. Подойдя ближе, Том понял, что один не справиться и послал Луизу за охранниками, решив, что если он просто тупо будет стоять рядом с Биллом и каким-то дегенератом, то и брат останется целехоньким, и от урода удастся избавиться без особых проблем, когда подойдет охрана. Драться он не планировал, но уж больно мужик нарывался.
— Представляете, — рассказывала Луиза, — эти охранники не говорят ни по-итальянски, ни по-немецки, я пока им объяснила, что мне нужна помощь… Я так испугалась за вас! Особенно, когда Том ударил это ничтожество!
— Ужасно, — выдохнул Том. — Я сам испугался. — И тут же спохватился: — Хотя… Что бы он мне сделал? Бегаю я быстро! Дерусь отменно! Да ничего бы он мне не сделал! Рядом со мной вы под надежной защитой.
Ребята рассмеялись.
— Я знаю, какого вида смерти Том избежит точно, — проговорила она сквозь смех. — От скромности!
И опять все хохотали громко и заливисто.
А потом Билл понял, что третий — лишний, и как бы он сейчас не боялся оставаться в одиночестве, пришлось покинуть сладкую парочку, сославшись на усталость, пережитый стресс и сонливость после трех рюмок водки. Он ушел к себе в спальню, достал ноутбук и принялся разбирать почту и сообщения, поступившие с его тайного дневника. Хотя назвать это дневником в полном смысле слова нельзя. Он почти ничего не писал о себе в открытом доступе, предпочитая приватную переписку с избранными друзьями, изредка выкладывал какие-то понравившиеся фотографии, сделанные фанатами. Его близкие зарубежные друзья знали, как его можно достать, было несколько человек, с которыми он был максимально открыт и честен. Они знали его настоящим, без маски африканского божества, уставшего, капризного, испуганного, отчаявшегося. Он в свою очередь знал, что может им доверять, что все останется между ними, не расползется по сети, и он не будет выставлен идиотом на всеобщее посмешище. Заметив пару друзей он-лайн, он поболтал с ними о том, о сем, вывалив на несчастных эмоции последних дней, умолчав лишь о вечернем происшествии и новой пассии Тома. Ему нужно сейчас общество, он не может остаться один… Боится…
Уснуть никак не получалось. Покрутившись с бока на бок, прогнав в уме еще раз разговор с мужиком, наговорив ему мысленно всякой гадости, набив виртуально морду и отпинав ногами, Билл решил покурить. Надо было выпить успокоительного. Чего-то его нервная система барахлит. Опять трясти начало… Взяв сигареты, он вышел к бассейну и развалился в шезлонге.
В комнате брата во всю горела иллюминация. Поэтому из темноты сквозь тонкую органзу тюли Билл прекрасно видел все, что происходит в спальне. Луиза не пошла к себе в отель, а может Тому стало лениво ее провожать, но факт оставался фактом — девушка сидела сейчас с ногами на постели брата, в его же просторной футболке и о чем-то увлеченно рассказывала. Том переоделся в шорты… Майку не надел. Сидит прямо перед ней по-турецки. Судя по похлопыванию по пузу, хвастается накачанным прессом. Билл скептически покачал головой — ох, какой же он хвастун! Кажется, вечер будет приятным. Надо сделать себе чего-нибудь выпить и устраиваться поудобнее.
Он быстро донесся до мини-бара в гостиной, достал «Швепс», развел его водкой, кинул много льда в стакан и вернулся в свой шезлонг.
Они болтали очень долго. Билл уже наполовину прикончил мерзкое пойло, малость захмелел и теперь хотел зрелищ. Но, кажется, у Тома творческий кризис, потому что приставать к девушке он, похоже, не собирался. Билл завтра его обстебает по полной программе, если они сейчас мило улягутся спать. Хотя нет… Скорее всего, Том уступит ей свою кровать king-size и пойдет спать на диван в гостиной. Кавалер, блин.
Том встал и ушел вглубь комнаты.
Билл заметил, как нервно одергивает Луиза футболку, прикрывает обнаженные ноги. О, да девочка стесняется! Что странно, бегать перед ними в купальнике и платье чуть ниже попы она не стесняется, а сидеть в футболке Тома и светить голыми ляжками вдруг застеснялась.
Брат протянул ей бокал с вином.
Да-да, умничка! Именно так! Сначала выпить на брудершафт, потом поцеловаться, а затем и трахаться! Молодец! Соображает!
Выпили. Поцеловались. Захихикали. Это всё? Билл разочарованно икнул и собрался идти спать.
Том наклонился к ней и что-то зашептал на ухо. Луиза смутилась. Он осторожно коснулся губами шеи. Девушка очень боязливо провела по плечу. Том отстранился и что-то спросил с серьезным видом. Видимо, его интересовал момент с ее нерешительностью, может быть она не хочет? Билл зажал рот, чтобы не заржать. Вот братец попал! Он вокруг нее столько вьется, а она не дает. Гы, Томми, смешно.
Луиза что-то ответила и, судя по озадаченному лицу Тома, ее ответ лишил его возможности думать. Он как-то от нее отодвинулся и уставился удивленно. Переспросил. Она кивнула и опустила голову. Стыдно.
Билл тоже принял вертикальное положение и вытянул шею, чтобы лучше было видно.
Том спрашивал. Она кивала или мотала головой. Он улыбался. Опять принес вино. Выпили. Том забрал у нее бокал, осторожно уложил на спину и начал целовать. Луиза даже пальцем не пошевелила, чтобы как-то приласкать брата. Руки лишь сжимали простынь. Не хочет. Вот ведь облом-то какой, Томми, — зловредно подумал Билл.
Он целовал ее и гладил, щекотал, фыркал. До слуха Билла доносился их смех. Он ласкал ее настолько осторожно и нежно, что Билл затаил дыхание на несколько секунд, заинтересованно склонив голову на бок, запоминая, как брат двигается, примеряя на себя, чтобы в будущем так же любить свою единственную. Луизе нравилось. Она робко стала отвечать. Но сегодня Том полностью взял инициативу в свои руки.
Через некоторое время он стянул с нее футболку, оставив в простых черных трусиках-плавочках. Грудь у Луизы оказалась некрасивой: острая и какая-то треугольная, как козье вымя. Да и сама она дохлая и угловатая. Господи, и чего в ней Том нашел?
Он аккуратно брал каждую грудку в рот и посасывал. Билл еще подумал, что такое и ласкать-то неприятно, наверное. Что там ласкать-то?
Том изучал ее тело, спускаясь языком вниз. Он зацеловывал, вылизывал, покусывал. Луиза постанывала, выгибалась, трусливо хваталась за его плечи или руки. Том улыбался.
Потом он дополз до трусов и попытался их снять. Девушка сначала вцепилась в них, что-то сказала. Том ответил, ухмыльнувшись. Она разжала пальцы. Трусики полетели на пол. Он удобно устроился между ее ног и… Билла чуть не вырвало. Том полез ТУДА лицом! Господи! Ужас какой! Он даже представить не мог, что Том додумается до такого! Боже, он же этим ртом ест! Нет, Билл ничего не имел против орального секса. Более того, он очень его любил, просто обожал, если честно. Но одно дело, когда в рот берут его член, и совсем другое лезть ТУДА языком! Но брату, похоже, процесс очень нравился. Билл почувствовал, как спиртное весело спешит наружу. Вскочил на ноги, удлиняя ему путь, и, брезгливо глянув на судорожно сжатые ручки, тонкие ножки и дредастую голову между ними, предпочел пойти спать. Какой-то дурной эротический канал. Надо зубы почистить. Фу! Такое чувство, что это он ТАМ языком лазит.
Впрочем, зубы Билл решил не чистить. Глаза слипались и он боялся прогнать горячей водой подступивший к векам сон. Он все так же брезгливо морщился. Зачем-то сходил на кухню, достал перышко лука и с довольным видом его зажевал. Теперь к нему никто не полезет целоваться! — мстительно думал он, укутываясь в одеяло и проваливаясь в сон.

0

4

Глава 5.

За ним кто-то гнался. Он убегал, прятался, маскировался. Вокруг него пылал огонь. Его преследовала инквизиция, грозящаяся сжечь и посадить на кол. Нет, наоборот, сначала посадить на кол, потом сжечь. Когда Билл первый раз увидел своего палача, то расхохотался и панибратски похлопал его по плечу. Тот тряхнул дредастой головой, вытер рукавом рот, измазанный в какой-то слизи, и достал инструменты. Билл так испугался, что соскочил с высокого помоста, похожего на сцену, и понесся, куда глаза глядят. А вслед ему летело громкое и трагичное:
— Она девственница! Слышишь, она девственница!
Билл вскрикнул и проснулся. Увидев перед собой лицо палача, заорал во всю глотку и метнулся на другую сторону кровати. Не рассчитал. Свалился. Больно ударился локтем.
— Ты чего? — свесился Том с кровати. — Приснилось что-то?
— Какого черта ты тут делаешь? — зашипел Билл.
— Хотел рассказать, — мило улыбнулся Том.
Билл не мог оторвать взгляда от его губ. Слизи, как во сне не было, но Том же им ест…
Брат смутился, вытер рот, хмыкнул, не обнаружив ничего крамольного, и пожал плечами. Помог ему перебраться на постель, уселся рядом.
— Ты понимаешь, она боится. Она сказала, что хотела бы, чтобы это произошло с любимым человеком…
— Ты ее не трахнул что ли? — состроил кислющую мину Билл.
— Я обещал, что не трону ее, пока она сама не разрешит или не попросит.
— Ты идиот! — застонал он, нервно похихикивая.
— Нет. Просто я очень сильно ее люблю. Она говорит, что тоже любит, но я — бабник, она не хочет быть одной из многих.
— Дура…
— Нет, ты не понимаешь… Пока я был просто Томом, этой проблемы не возникало. А сейчас она залезла в Интернет, почитала о нас…
— И когда она успела, ведь постоянно с тобой была?..
— Говорит, пока ты мылся… Она боится…
— Так плюнь на нее.
— Я люблю ее.
— Брось, Том, это всего лишь курортный роман. И потом, у тебя еще пять дней, так что поспеши. Обидно будет прилететь сюда за сексом, а остаться с носом.
— Гораздо обиднее будет остаться без носа, — засмеялся Том.
— Тем более. Я предлагаю бросить ее и завести себе новую.
— Охренел?! — взвыл Том, подскакивая.
— Шучу, — усмехнулся Билл. — В чем у тебя проблема-то? В том, что не дает?
— Нет. В том, что я не знаю как.
— В смысле? Как обычно. Ты от длительного воздержания забыл, где дырка у баб находится?
— Я палец в нее с трудом засунул… Ну не с трудом… Она такая вся чувствительная там внизу. Кончает так смешно… Представляешь, я ее до оргазма довел, а она не кончила. Отодвинулась, глазенки испуганные, закрылась вся… Сжалась… Дурочка… Второй раз вот недавно кончила… Я сам пошло кончил… Аж в глазах потемнело от удовольствия… Кое-как с собой совладал… А она вцепилась в меня, дрожит… Щеки пылают, в глаза смотреть боится…
— А ты?
— А что я? Я понесся в ванную шорты снимать… Со мной такого не было года два… А ведь хотел же сдержаться…
— Погоди, так ты одет был?
— Ну в шортах… Не буду ж я ее сразу пугать… Да и не выдержал бы я рядом с ней без одежды. А тут вроде как барьер во всех смыслах стоит.
— Попал ты…
— Помнишь, ты говорил, что у тебя девочка была? Расскажи, как ты ее… ну самый первый раз…
— Как-как? — проворчал Билл. — Как обычно. Она же не сказала… Я в нее вошел… А перед этим сопротивление какое-то несильное, словно она сжалась вся, или смазки мало. Ну, как-то туго так сначала было. Трахнул ее и так, и этак… А потом из ванной вышел, а на простыне капли крови… Я ей говорю: «Ты девственница?» А она: «Только Билл Каулитц был достоин сделать меня женщиной». Ужас… Я пока ополаскивался, думал еще такой, что за дьявол, бревно бревном, как угораздило… А она девочка… Бррр… Самое ужасное, что простыней-то больше нет в номере… Я выставить-то ее выставил, а спать пришлось на ее крови. Фу, так и не заснул, простынь убрал… Там на матрас протекло… В общем… Фу…
— Ага, — нахмурился Том, словно завязывая узелок на память. — Что же делать?
— Могу помочь с дефлорацией. Я опытный, — заржал Билл. — К тому же мы — близнецы и совершенно одинаковые, она не заметит подмены.
— Иди ты, — фыркнул Том. Перекинулся через Билла и взял с прикроватного столика ноутбук. — Слушай, я тут почитаю, что и как в Интернете пишут…
— Ты спятил? Зачем? — хохотал он.
— Ну как зачем? Чтобы знать, в какой позе удобнее, как сделать не больно, что потом делать? Я-то не собираюсь ее выгонять, как ты. У меня на нее долгоиграющие планы.
— Том, — Билл стал неожиданно серьезным. — Ты обещал, что это простой курортный роман.
— Угу, — кивнул Том, вводя пароль. — Простой курортный роман. Я тебя обманывал когда-нибудь?
— Том, — недоверчиво смотрел на него брат.
— Билл, я ж не могу быть такой свиньей и испортить девушке ТАКУЮ ночь! А сейчас спи. Надоел тут трепать.
— Что? — возмутился он.
— И вот что, хорошо, что напомнил. Ты б не закусывал водку луком. Рядом с тобой даже москиты дохнут.
Когда Билл проснулся, Тома рядом уже не было. Он послонялся по бунгало, лениво жуя сандвич с ветчиной, тихонечко заглянул в спальню к брату, обнаружил там спящую парочку, ехидно ухмыльнулся и ушел на шоколадное обертывание и массаж.
Сегодня его мяли так, что хотелось кричать от боли. Когда терпеть стало невмоготу, и Билл понял, что сейчас разорется, его отключили. Проснулся он в конце сеанса весьма бодрым и одухотворенным. Выпорхнув из салона, подобно радостной птичке колибри, он полетел на пляж — греть бока под жарким солнцем.
Поизображав из себя немецкую колбаску на гриле, подставляя под горячие лучи то один бок, то другой, накупавшись вдоволь, парень решил, что нужно что-то выпить, а еще лучше съесть. Только вот домой идти не хотелось… И обедать в одиночестве тоже не хотелось… А еще хотелось с кем-нибудь поговорить… Хотелось прогуляться вдоль берега. Пить холодную «Пина Коладу»… Хотелось какой-то бурной деятельности, что-то рассказывать, размахивая руками, делать… Это все Луиза. Отобрала у него Тома. Им так было весело вдвоем, а сейчас он из угла в угол слоняется, не знает, к чему себя применить.
Билл оттянул до последнего возвращение в бунгало. Он обошел остров по берегу. Повеселился на дискотеке соседнего отеля, закадрив какую-то девицу. Потом проводил ее до домика, и удрал к себе. Ночью в воду не полез, хотя очень хотелось. Просто брел не спеша по песочку и думал, что, в принципе, отпуск вышел отвратительным. А еще у него начинала болеть голова. Тонкий обруч боли стягивал лоб и виски, сползая иголочками куда-то на затылок. Болело не сильно, временами боль и вовсе отступала. Он старался глубоко дышать соленым воздухом и не обращать внимания на такие мелочи. У Тома должна быть аптечка с анальгетиками.
Бунгало стояло погруженное во тьму. Билл включил подсветку на террасе и в бассейне. Зажег торшеры и настенные бра в гостиной и на кухне: яркий свет неприятно бил по глазам и причинял голове дополнительную боль, пришлось все приглушить и создать интимную обстановку. Надо ложиться спать. Он порылся у Тома в чемоданах, но кроме нескольких упаковок презервативов, ничего не нашел. Куда брат засунул лекарства — не понятно. Он позвонил ему. «Абонент временно недоступен». Билл обиделся, надул несколько презервативов и красиво разложил их на Томовой кровати. Будет сюрприз.
Но уснуть никак не получилось. Внутри как будто жил дровосек, который рубил тупым топориком нервные окончания, отчего в голове пульсировал ярчайший источник боли, взрываясь иголками от виска к глазу, разливаясь по лбу горячим свинцом. Билл понял, что его еще и тошнит. Приглушенный свет около бассейна, видимый из комнаты, — раздражал и причинял беспокойство. Любой звук, даже ничтожный скрип кровати под телом, колоколом звучал в ушах… Он даже думать не мог — до того было больно. Ему казалось, что он сейчас умрет. Нужно выпить лекарство. Срочно! Немедленно!!! Твою мать, где носит этого гребаного Тома?!!
Измучившись вконец, Билл провалился в неглубокое тревожное забытье. Назвать это полноценным сном было невозможно, но хоть как-то переждать приступ…
А разбудил его чей-то вскрик, иголкой вонзившийся в глаз. Билл сел и осмотрелся, морщась от боли и держась за больное место. Крик повторился, вновь резанув по глазу и лбу. Все вокруг замерло, словно в ожидании чего-то, а Билл никак не мог сообразить, что же это такое, где кричат и, собственно, какого черта!
Тишина…
Он выдохнул. Прислушался к себе, пытаясь понять, что с головой. Болит, зараза… Надо звонить Тому. Умирать от головной боли в его планы не входило.
И снова вскрик. Полустон-полувсхлип.
Еще один.
И еще.
Ритмичные.
Билл выматерился, сообразив, кто так противно мяукает в темноте. Боже… Они теперь будут трахать его мозг всю ночь! Билл тоненько заскулил, завалившись на бок, и обхватил голову руками. Ну почему сейчас, когда она так безбожно болит?!
Встал.
Добрел до кухни.
Выпил холодной воды.
Хотел покурить, но дровосек, сам, видимо, устроивший перекур, вновь взялся за дело с утроенной силой. Голову разрывало на части. Билл вернулся в постель.
Девушка за стеной продолжала мяукать, в буквальном смысле слова своими стонами уничтожая его сознание.
Он положил на голову вторую подушку — стало нечем дышать, его затошнило.
Она стонала.
Он завернулся в одеяло и заткнул уши руками — перед глазами ползали черные мушки, а если их закрыть — то белые, а если открыть уши, то не ползали.
Но она протяжно стонала, кричала и вообще…
Хотелось ее убить. Хотелось убить Тома. Но сначала хотелось убить себя.
Билл накинул халат и выполз на террасу. Сел на свое вчерашнее место и принялся наблюдать, как мускулистое загорелое тело с молочно-белой задницей погребло под собой костлявое девичье. Как она мечется под ним, заламывает руки, бессознательно мотает головой и противнейшим голосом орет.
«Да кончишь ты или нет, урод?» — зло подумал Билл, испытывая страстное желание взорвать источник шума из базуки. Он прислонился горячим лбом к металлической спинке стула и закрыл глаза. Том, кончай, сволочь, кончай, ради всего святого…
Брат вскрикнул и замер.
Билл приоткрыл один глаз, наблюдая, как он выгнулся, закусил губу, запрокинул голову и сморщился.
— Слава богу, — буркнул Билл и вновь отправился спать.
Но, видимо, сегодня был не его день и уж точно не его ночь. Произошло то, чего Билл боялся больше всего на свете — они решили поболтать. Интересно, почему он вчера ничего не слышал, а сегодня такое ощущение, что они говорят, сидя около его кровати? Да не просто говорят, а орут в ухо. Он едва не плакал, перекатывался с одного бока на другой, пытаясь хоть как-то пристроиться, голова кружилась и болела, его мутило, ему было адски плохо. Он сам хотел заорать, чтобы они заткнулись. Он ненавидел их. Ненавидел всех вместе и каждого по отдельности. Ненавидел свою дурную голову, в которой ничего нет, кроме кости, а сам мозг, как говорили ученые, болеть не может. Тогда, что же там, черт побери, так сильно болит?!
Вроде бы стихло…
Билл покрутился еще немного и нашел более-менее приемлемое положение тела на плоскости. Закрыл глаза. Отключил все мысли. Дышал коротко и осторожно, боясь, что немного отпустившая боль, вернется.
Он не поверил своим ушам, когда те уловили подозрительно знакомый стон. Он закатил глаза и сжал зубы. Сколько Тому надо времени? Может встать и обломать им весь кайф? Наорать сходить? Нет, ходить он больше не в силах. Да что же это такое?!
Второй раз им понадобилось гораздо больше времени. Луиза то истошно орала, то тихо скулила. Каждое движение бедер брата и стон девушки отдавались у Билла в голове вспышкой боли. Они натурально сейчас трахали его больной мозг. Он не сопротивлялся, не метался, не мечтал куда-нибудь провалиться. Он всего лишь терпеливо ждал, когда же эта пытка закончится, запретив себе даже думать. А еще ему хотелось отправить Тому смску, чтобы тот принес таблетки от головы. Но телефон остался в гостиной на столе, а до гостиной он дойти не сможет. Билл лежал и тихо умирал от мигрени.
— Билл! Билл! — кто-то скакал по постели, отчего Билл едва не лишился рассудка. — Я сделал это! Сделал! — громким шепотом ликовал Том. — Ей понравилось! Ей очень понравилось!
В ушах звучал набат. В глазах двоилось. Голову сплющивало в железных тисках. Билл с трудом сглотнул, понимая, что не может открыть рот и попросить Тома убраться к чертовой матери.
— Она… Боже, Билл, она такая восхитительная! — упал он рядом, а Биллу на лоб рухнула чугунная плита, размазывая содержимое черепной коробки по идеально чистой простыне. Он глухо застонал.
— Я люблю ее! Люблю! — развалился на спине Том.
— Или я. Или она, — выдохнул Билл.
— Что? — удивленно повернулся к нему счастливый брат.
— Я не хочу больше ее ни видеть, ни слышать, ни знать о ней, — зашипел разгневанной гадюкой он. — Я приехал сюда с тобой! Я хотел веселиться с тобой! Я хотел общаться с тобой! Я хотел гулять с тобой! Загорать с тобой! Купаться с тобой! Завтракать, обедать и ужинать с тобой! Я хотел напиваться в твоей компании! И что мы имеем? Я везде один! Я один! Мы даже в Мале поехали, и там я был один! Я купаюсь один! Я загораю один! Я хожу на дискотеки один! А у тебя на уме только она! Она не сходит у тебя с языка! Она везде! Она не дала мне прокатиться на парашюте! Из-за нее я чуть не утонул! Из-за нее я был вынужден пропустить массаж и потащиться в Мале, ходить там пешком! ОДИН! Из-за нее меня чуть не изнасиловали! Из-за нее я не сплю с той самой ночи, как она у тебя появилась! Ты влетаешь ко мне в комнату и вываливаешь на голову всякую херню! А оно мне интересно? Вот ты спросил меня, оно мне интересно? Мне интересно знать, чего она хочет? Как ты ее будешь трахать? В каких позах и сколько раз? Мне вот интересно, как ты лижешь ее? Мне надо слышать, как она мяукает всю ночь? У меня голова болит! У меня весь вечер болит голова! Из-за нее я не смог найти лекарства, которые были в твоей сумке, потому что тебя не было и ты не доступен, ты был с ней! Из-за нее я не спал всю ночь, подыхая тут от головной боли! И ты не ее трахал всю ночь! Ты меня трахал всю ночь! И либо ты остаешься со мной, и мы счастливо вдвоем досиживаем наш отпуск, или пошел ты к черту, а я возвращаюсь домой. Один! Без тебя! Или переезжаю в другой отель! Один! Без тебя! Где ты не будешь трахать мне мозги своей Луизой!
Билл, позабыв про боль, вскочил, выдрал из-под опешившего Тома одеяло, схватил подушку, и ушел на пирс, где тишина, спокойствие и никто не стонет противным мерзким голосом.
Глава 6.

Казалось, что он лежал на огромной жаровне и кто-то равномерно поджаривал его с каждой стороны. Вот правый бок уже приятного золотистого цвета. Сейчас надо левый подрумянить. Кожа натянута и горит. Перегрета. Внутренности вот-вот вскипят. Биллу снилось, что он жарит свиные стейки. Аппетитный жир стекал с жирного мяса и капал в открытый огонь под решеткой. Огонь потрескивал и переливался с желтого на оранжевый, жир разбрызгивался, капельки попадали на его обнаженный живот и неприятно покалывали. Билл смеялся. Надо позвать Тома. Надо и его угостить мясом. Такое прекрасное жирное мясо. С золотистой корочкой. Ароматное. Нежное. Он опустил глаза вниз и пронзительно закричал — ног не было…
Он резко сел, тяжело дыша, и непонимающе уставился на серое бетонное покрытие. Кто-то визжал, словно дурная свинья, которую пытается зарезать неопытный мясник. Вокруг никого. Только он. Билл прикрыл рот ладонью. Мерзкий звук неожиданно исчез. Боже… Это он орал что ли? Смахнул холодный пот со лба. Где он? Как он сюда попал? Что он тут делает? Один? На пирсе? С подушкой и одеялом? Кожа действительно горит… Судя по солнцу, сейчас как минимум полдень, если не позже. Билл поморщился, стараясь вспомнить, что произошло ночью. Болела голова (она, правда, и сейчас болит, но несколько иначе — тупо, тягуче, монотонно, везде)… Том с Луизой ему спать не давали… Он наорал на брата… И ушел спать на пирс. Вот идиот-то!
Билл еще раз осмотрелся. У него совершенно точно шумело в ушах. Сначала он принял это за шум океана, но это был какой-то подозрительный гул, а не шорох волн… Очень хотелось пить. Вообще как-то все плывет перед глазами. Надо бы ополоснуться, немного побыть в воде, чтобы привести организм в порядок. Билл попытался подняться. Странно, но с первого раза это не удалось: его так повело в сторону, что он чуть не рухнул в воду с двухметровой высоты.
— Твою мать, — удивленно произнес парень, вцепившись в перила лесенки. — Нет, в воду нельзя. Надо как-то до бунгало добраться.
Он нагнулся, чтобы поднять подушку и одеяло — голова закружилась, пришлось сесть и переждать приступ.
Вновь аккуратно поднялся и неуверенным шагом, шатаясь, очень медленно побрел к домику.
Предметы перед глазами расплывались. Он дышал быстро и тяжело, словно не хватало воздуха. Звезда, блин… Видели б сейчас эту очумевшую звезду журналисты, они б написали… Его опять мотнуло. Билл вцепился в поручень мостика. Замер. Одно неловкое движение — и он весело спикирует в воду, и будет сегодня у крабов пир на весь мир. А потом журналисты напишут, что Билл Каулитц помер от анорексии, но успел сделать доброе дело — накормил крабов. Спаси дерево — убей журналиста! Его накрыла волна паники — он не хочет к крабам! И к бобрам тоже! У них такой хвост противный… Кое-как разжав пальцы, он бегом рванул к заветной двери. Темное пятно бунгало вдруг ожило. Зашевелилось и всосало его в себя с громким и довольным чавканьем.

***

«Интересно, от головной боли можно умереть?» — подумал Билл неожиданно. Неожиданно — потому что вдруг откуда-то вынырнул. Откуда — черт его не знает… Но до этого в этой самой голове была абсолютная пустота, пустее не бывает, только боль стучалась в височках маленькими колокольчиками. Он видел их. Красивые…
— Тихо, тихо, — донеслось обеспокоенное. — Потерпи. Врач уже едет.
И на лоб шлепнулось что-то мокрое, противное и холодное. Вода потекла по вискам, забралась в уши, спустилась на шею и неприятно уползла на холку… Хотя нет… У людей ведь нет холки… Или есть? Загривок?.. Одно он знал точно — голова на месте и болит, как последняя сука. А если голова болит, то крабы сегодня обломались. Билл захихикал.
— Эй? — его осторожно потрясли за плечо.
Билл зашипел, словно капелька, попавшая на подошву утюга.
— Голова… — прошептал.
В дверь очень громко постучали. Билл втянул голову в плечи и сморщился.
— Здравствуйте! — затараторил издалека брат по-английски. И Билл понял — еще немного и Том сорвется. Из-за того, что брат истерил, половину слов он проглатывал, а вторую выговаривал неправильно.
«Кто ж так… Произносит? Говорит? Тьфу…» — запутался Билл в собственных мыслях, увяз, как в жвачке.
— Я сделал все, как вы сказали. Но он так и не приходит в себя. Я не знаю, что с ним!
— Есть какие-то следы на теле?
— Нет, он весь красный и горячий. Мне кажется, у него температура… Но ран нет. Я не видел. Я внимательно осмотрел. Ступни… Ноги… Руки… Тело… Я всё осмотрел! Что с ним? Почему он не приходит в себя?!
— Как давно он без сознания?
— Я не знаю… Я вышел из бунгало, а он лежит…
Билл кожей чувствовал, как Тома трясет.
В нос ударил запах нашатыря. Ему начали натирать виски. Билл разлепил глаза и простонал:
— Голова…
Седовласый мужчина посветил ему фонариком в глаза. Билл дернулся, зажмурился.
— Он вчера жаловался на голову, — неуверенно произнес Том. — Сказал, что она очень болела, а он не смог выпить никаких лекарств… Не нашел…
Врач потрогал пульс, послушал грудь холодной бляшкой стетоскопа. Провел рукой по телу, помял живот. Билл зашикал, беспомощно пялясь на мужчину в белом халате совершенно бессмысленным взглядом. Он достал электронный градусник и засунул парню в рот.
— А сегодня… Я не думал… Не знал… Я бы раньше… — бормотал растерянный Том. Биллу даже жалко его стало. Если бы он увидел тело Тома на пороге бунгало, то упал бы рядом и умер от страха за него, а брат — молодец, еще как-то умудрился доволочь его до кровати.
Врач надел на руку манжету и измерил ему давление. Градусник запищал. Он удовлетворенно кивнул.
— Это солнечный удар. Зрачки, видите, расширены. Гиперемия кожи. Пульс учащенный и слабый, дыхание поверхностное. Давление низкое. Состояние оглушенности судя по всему. Скорее всего, была резкая адинамия и, как следствие, обморок. Температура 39,8. И, Билл, у вас болит голова? Тошнит? Вас рвало?
— Мигрень… — проныл Билл и жалобно сморщился, опустив уголки губ в виде подковки.
— Ну, что же вы, батенька, с мигренью да на солнце находились? Вы долго загорали?
— Спал… С ночи… — осуждающе посмотрел на близнеца. Том покраснел.
— Ммм, тем более. Я уж думал, что вы наступили на какую-нибудь местную тварь, — врач потряс перед его носом набором пробирок с жидкостями. — А я вам тут противоядие принес на каждый отдельный случай.
Он встал и отошел от кровати к столику. Начал вскрывать ампулы.
— При солнечном ударе происходит поражение центральной нервной системы, — объяснял доктор, наполняя шприцы растворами. — И вам, Том, надо быть готовым, что он, удар то есть, себя еще может проявить. Иногда последствия появляются спустя сутки. В некоторых случаях отмечаются судороги, коматозное состояние, иногда возбуждение, галлюцинации, бред. Так что еще не вечер.
— Может в больницу? — обреченно выдохнул Том.
— Нет! — взвизгнул Билл, как-то так моментально вышедший из своего «состояния оглушенности».
— Надеюсь, что обойдется без «некоторых случаев», — повернулся к ним врач. — Вам надо побыть рядом с ним и посмотреть, как будет вести себя организм. Я оставлю лекарства. Если поймете, что ситуация выходит из-под контроля, то звоните мне, отправим Билла в больницу.
— А что мне надо делать? — едва ли не заламывал руки Том. А Билл весь сжался, потому что после вчерашнего скандала, целиком и полностью оказаться в руках мстительного брата ему хотелось меньше всего на свете. Том же оторвется на нем по полной программе…
Доктор затянул на его руке жгут и похлопал по коже. Снял с иглы колпачок. Билл принялся кусать губы и морщить нос. Когда игла коснулась кожи, он притворно захныкал, со страхом взирая на серый металл. Врач осуждающе посмотрел на нервного пациента и вогнал иглу в вену.
— Ничего сложного. Надо много пить, так как организм обезвожен. Если будет рвота или понос, то обязательно пить регидрон. Разведете один пакетик на литр воды. Если будет температурить, то дадите парацетамол. Я сейчас ему ввел преднизолон от аллергии и кордиамин для стимуляции нервной системы. Вам оставлю супрастин, он хорошо снимает аллергическую реакцию и действует как легкое снотворное. Дадите вечером перед сном, завтра утром и вечером. Гидрокортизоновой мазью будете смазывать места ожогов. К вечеру могут появиться волдыри. Вы их не вскрывайте, не чешите, смазывайте мазью. Солнцезащитный крем есть? — Близнецы синхронно кивнули. — Вот пока волдыри не вылезли, будете им мазаться — он увлажняет кожу. Что еще? А! Ни в коем случае не употреблять алкоголь. И звоните мне, если будут какие-то вопросы. В любое время.
Врач расписал назначения на бумажке, что-то еще объяснил Тому насчет волдырей и как складывать марлю в случае чего, как обрабатывать раны… Билл закрыл глаза и сделал вид, что ему вот вообще плохо. Плохо настолько, что сейчас скончается. Он не хотел общаться с братом, не хотел смотреть ему в глаза, видеть в них обиду, разочарование, ему было стыдно. Даже не так. Ему было Стыдно с большой буквы. После того, что Билл вчера наговорил, он вообще не смел рассчитывать ни на какую помощь с его стороны. Проблема только в том, что, похоже, без Тома ему не обойтись… Хотя… если Том уйдет, он поймет.
Том не ушел.
Том принес бутылку с водой и трубочку. Напоил его. Спросил, хочет ли тот есть. Билл есть не хотел. Он весь взмок, и ему было очень холодно. Том притащил полотенце, аккуратно обтер его, потом намазал обгоревшее тело кремом. Делал он это нежно и аккуратно. Билл млел и улыбался. Брат сходил на пирс и забрал подушку с одеялом. Укрыл его, дрожащего, еще и своим одеялом.
Через пару часов температура опять поползла вверх. Билла начало тошнить. Через час в бунгало не осталось ни одной чистой простыни или одеяла. Том, не покривившись ни разу, свернул перепачканное белье и вызвал горничную. Билла трясло. Он лежал в позе эмбриона какого-то подозрительно зеленоватого цвета и, как побитая собачонка, следил за молчаливыми перемещениями брата. За все это время они перекинулись едва ль десятком фраз, хотя раньше не могли переговорить друг друга…
А еще спустя какое-то время он понял, что не может больше лежать ни на спине, ни на боку, ни на животе — становилось больно. Том мазал его кремом, дул на горящую кожу… и молчал.
Он прикладывал ему холодные компрессы на лоб, когда маленькие циферки резво пересекли границу в сорок градусов и устремились дальше. Билл смотрел на брата мутным взглядом и старался не потерять сознание. Обещанных судорог вроде бы не намечалось, но так хреново ему не было даже после серьезного алкогольного отравления. Том с руки кормил его таблетками, что-то бормотал очень тихо и явно нервничал. Билл старался улыбаться ему. Пил воду и его опять рвало полурастворившимися таблетками и желчью. Том убирал… Раздавливал лекарство в ложке, разрешал сделать всего один-два глотка воды, чтобы смыть горечь с языка.
Температура медленно снижалась. Стало немного полегче, если не считать того, что он опять был весь мокрый и снова дрожал от холода. Том лежал рядом какой-то потерянный, вымотанный. Теплый. Билл уткнулся ему холодным носом между лопаток и грелся. Он не знал, что за сутки Том не отошел от него ни на шаг.
Глава 7.

Он проснулся, когда за окном стояла глубокая ночь, громыхал гром и сверкали молнии. Ливень стучался в окна, трепал сквозь небольшую щель тюль, образуя в спальне сквозняк. В бунгало было тихо-тихо. Ни шороха. И если бы ни дождь, Билл бы решил, что мир вымер, пока он спал.
Он попробовал сесть. Это получилось. Голова не кружилась и была относительно светлой. Не болит, что немаловажно. Осторожно встал, боясь отойти от кровати и снова грохнуться в обморок. Вроде бы ноги держат, хотя и не слишком уверенно. Сделал пару шагов до торшера. Включил свет. Прищурился. Около кресла валялся ворох одежды. Билл присмотрелся — несколько футболок. Видимо Том, когда переодевал его, мокрого от пота, кидал их в сторону, чтобы не мешались, а потом просто собрал в одну кучу на полу — все равно стирать. На столе лежали вскрытые шприцы и упаковки с лекарствами. Билл не помнил, чтобы брат его колол. Потрогал ягодицы — больно. Значит колол… Он совсем не помнит этого момента… Вообще какие-то провалы в памяти — тут помню, там не помню.
Шаркая ногами, отправился на кухню. Пустой желудок сводило судорогой, надо было в него положить хоть корочку хлеба. И очень хотелось пить. Стараясь не шуметь, он достал йогурт, сделал пару глотков и замер около раковины, ожидая реакции организма. Организм поворчал, покряхтел и принял продукт. Билл быстро выпил содержимое бутылки, но от раковины отходить не стал. Сам за собой он убрать не сможет, просить Тома — бесчеловечно, а вызывать среди ночи горничную слишком накладно. Вроде бы не тошнит. И голова не кружится. Как же ему повезло, что есть Том. Будь он один, он бы непременно загнулся. Но Том не даст, не отпустит его просто так. Надо будет извиниться за те слова. Он был не прав. Да и Том в глазах этой итальянской девочки будет выглядеть подонком, а он ведь не такой, брат хороший, заботливый. Он умеет любить, хочет любить и имеет на это право. Да и девочка хорошая, смешная, ласковая. Вон как Том перед ней распушился, вьется плющом, все свое очарование в ход пустил. Билл улыбнулся. Он извинится завтра же. Остается надеяться только на то, что Том не наломал дров в то утро.
Однако извиниться он не смог. Утром Билл столкнулся с ним в коридоре — брат стоял промокший насквозь и пытался развесить на крючках толстовку, с которой лилась вода. Джинсы мокрые и все в песке. Футболка облепила тело.
— От Луизы? — робко спросил Билл, ища хоть какую-то зацепку для такого важного разговора.
— Нет, — буркнул он, проходя мимо.
— Как она? — тихо-тихо.
Том слышал. Но не ответил. Оставляя мокрые следы, прошлепал к себе в комнату и закрыл дверь.
Билл сел на диван в гостиной и принялся ждать, тупо переключая каналы.
Том не появился и к вечеру, хотя не спал — Билл слышал, как брат разговаривает с кем-то по телефону. Он подошел к двери, вошел и скромно уселся на ближайший стул. На кровати работает ноутбук. Судя по смятому покрывалу, Том просто валялся на постели и лазил в Интернете. Загородив трубку рукой, спросил:
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет.
Том кивнул и вышел из комнаты.
Вышел и не вернулся.
Билл чувствовал себя полнейшим ничтожеством.
Он предпринял еще одну попытку поговорить и извиниться.
Том обнаружился в столовой с тарелкой, в которой лежала прекрасная отбивная, картофель фри, рядом стояла мисочка с салатом и бутылка свежевыжатого сока. Он увлеченно с кем-то переписывался по телефону. Билл оценил скромность трапезы, мысленно заткнув бунтующий голодный желудок.
— Я просто хотел сказать спасибо, что ты…
Том не слушал. Приложил трубку к уху и опять с кем-то принялся болтать.
Билл рассеянно кивнул и с горечью проговорил себе под нос:
— Третий лишний, я понял…
Он не выходил из своей комнаты почти весь следующий день, наблюдая за дождем на улице. Хотелось распахнуть окно, выйти на воздух и дышать полной грудью. Хотелось кричать от боли и отчаянья, что так сильно обидел самого близкого и родного человека. Хотелось, чтобы он пришел, спросил о самочувствии, поговорил… Рассказал…
Он не приходил.
Он за весь день ни разу не зашел, хотя сидел дома.
Билл решительно встал, распахнул стеклянные двери, ведущие на террасу, и шагнул под дождь. По крайней мере, хоть какое-то свое «хочу» он исполнит!
Ледяной ветер облизал тело. Капли неприятно покалывали. Билл запрокинул голову, подставляя лицо дождю. Очень холодно. Океан из лазорево-голубого превратился в уныло-серый. Штормит сильно. Волны вздыбливаются барашками. Бьются о валуны у берега. Надо туда, на берег. На песок. Босыми ногами. Бежать. Задыхаться. Кричать. Кричать так громко, чтобы охрипнуть, сорвать голос, чтобы порвать связки и никогда больше не петь, свернуться комком дома и тихо уйти. Он не может жить в одиночестве. Не умеет жить в изоляции. Он не будет этому учиться. Никто не заставит его к этому привыкнуть.
Босые ноги скользили по деревянному настилу мостиков. Зубы лязгали от холода, а руки растирали промерзшие плечи. Ветер словно поставил себе задачу скинуть его в воду, но черта с два он угадал! Билл с трудом добрался до пирса, чувствуя, что сил особо уже не осталось. Но он хотел попасть на мокрый песок. Зачем? Он и сам толком не осознавал. Там можно будет кричать. Ветер будет рвать его крик, разносить по свету. Вместе с криком уйдет все ненужное, лишнее. Вместе с криком уйдет боль и отчаянье. Вместе с криком придет понимание и… Внезапно стало очень темно.

***

Вата, пропитанная нашатырным спиртом, — зло. Это Билл понял, когда острая вонь в очередной раз разрушила ему мозг. Он открыл глаза с твердым желанием возмутиться, по какой причине его кто-то будит таким изуверским способом, но, открыв, тут же закрыл — на лицо откуда-то сверху лилась вода. И холодно… Кошмарно холодно…
— Билл? — слабый голос брата и едва ощутимые похлопывания по щекам.
— Неоставляйменяодногопожалуйста! — скороговоркой выдал Билл, хватая его за руку.
Том выматерился и недовольно буркнул:
— Да тебя одного оставишь… Куда ты поперся, я могу узнать?
Билл сел и сжался от холода.
— Мне захотелось погулять.
— Придурок.
Билл промолчал. Челюсти сводило от холода. Зубы выбивали отчаянную дробь.
— Нагулялся? Воспаление легких решил заработать? — заводился Том. Он метался перед ним из стороны в сторону и периодически всплескивал руками. Билл обхватил голову и сжался так, что выступившие острые лопатки стали похожи на обломанные крылья. — Какого хрена ты поперся на улицу?! Я какого черта вокруг тебя сутки скакал, чтобы тебя сейчас в океан смыло?! Ты вообще о ком-то думаешь, кроме себя?! Или ты у нас пуп земли, вокруг которого вращается солнце?! Как же ты задолбал меня своим креативом! Все тебе не так, все тебе не то! Чтоб я еще раз с тобой куда-то поехал?!
Том со злости топнул ногой и зарычал.
— Иди домой, убожество!
Билл даже не пошевелился.
— Ну и пошел к черту!
Развернулся и широким шагом пошел прочь.
Билл смотрел ему в спину. Он не мог встать — ноги отказывали.
— Том… — окликнул он брата и протянул руку, прося о помощи.
Странно, но желание извиняться у него пропало. Вот вообще прошло. Он даже обиделся на Тома за то, что тот его постоянно игнорировал, хотя сбегать перестал. Теперь они вдвоем сидели в одной комнате — Билл смотрел телевизор, а Том с кем-то трепался в Интернете. Погода, как назло, стояла отвратительная, и выходить куда-либо из домика им не хотелось. Луиза тоже не приходила. Том о ней не заикался, а Билл почему-то переживал. Да, он добился, чего хотел, но никакого удовольствия от результата не испытывал, более того, их отношения с братом стали настолько натянутыми, что напряжение висело в воздухе грозовой тучей, готовой вот-вот разразиться молнией и громом.
— Знаешь, — сказал он на третий день непогоды, стоя у окна и уныло рассматривая серую завесу дождя над океаном. — Пока ты встречался с Луизой, погода была хорошей. Может, ты пойдешь к ней? У нас последние три дня остались, не хочу торчать в бунгало в твоем тухлом обществе в такую гнилую погоду.
— Герр Каулитц соблаговолил выдать мне разрешение на встречу с девушкой? — ехидно усмехнулся Том. — Как милостиво с его стороны.
Билл обернулся.
— Том, я…
— Пошел ты, — бросил он брезгливо, забрал ноут и ушел к себе. — И только попробуй еще раз куда-нибудь свалить! Я за тобой под дождем больше бегать не буду! — проорал из спальни.
Билл скрипнул зубами. Ладно, дома помириться проще, чем здесь. У каждого свои претензии, свои амбиции, свои глупости. Бодаются, как два барана, не понятно из-за чего. А дома совместная работа, досуг, общее утро на кухне, общие вечера с общими друзьями и подругами. Дома все будет так, как должно быть. Как было всегда. Все будет хорошо, надо лишь вернуться домой.

0

5

ому и потному журналисту, широко улыбнулся и в тон собеседнику прощебетал:
— Здравствуйте. Конечно. Только немного позже. Том вот-вот выйдет из ванной. Если хотите, можете подождать на трубке.
Видимо Юри был не готов к подобному ответу. Билл всегда стойко игнорировал его персону, даже не здоровался, клал трубку около аппарата и громко звал брата.
— Если вас не затруднит, — отозвался он после паузы.
— Ну что вы? — (испуганно, как ему казалось) тарахтел Билл своему отражению, кокетливо строя глазки и изящно оттопыривая пальчики с черным маникюром, представляя себя одним из них — жеманным и слащавым, ну настаяяящим мущииинай. — Я даже могу скрасить ваше ожидание. Мне приятно, что мой брат проводит время в обществе такого культурного молодого человека. Это сейчас такая редкость. Он много о вас рассказывал. И я горю огромным желанием с вами познакомиться. Почему бы вам не зайти к нам на чашку чая?
— Не думаю, что это удобно, — растерянно пробормотал юноша.
— Как же неудобно? Очень даже удобно! После такого длительного заочного общения, обязательно надо познакомиться лично. Если вас что-то смущает, то мы можем посидеть в кафе, поболтать… У нас с Томом никогда не было секретов друг от друга. Мои друзья всегда были и его друзьями, а его друзей я всегда считал своими друзьями. Если вы так нравитесь брату, у вас настолько близкие отношения, то нам тем более надо познакомиться и подружиться. Вместе общаться, встречаться… Чем вы занимаетесь?
— Танцами.
— Отлично! — радостно воскликнул Билл, брезгливо сморщившись. Теперь никаких сомнений нет — точно пидорас. — Танцы — это так прекрасно! Я всю жизнь мечтал овладеть этой сложной наукой, но у меня, похоже, совершенно нет таланта. Вы танцуете профессионально? Где? Какое именно у вас направление?
Том чуть кашлянул за спиной, и Билл вздрогнул, словно его поймали на месте преступления, побледнел почему-то и криво улыбнулся.
— Вот и брат подошел. Ну, мы договорились? Буду ждать вас. До свидания. — Протянул трубку Тому. — Он хороший парень, вежливый. Мне было приятно с ним общаться. — И быстро ушел, чувствуя, как подкашиваются от волнения ноги.
Билл рухнул на кровать и сделал звук телевизора на максимум, лишь бы не слышать смеха брата — они, может быть, сейчас смеются над ним, над его неуклюжей попыткой узнать хоть что-то, над этим притворством, дрожащим голосом и непрекращающимся словарным поносом. Говорить должен был Юри, Билл должен был только спрашивать. Почему тогда говорил Билл, а Юри молчал? Почему не задал ни одного нужного вопроса? Ничего не узнал? Почему? Он схватился за голову. Хотелось стать черепахой и спрятать дурную голову в панцирь. Хотелось вырвать язык, потому что слишком много болтает. Надо было записать вопросы на бумажку, тогда бы он не растерялся и узнал бы всё, что хотел. Ладно, по крайней мере Том знает, что он ничего не имеет против Юри. Может быть, спросить завтра в машине о парне? Ведь не расскажет… Брат теперь никому ничего не рассказывает, а ведь совсем недавно спрашивал у него совета, как лишить девушку девственности, делился всеми тайнами…
— Знаешь, я вчера, пока ты мылся, немного поболтал с твоим другом, — как можно спокойнее и доброжелательнее произнес Билл утром следующего дня, наблюдая, как Том готовит себе завтрак. Одно время Билл еще пытался готовить для двоих, но Том не притрагивался ни к чему, что делал брат, причиняя тем самым неприятную внутреннюю боль. — Он классный. Общительный такой. Танцами занимается. Наверное, красивый, да? — Не дождавшись ответа, продолжил: — Я пригласил его к нам в гости. Думаю, это хорошая идея. Мы бы с ним познакомились, поболтали… Мне кажется, мы прекрасно бы провели время. А можно куда-нибудь с ним сходить. Ты ведь давно никуда не ходил. Можно взять твоего друга и пойти в бар, выпить там по коктейлю, покурить…
— Не уверен, что ему это интересно, — бросил через плечо Том.
— Он был не против, — ухватился Билл. — Обещаю, что не обижу его ничем.
Том усмехнулся, поставил на поднос кофе и тарелки с яичницей и бутербродами и пошел к себе.
Билл секунду смотрел ему в спину, затем отправился следом.
— Я серьезно, — подпер косяк плечом. — Хватит скрытничать. Я всё понял и сделал выводы. Я уважаю твой выбор… И никогда не осужу тебя… — и всё… слов нет… Лишь виновато глаза в пол.
Том шумно выдохнул и мягко попросил:
— Сквозняк по ногам. Закрой, пожалуйста, дверь.
Билл сделал шаг в комнату, но натолкнулся на моментально почерневший взгляд брата. Отступил обратно. Потоптался на пороге, словно собираясь уходить, но не решаясь, а потом с болью произнес негромко:
— Моя вина в том, что я рассказал о тебе друзьям. Я сделал это не нарочно, по пьяни, потому что был обижен на тебя за грубость в аэропорту. Ты же издеваешься надо мной специально уже три месяца. Каждый день. Каждый час. И спорный вопрос, кто из нас поступил хуже.
— Не заплачу, не грузи. Дверь закрой. Дует.
Билл чувствовал себя собакой, которую избили за виляние хвостом и заглядывание в глаза.
Он смог улыбнуться в ответ и гордо удалиться, оставив дверь открытой.
Его гордости хватило ровно до того момента, пока он не пересек порог своей спальни. Чего Том добивается? Чтобы он наложил на себя руки? Ушел из группы? Уехал из страны? Билл лег на кровать и понял, что не будет сегодня петь. Не хочет. Не может. Он ведь… Он ведь действительно искренне хочет помириться, готов признать все свои ошибки, существующие и вымышленные. А Том… За что он с ним так?
Прошло несколько дней, Том снова свалил к своему Юри сразу же после репетиций, закинув брата домой. Хотя Биллу показалось, что на самом деле Том не хотел бросать машину около студии, а так бы и не отвез, оставив там, и добирайся, как хочешь. Билл находился в очень странном состоянии, в каком не бывал уже давно. В голове крутились какие-то строчки, складывались рифмы, рисовались образы. Пока не четкие, не ясные, лишь обрывки и наброски… И это рождающееся не было отражением его нынешнего состояния черной пустоты, не было одиночеством, не было печалью. Оно почему-то было таким светлым и нежным, наполненным красками, любовью. Не радостным, но очень теплым.
Тишина очень способствовала написанию песни. В голове звучала музыка — тягучая, плавная, лиричная. Иногда она сбивалась на что-то агрессивное, словно в противовес стихам, — ритм стучал загнанным сердцем. Билл писал все, что приходило на ум, не обращая внимания ни на размер, ни на смысл — записывал все-все, что вспыхивало в сознании. Потом долго отделял нужное от ненужного, пустого, лишнего. Менял куплеты местами, читал получившийся стих вслух, напевал его, морщился и опять дорабатывал, переписывал, перекраивал. Он слышал, как вернулся Том — почему-то поздно вечером, а не завтра рано утром, как обычно. Слышал, как брат ужинает, принимает душ. Он радовался его возвращению, потому что песню хотелось опробовать уже сейчас, а не ждать до завтра. Он закончил ее ближе к утру. Удовлетворенно перечитал и окрыленный понесся к брату — пока мелодия в голове надо передать ее Тому, надо, чтобы он подобрал музыку, надо посмотреть, какой получилась песня.
— Том! Том! — легко тряс он его за плечи. — Проснись! Ну, пожалуйста.
Брат сморщился, что-то проворчал, попытался натянуть одеяло повыше.
— Том, ну, пожалуйста! Проснись же! То-ом!
— Ты спятил? — открыл он один глаз. — Сколько времени?
— Не важно! Пожалуйста, послушай! Я песню написал! Послушай! Наиграй мне! — поставил рядом с кроватью гитару. — Послушай. Вот мне кажется, что мелодия должна быть такой, — Билл тихо напел, размахивая рукой. — Послушай.
За плечами оставили вечность
И дождями растратили слезы,
Столь глупа теперь та беспечность,
Без ответов десятки вопросов.
Я молчу, но в груди сердце ноет,
Оно просит: «Не надо, останься!»
Но скажу лишь, что было нас двое,
А теперь в одиночестве майся.
В темноте разрывая оковы,
Я кричу, но никто не услышит,
Постепенно срываясь на шепот,
Тишина одиночеством дышит.
Спрячу крылья в рюкзак за спиною,
Не летать теперь вольною птицей.
Я отвыкну дышать лишь тобою,
Из рассвета свободы б напиться.
В отраженье тебя я увижу,
А ты помнишь, там было нас двое?
Где теперь тот веселый мальчишка,
Что так счастлив был рядом с тобою?
Все же, знаешь, скажу на прощанье,
Что любовь не проходит бесследно,
А теперь в темноте лишь стенанья
И глубокая рана на сердце…
Он замолчал и вопросительно уставился на брата, ожидая похвалы и идей с музыкой. Том никак не реагировал. Билл все еще улыбался, но внутри уже все сжалось.
— Как? — неуверенно спросил он, голос дрогнул.
— Отвратительно. Ничего более отвратительного я от тебя еще не слышал. И не смей больше так хватать мою гитару, ты ее расстраиваешь. Вообще не смей трогать мои вещи.
Он улыбался. Он заставил губы улыбаться. Глаза только блестели больше обычного. А в груди ныло так, словно оттуда вырвали сердце.
Он порвал листок с наспех написанной песней. Подкинул обрывки вверх, осыпая себя бумажными клочками.
И ушел, не сказав ни слова.
Сначала из комнаты брата.
Потом из его жизни.

0

6

Глава 10.

— Нет, Том, я не знаю, где он. Правда. И потом, не думаю, что Билл придет ко мне. К Густаву — да, но ко мне?
— Его нет у Густава. Нет у Георга. Нет у Андреаса. Нет ни у кого, кого я знаю. Он не пошел к Паулю, не звонил Рону. Не поехал к матери. Не напросился в гости к кому-нибудь из продюсеров. Я всех обзвонил, — в голосе усталость и отчаянье, безысходность, граничащая с тщательно замаскированным страхом.
— Может он завис у девушки или у кого-то, о ком ты не знаешь?
— Нет его у девушки. И друзей новых нет. Он в последнее время дома сидел безвылазно. Я просто подумал, что он мог прийти к тебе. Больше не к кому… И уехать он никуда не мог — документы на месте. У него даже денег нет — бумажник не взял, а там все кредитки, наличность… Если бы с ним что-то случилось, мы бы уже об этом знали, да? — протяжный вздох, перешедший во всхлипывание, оборвался где-то на взлете. Дыхание исчезло.
— Том, не говори ерунды! — влез в разговор Густав. — Что с ним может случиться? Он взрослый и самостоятельный…
— Вот именно, что с ним всегда что-то случается! — сорвался, закричал, заистерил. — Это какое-то стихийное бедствие, а не человек!
— Мальчики, не ругайтесь! — повысила голос Франциска. — Успокойся, Том. Ты прав, если бы что-то произошло, мы бы уже знали… Значит, с ним все в порядке. Можешь объяснить, что произошло? Почему Билл ушел?
— Я… — замялся он. Опять дыхание исчезло, словно он собирается с силами, чтобы рассказать.
— Том? — мягко, но настойчиво произнесла девушка, подталкивая его, как малыша-несмышленыша к первому шагу в реку.
— Я не спал трое суток. Еще дорога… Домой приполз с единственной мыслью — спать. Видимо так переутомился, что сначала никак заснуть не мог, — каждое слово дается с трудом. Говорит все тише и тише. Потом набирает полную грудь воздуха и снова пытается рассказать, заикаясь, сбиваясь, дрожа. — А Билл среди ночи прибежал с новой песней… Разбудил… Просил, чтобы я ему сыграл. А я не то что играть, глаза открыть не мог, их словно песком засыпало и свинцом сверху залило. Он прочитал стихи, я и половины не понял. Он спросил, как мне понравилось. А что я ему скажу? Ляпнул херню какую-то, только чтобы отвязаться… У него вдруг слезы потекли. Он текст порвал и из квартиры пулей вылетел. Я за ним в чем был метнулся… Даже догнать не успел. Был бы одетым, может, смог бы найти… Я и так полквартала в одних трусах обежал… Он как сквозь землю провалился.
— А что ты ему сказал? — нахмурилась Франциска.
— Я не помню… Правда… Я толком и не проснулся на тот момент.
— Том, вам надо помириться, — вздохнул Густав. — Это тупая война уже всем поперек горла стоит.
— Я с ним не ссорился, Густав. И не воюю.
— А как это называется?
— Я не хочу, чтобы он лез в мою жизнь. Он сам по себе. Я сам по себе.
— Том, но вы всегда были так близки, — тихо проговорила Франциска.
— Были… — с горечью вздохнул он. — Сейчас я всего лишь хочу его найти и убедиться, что с ним все в порядке. Чтобы между нами не произошло, а он мне прежде всего родной брат. Ладно, ребят, если что-то узнаете или Билл выйдет на связь, позвоните мне. Я хочу сегодня в одно место съездить, может быть он там…
— Куда?
— К отцу. Идея, конечно, совсем уж бредовая, его туда насильно не затащишь, но вдруг… Потом останутся только больницы, полиция и морги, — голос дрожал все сильнее. Том тяжело задышал. Сделал над собой усилие и чуть спокойнее попросил: — Франциска, позвони мне, ладно, если он у тебя появится?
— Хорошо.
Комната наполнилась короткими неприятными гудками. Девушка отжала кнопку громкой связи, выключая звук. Посмотрела на гостей. Повисла гнетущая тишина.
— Нда… — выдохнул Густав, прошелся по комнате туда-сюда. — Ты мог хотя бы нас предупредить? Мы ведь морги, больницы и полицейские участки еще три дня назад обзвонили.
— Не кричи на него, — осадила брата Франциска.
— А ты тоже хороша! — переключился он на сестру. — Мы его неделю ищем, а он у тебя торчит. Хоть бы позвонила!
— Я просил никому ничего не говорить, — тихо отозвался Билл из кресла. Он сидел в цветастом шелковом халатике Франциски, поджав ноги и обхватив руками чашку с горячим какао. Рядом на столике лежал недоеденный круассан. Лицо безучастное, взгляд пустой…
…Когда неделю назад рано утро заспанная девушка открыла дверь и обнаружила младшего Каулитца с лицом, как будто он только что присутствовал при гибели всего человечества, она поняла, что все плохо. Всегда холеный Билл сейчас стоял маленький, убогий, тощий, потерянный, волосы торчали в разные стороны, а взгляд завораживал безумием. Она с удивлением заметила, что он босой, по колено грязный, и явно в домашней одежде — старая, растянутая футболка и какие-то потерявшие всякую форму древние джинсики. Франциска отступила назад, пропуская раннего гостя в квартиру. Ни слова не говоря, отвела его в ванную, стянула с совершенно не сопротивляющегося парня футболку и штаны, велела погреться под душем, пока она заварит чай. Потом Билл молча выпил напиток, съел все таблетки, которые дала ему девушка, и благополучно проспал больше суток. Единственная фраза, произнесенная им за все это время, была: «Не говори никому, что я у тебя, даже Густаву».
Билл более-менее пришел в себя только на четвертый день. До этого он два дня пролежал в постели с трагичной миной, отказывался от еды и передвигался исключительно по маршруту спальня-туалет-спальня. Франциска пыталась его разговорить, узнать, что произошло, но он упрямо молчал. Та кормила его успокоительным и йогуртами и не лезла в душу без приглашения. Она уже знала от брата, что Билла активно ищут, что они в глобальной ссоре с Томом, но местонахождение друга не сдала. На четвертый день Билл сам выполз к завтраку, пытался шутить и улыбаться. Получалось не очень, но хоть так. А на шестой день ей, наконец-то, удалось узнать, что произошло. Билл сбивчиво рассказал про то, как Том его приложил, как метался потом по улицам, как хотел спрыгнуть с эстакады, но испугался высоты, как куда-то бежал и позорно рыдал, словно глупая девочка, а потом понял, что надо у кого-то спрятаться на несколько дней, чтобы прийти в себя и решить, как жить дальше.
У Франциски было тихо и спокойно. Безопасно. Утром она уезжала на работу, и Билл был предоставлен сам себе. Вечером она возвращалась, готовила ужин, развлекала его болтовней. Билл так соскучился по общению, что к концу недели совсем освоился, разговорился, и ничего его не угнетало, кроме отсутствия сменной одежды. А сегодня у девушки был выходной. После завтрака она ушла в магазин за продуктами и неожиданно быстро вернулась. Позвонила. Наверное, что-то забыла. Билл распахнул дверь и… перед ним стоял Густав. От удивления вытаращивший глаза и открывший рот. Билл и сам сначала опешил, потом испугался, затем запаниковал.
«Твою ж мать…» — пробормотал Густав.
«Здрасти…» — проблеял Билл, стыдливо запахивая полы короткого халата. Джинсы и футболка второй час бултыхались в стиральной машинке…
…Густав сердито посмотрел на сестру, потом на друга, вздохнул и снова принялся мерить комнату шагами.
— Сколько ты планируешь тут сидеть? — спросил тоном учительницы начальных классов.
Билл неопределенно дернул плечами.
— Вот скажи мне, можно ведь было позвонить хотя бы менеджерам? Я понимаю, что ты хотел отомстить Тому, я понимаю, что ты нас с Георгом ни во что не ставишь, но хоть кому-то ты мог позвонить и сказать, где ты, чтобы люди не волновались? Билл, у нас под угрозой тур, продюсеры поседели, все в панике, о твоем исчезновении запрещено говорить вообще. Не дай бог журналисты узнают! Как ты можешь быть таким безответственным?
— Густав, он не мог позвонить, — вступилась Франциска. — Он только-только немного ожил. И я не отпущу его отсюда, пока не буду уверена, что с ним все в порядке.
— Ничего, — недовольно фыркнул парень. — Он-то ожил, зато все остальные слегли. В общем, одевайся, и поехали домой.
— Мне не в чем ехать. Да и дома у меня больше нет.
— Что значит дома нет? Билл, ты же слышал, что говорил Том. Он ищет тебя, переживает…
Билл покачал головой, обхватил колени руками и уткнулся в них носом.
— Я не нужен ему больше. Он отвернулся от меня. У него есть Юри, с которым можно часами висеть на телефоне, срываться по первому его зову, пропадать на несколько дней, совершенно наплевав на то, что я буду нервничать, переживать, психовать… У меня нет дома.
— А сам? — скривился Густав.
— Кто такой Юри? — мягко спросила девушка.
— Я не знаю. Густав, он ничего не рассказывал о своих новых друзьях?
— Том вообще ни о чем больше не рассказывает. Раньше не заткнешь его ничем, а сейчас слова клещами не вытащишь. Он такой со всеми, не только с тобой. Единственное, что я знаю, Том хотел перед туром куда-то съездить на три-четыре дня, а никто из продюсеров его не отпустил. Сказали, что пока вы не помиритесь, но не для виду, а на самом деле, он может забыть о своих поездках вообще…
— Он на день рождения к девушке собирался, — со знанием дела сообщила Франциска. Ребята удивленно повернулись к ней. — Он мне недели две назад звонил и спрашивал, что можно подарить девушке, но такое, чтобы оригинальное и запоминающиеся. Хотел сделать что-то особенное.
— Ты не знаешь к кому? Он не говорил? — с надеждой смотрел на нее Билл.
— Нет. Сказал, что подарок для девушки. Я начала спрашивать, сколько ей лет, блондинка или брюнетка, какой характер… Он сказал: «Обычная».
— А ты уверена, что он говорил про девушку? Может быть про парня? Он имя не произносил?
— Да нет же! Про девушку. Я так поняла, что это кто-то очень важный для него, не просто знакомая или подружка.
— Мало ли у Тома девушек, — явно не оценил причину беспокойства друга Густав.
— Я готов уже на любую молиться, лишь бы это был не Юри, — пробормотал Билл.
— В общем, продюсеры и так Тома не отпустили, а тут еще ты пропал, — вернулся к основной теме Густав. — Но если бы он уехал, я перестал бы его уважать. Знаешь, Билл, он действительно очень испугался и безумно волновался из-за тебя. Как бы Том не притворялся бесчувственной скотиной, эти дни для него стали сущим кошмаром, поверь мне. Я был с ним постоянно. Мы с Георгом были рядом с твоим братом все это время. По-моему это хороший повод помириться и забыть взаимные обиды. Хочешь, я позвоню ему и попрошу за тобой приехать?
— Нет, — вздохнул Билл.
— Хорошо. Как знаешь.
Густав достал телефон и набрал чей-то номер.
— Я слова никому не давал. А если учесть, сколько человек сейчас тебя ищут, то я бы на твоем месте придумал очень правдоподобную отмазку, — проговорил Густав, пока шли гудки. — Алло, Дэвид, привет. Помнишь, ты вчера говорил про вечеринку, на которую нас приглашали? Подтверди наше присутствие… Нет, я не сошел с ума… Не кричи… Не-кри-чи, я тебе говорю… Подтверди, прошу тебя… Как кто пойдет? Я, Георг, Том и Билл… Почему я издеваюсь? Я совершенно серьезен… Да… Да… Нет… Да… Теперь всё в порядке… Только не надо на него орать, очень тебя прошу. У него нервный срыв был, переутомился сильно. Ты же знаешь, мы последние недели чуть ли не круглосуточно работали, а у него еще проблемы с Томом, вот и сорвался… Нет, он не мог позвонить, говорит, что несколько дней вообще не в себе был, но сейчас все в порядке. Добрые люди подлатали… Да, он мне позвонил только что, я привезу его завтра. Ты там предупреди всех, чтобы расслабились… Хорошо, ребятам я сам скажу. Спасибо тебе. До завтра. — Он подмигнул сестре, расплываясь в довольной улыбке.
— И что все это значит? — скептически скривилась она.
— Всё очень просто, — потер Густав руки, уселся на диван и взял чашку с остывшим какао. — Завтра ближе к вечеру я приеду за Биллом, привезу ему одежду, отвезу к стилисту, а потом на вечеринку. Там он пообщается с братом, и будет понятно, как быть дальше: или Билл вернется домой, или будет снимать жилье.
— Он может у меня пожить. Ты ведь не против?
Судя по безразличному лицу, Биллу было все равно.
— Мы должны сохранить группу, Билл. У нас столько планов, альбом, тур… Будет глупо потерять всё, столько лет упорной работы, столько сил и нервов, из-за вашего с Томом идиотизма.
— Ты не понимаешь, — едва слышно отозвался он. — Я пытался, много раз пытался… Он не хочет…
— Думаю, эта неделя его хоть чему-то научила. Что он сказал тебе той ночью?
— Что я написал самую отвратительную песню в своей жизни и чтобы больше не смел прикасаться к его вещам.
— Неприятно, но не смертельно. В конце концов, мало ли ты писал отвратительных песен в своей жизни, которые потом стали хитами? — рассмеялся Густав.
Билл против воли улыбнулся.
— К тому же Том, как тот критик, что, прочитав об альбоме два критических материала, написал третий. Приноси ее в студию, чего-нибудь придумаем. Помнишь, как мы ржали над «Сквозь муссон»? — И Густав вдруг затянул совершенно отвратительнейшим писклявым голосом: — Окно больше не открывается. Здесь внутри всё заполнено тобой и одновременно пусто. У меня на глазах потухла последняя свеча… — он громко всхлипнул и показательно вытер тыльной стороной руки несуществующие сопли.
Франциска и Билл захохотали.
— Вот-вот. Бред еще тот, но народ почему-то от нее тащится! Ладно, я поехал на тренировку, а вы тут не скучайте. Что тебе завтра привезти?
— Не знаю… Привези что-нибудь черное… Густав… и это… — Билл густо покраснел. — Трусы, носки и кроссовки.
— Ты от него босиком что ли сбежал? — заржал друг. — Два идиота!
Франциска прикрыла рот ладонью, чтобы не смеяться так уж явно. Билл посмотрел на друзей и тоже захихикал.
В представлении Билла вечеринка должна была пройти более позитивно. По крайней мере, именно так он настроил себя с самого утра и именно с такими радужными мечтами приехал в клуб. Вчера вечером он все-таки выпытал у Франциски всё, что мог про девушку, поделился с ней подозрениями и наблюдениями относительно новых друзей брата.
«Понимаешь, мы с ним еще на Мальдивах повздорили, а потом этот скандал с Луизой в прессе окончательно добил наши отношения. Наверное, именно из-за него Том просит теперь не лезть в его личную жизнь. Его так травили с ней, что… Столько грязи вылили… Там еще какие-то левые телки появились, одна вообще долго и нудно на каждом углу брехала, что беременна от него… Мне кажется, если бы он поступил так со мной, я бы его вообще возненавидел. Но я же не нарочно! Я же хотел извиниться…»
«Я знаю, читала, еще Густав рассказывал. Ничего удивительного, что он закрылся».
«Но не это главное. Он сменил компанию. Ладно, я допускаю, что это из-за моего длинного языка и того, что многие его осудили. Но теперь ему звонят какие-то мужчины. И… Франциска, только, умоляю, никому! Даже никаких намеков! Я боюсь, что Том гей…»
Франциска хохотала долго и громко. Билл смущался и краснел. Он сбивчиво пересказал ей подслушанный разговор, поведал о Юри.
«Когда ты сказала про девушку, я тут же подумал про Луизу. Она говорила, что у нее скоро день рождения. Я не помню когда, она сказала, что скоро. Юри этот занимается танцами. Она тоже занимается танцами. Странное совпадение, правда? Может быть, Том тайно встречается с Луизой? Но зачем эта сложность с Юри? Кто это? И почему он признавался в любви мужчине? Он ведь действительно испугался, когда понял, что я слышал их разговор».
«Я думаю, все просто: Юри звонит Тому по просьбе Луизы и просит его к телефону, так как есть опасение, что ты возьмешь трубку и узнаешь ее. Потом Том разговаривает с Луизой, когда ему кажется, что все тихо и спокойно».
«И говорит с ней, как с парнем, даже находясь у себя в комнате в одиночестве? Слишком сложно. Да и глупо как-то… А если это не Луиза? Мало ли у Тома подруг? Зачем тогда ее скрывать? Да и я тысячу раз говорил ему, что Луиза хорошая, и я совершенно не против их встреч и отношений. Ну да, я вел себя, как последний кретин с ней, но я уважаю его выбор. Зачем весь этот глупый спектакль?»
«Я бы попыталась узнать номер телефона, с которого звонит твой таинственный Юри, и позвонила бы на него с какого-нибудь другого телефона. Трубку возьмет настоящий владелец номера».
«И если это будет Луиза, то я попрошу их больше не прятаться!»
«А если кто-то другой?»
«Это будет она, мне внутренний голос подсказывает!»
Ночью Билл никак не мог заснуть, прокручивая в голове будущий разговор с девушкой. Он помнил, что она относилась к нему в целом неплохо, и очень рассчитывал на снисхождение и в этот раз. Когда все определилось, когда он смог объяснить себе скрытность брата, стало как-то легче дышать. Дело за малым — добраться до телефона Тома и найти ее номер. К утру он даже полюбил Юри, который столько времени был проводником отношений брата. Если ему удастся поговорить с Луизой, убедить ее, что он за них и не причинит больше никакого вреда, то можно будет рассчитывать на восстановление отношений с братом. В последнее время это стало настоящей идеей фикс. Теперь он с нетерпением ждал вечера. Том должен пойти на контакт, ведь он так волновался за него, а если Билл еще и с Луизой помирится, то в честь того великого дня закатит большую пати в каком-нибудь ресторанчике.
Том на контакт не пошел.
И, кажется, от мордобоя Билла спасло только то, что вокруг было полно народу.
Билл забился в угол между Дэвидом и стеной, от гостей его отделял Георг, и чуть поодаль сидел Густав. Том с совершенно непроницаемым лицом расположился с краю и весь вечер или с кем-то переписывался, или трепался по телефону. И он не предпринял ни одной попытки, чтобы подойти к Биллу, не заводил разговор, не поздоровался, да, собственно, вел себя так, словно того и не существует вовсе. И если в начале вечера, Билл еще улыбался и радовался его присутствию, то к середине сник окончательно.
Ему незачем возвращаться домой.
У него больше нет дома.
Он удрал с вечеринки тихо и без свидетелей, по-английски, через запасной вход. Завтра надо будет подумать и принять решение. Очень важное решение. Встретиться с Дэвидом. Извиниться перед ребятами. А сейчас надо подышать свежим воздухом и побыть наедине с собой. Это успокаивает. Может быть, съездить куда-нибудь на несколько дней в тихое уютное место, или, наоборот, затеряться в шумном городе другой страны, побродить по улицам, впитать что-то новое, потратить деньги на шмотки. Кстати, о деньгах, вот всем Густав хорош, кроме одного — по какой причине ему не пришло в голову привезти ключи от квартиры, деньги и телефон? Это же само собой разумеющееся… И вот как теперь ему добираться… А куда ехать-то? Билл остановился и посмотрел по сторонам — никого. Безлюдно, темно и страшно. Так… До студии идти минут двадцать. Ключей нет. Стало быть не подходит. Квартира Тома исключается. Густав и Георг тоже на окраине обосновались — хороший, респектабельный район, только от цивилизации далеко, пешком не доберешься, нет, доберешься, но к утру. Обратно к Франциске? Он и так у нее неделю прожил, как-то не хочется напрягать человека еще раз. Билл чертыхнулся — он не смог вспомнить никого, кто бы жил рядом с этим клубом. Надо ловить машину и ехать к кому-нибудь в гости. Не хватало только неприятностей огрести на пятую точку.
Улица, докуда хватало взгляда, оставалась подозрительно пустой. С одной стороны это не могло не радовать, с другой — пугало и настораживало. Билл застегнулся, поднял воротник и быстрым шагом направился вперед, держась ближе к бесконечному высокому забору. В его тени он не заметен, а значит в безопасности.
Странное состояние. Вроде бы должен быть расстроен, потому что все надежды, которые он возлагал на этот вечер, благополучно канули в лету, растворились, разбились, а настроение все равно какое-то возбужденно-веселое. Или это называется истерикой, когда все плохо настолько, что хочется смеяться, кататься по полу и смеяться до слез?
Он обернулся на чуть слышный гул мотора.
Машина.
Улыбнулся.
Вышел из тени и поднял руку.
Хоть бы остановилась…
Впрочем, неважно.
Нет, так нет.
Остановилась.
Яркий свет бьет в лицо. Ничего не видно.
— На Изештрассе подвезете? Я там дальше покажу, — все еще пытаясь прогнать белые точки из глаз, проговорил Билл, открывая пассажирскую дверь.
— Это теперь у нас там находится «за городом»? — обдало его сознание кипятком. Билл шарахнулся в сторону, словно перед ним неожиданно возник сам дьявол.
Застигнутый врасплох, он огрызнулся:
— Твое какое дело? Проваливай! — с силой хлопнул дверью. Гордо задрал нос и пошел вперед, всем своим видом показывая, что ни хрена у него не выйдет.
Черный «Кадилак» плавно скользил рядом.
Можно развернуться и пойти в противоположную сторону.
Можно свернуть в ближайшую подворотню и сбежать от него дворами.
Можно перелезть через невысокую ограду и скрыться в темноте парка.
Можно закатить истерику, наговорить ему всего.
Можно просто сесть в машину и поехать домой.
Домой…
Для чего?
Зачем?
У него больше нет дома…
— Билл, ехать со скоростью два километра в час в горку на такой тяжелой машине несколько неудобно. Если хочешь тащиться до перекрестка пешком, то я подожду тебя наверху. Или садись в машину.
«Кадиллак» замер.
Билл упрямо шел вперед.
Можно не обращать на него внимания и делать вид, что его не существует.
Можно показать характер, продемонстрировать уязвленное самолюбие.
Можно послать его к черту, ударить по самым слабым местам.
Можно уничтожить этого самодовольного урода.
Можно просто сесть в машину и поехать домой.
Просто.
Сесть.
В.
Машину.
Билл вернулся на тридцать кошмарных шагов назад, сел на свое излюбленное место и недовольно нахохлился, скрестив руки и ноги.
Том докурил, выкинул окурок в окно, и машина мягко тронулась с места.
Они ехали молча. Том улыбался чему-то своему. Билл сердито уставился в окно. Точнее наблюдал за его отражением.
— Достань там из сумки диск, — попросил брат. — На заднем сидении.
Билл скорчил противную рожу — я вам делаю такое великое одолжение — дотянулся до бумажного пакета, в котором лежали и вкусно пахли остывшие пончики, и извлек болванку в бумажном конверте.
— Послушай, — Том вставил диск в магнитолу и нажал Play.
Из колонок полилась спокойная, лиричная музыка. Очень плавная и какая-то осторожная, робкая.
— Это минусовка. Мы с голосом попытались записать, но что-то фигня какая-то вышла. Там три варианта аранжировки. Возьми текст, посмотри, какой лучше подойдет.
— Какой текст? — распахнул он от удивления рот.
— Господи, да в пакете бумажку поищи. Только она, наверное, теперь жирная. Что ты как маленький?
Нужный лист бумаги оказался мятый, в жирных пятнах и с какими-то значками поверх текста. Билл брезгливо развернул его и ахнул — песня! Та песня, которую он уничтожил! Издав радостный вопль, он едва не кинулся Тому на шею. Но вовремя одумался. Запустил диск заново. Руки дрожат от волнения. Глаза сияют. Улыбка такая широкая, что говорить невозможно, не то что петь. Не может спокойно сидеть, ерзает.
— Нравится? — улыбается в ответ Том. — Дэвид сказал, что если с твоим голосом все это будет звучать нормально, то можно снять клип. Только он текст поправил немного, а то очень коряво было.
Билл сложил руки на коленях и осторожно взглянул на брата.
— Том, мне очень тебя не хватает. Обещай, что ты ко мне вернешься, и все будет как прежде?
Его лицо моментально исказилось.
— Когда сможешь! — торопливо добавил он. — Когда сможешь простить…
Том ничего не ответил, безразлично уставился на дорогу. Билл все равно широко улыбался, рассматривая такой красивый профиль, длинные ресницы, в кончиках которых иногда поблескивал свет фонарей и неоновых вывесок, обиженно выпяченную нижнюю губу. Из динамиков звучала музыка, которую для него записали ребята. В голове на полном автомате проговаривался текст песни, подстраивался под ритм. Билл начал напевать. Откинулся на спинку, закрыл глаза и начал негромко петь, вкладывая в каждое слово особый смысл. Петь для него, обиженного и вредного. Петь для того, чтобы пробраться в его сердце обратно, тихонечко, незаметно, вернуться на свое теплое место в его душе, свернуться калачиком, жить там, впитывать родные мысли, питаться его эмоциями, дарить свою любовь, наслаждаться им каждое мгновение, как было много лет. Было. Есть. И будет. Или Билл не будет Биллом!
Дома они разошлись по комнатам. Билл упал на горячо любимую кровать и мечтательно уставился в потолок. Теперь, когда он знает его тайну, можно спать спокойно. И это ничего, что Том сейчас закрыт для него. Пройдет время, и брат снова начнет делиться с ним сокровенным. Надо только подумать, как ему помочь вернуться. Сначала, конечно же, надо добраться до телефона и позвонить Луизе. Что ей сказать? На Мальдивах произошло недоразумение, Билл вовсе не против девушки и будет рад, если они с Томом перестанут от него скрываться. Тот скандал в прессе… Улыбка исчезла, уступив место хмурым складкам на лбу… Надо ей объяснить всё, она поймет. Луиза не Том, она выслушает. Ну, в крайнем случае, он воспользуется всем своим обаянием и талантом уговаривать, уломает девчонку, переманит ее на свою сторону, и, заручившись поддержкой возлюбленной Тома, сможет вернуть себе брата. Том и сам бы уже пошел на контакт, но то ли гордость не позволяет, то ли боится, что Билл снова начнет дурить. Но в этот раз все будет по-другому. Он обещает. Всё будет хорошо.
В ванной шумела вода. Иногда ему казалось, что Том в прошлой жизни был уткой: его выдающиеся многочасовые заплывы могли довести до бешенства кого угодно. Но Билл радовался сейчас, как дитя, этим милейшим звукам. Радовался, что Том дома, рядом, не злится на него, не сбегает. Он так устал воевать, нервничать, переживать. Хотелось обнять его, затискать, защекотать. Хотелось болтать, как раньше, смеяться, издеваться друг над другом…
Он послонялся по квартире, погремел пустыми кастрюльками, залез в не менее пустой холодильник. Интересно, Том всю эту неделю питался святым духом? Может у брата в комнате есть что-нибудь съедобное? Он только заглянет и всё. Ничего трогать не будет, попозже попросит, если что-то есть.
На цыпочках прошел мимо ванной.
Аккуратно приоткрыл незапертую дверь.
Прислушался.
Моется…
Вошел.
Осмотрелся.
Пустая коробка из-под пиццы под столом. Две банки колы. Не густо.
На столе — часы, бумажник, справочник, телефонная книга, документы. Мобильный телефон.
Он словно завороженный вцепился в него взглядом. Луиза. Брат моется. Надо просто подойти, переписать ее номер и завтра позвонить. Луиза… Том… Он вернет себе брата.
Билл подлетел к столу и судорожно схватил трубку. Слава богу, клавиатура не заблокирована! Сердце колотилось в висках. Ноги стали ватными. Вот она! Так быстро и так просто. Он глубоко вдохнул и утопил кнопочку «Меню» в панельке. Видимо от волнения нажал очень сильно и сразу же провалился в папку с сообщениями. Недолго думая, выбрал «Входящие». От предвкушений у него пересохло во рту, а ладони похолодели и вспотели.
Папка с входящими сообщениями была забита письмами от Юри Лойера.
— Ну, здравствуй, милая Луиза! Приятно познакомиться, Билл, — улыбнулся он телефону. — Что тут у нас?

Juri Loyer / Открыть

Сегодня мне приснилось, что я целую твою родинку на ключице. Веду языком по шее, а ты смеешься и обнимаешь меня. Я так соскучился по тебе.

— Соскучился? — присмотрелся Билл к сообщению. — Дальше. Нет, не надо удалять…

Juri Loyer / Открыть

Он нуждался в тебе все это время. Прошу, больше не делай ему больно, прости его. Прости, и он обязательно вернется. OMG, как бы я хотел быть рядом и помочь тебе хоть чем-то!

Замер. Перечитал два раза. Это они о ком? Почему «хотел»? Потом, некогда думать! Дальше…

Juri Loyer / Открыть

Не выдумывай глупости! Он живой. Он вернется. Ты найдешь его. С ним все хорошо. Я буду молиться за него.

Билл удивленно перечитал сообщение. Кто этот человек? Следующее…

Juri Loyer / Открыть

Хочу выкинуть часы! С тобой время несется, а без тебя стоит на месте. Я как феникс — умираю с твоим отъездом и рождаюсь от твоих поцелуев. Я разучился жить без тебя. Вернись.

Это не Луиза… Это… парень?

Juri Loyer / Открыть

Ты еще не уехал, а я уже соскучился. Эта ночь была волшебной! Ты — мой личный наркотик.

Всё написано в мужском роде… Парень? Что за игры? Его Том не может быть геем! Не может спать с парнем! Не может любить этого человека… Его Том… Билл сглотнул. Часы показывали два часа сорок семь минут. Думаешь, самый хитрый, да? Прищурился. А вот не угадал!
Опции
Перезвонить
ОК
Juri Loyer
Билл усмехнулся. Том, наверное, забыл, что они близнецы. Назвать девушку мужским именем — много ума не надо. Попросить ее слать смс в мужском роде — идиотизм, который мог прийти в голову только Тому. Прости, дорогой Juri Loyer, но обстоятельства вынуждают тебя разбудить. А что делать? Кому сейчас легко?
— Алло? — раздался сонный мужской голос в трубке. И Билл отдернул ее от уха, словно это было дуло пистолета. — Алло? Том, это ты? Что-то случилось? Том?
Билл, вытаращив глаза, осторожно положил говорящий мужским голосом телефон на стол и попятился прочь. Мужчина? Эти смс от мужчины? А как же Луиза? Как же подарок и день рождения? Его Том… встречается с мужчиной?
Он выскочил из спальни брата очень вовремя — воды не слышно. На ходу снял футболку, расстегнул ремень и пуговицу на джинсах. С разбега упал на кровать и быстро набрал на своем телефоне номер круглосуточной пиццерии. Сделал вид, что и не вставал вовсе.
Ноги и руки дрожат до сих пор. В груди холодно. Живот крутит. Сердце стучится, словно он пробежал стометровку на пределе своих возможностей.
— Здравствуйте, я хотел бы заказать пиццу, — нервно пропищал он в телефон. Откашлялся.
У него уточняли телефон и адрес. Потом он долго выбирал пиццу, мысленно находясь где-то совершенно в другом месте. Как можно было не скинуть вызов и не удалить его из телефона? Вот он идиот, каких мало! Не выдержал, пошел к брату.
— Да, минуточку, подождите, — улыбнулся девушке-оператору. — Том, я пиццу заказываю. Тебе взять? — остановился на пороге его спальни.
Том стоял голый, с полотенцем на голове. В одной руке второе полотенце, видимо только что снял с бедер, в другой — телефон. На заднице, ближе к пояснице, огромный черно-красный синяк, как будто кто-то, не рассчитав силу, грубо шлепнул его по попке… или неаккуратно вцепился…
— Да, это было бы здорово, — повернулся он.
Лобок бритый. Твою мать…
— У них есть суши? Закажи лучше суши.
Билл кивнул и отвернулся, чтобы так явно не пялиться на голого брата с такой красноречивой отметиной о хорошо проведенной ночи.
Заказ привезли меньше чем через час. Билл валялся у себя и делал вид, что смотрит телевизор. В голове какой-то кавардак и хаос из предположений, идей, объяснений смс, мужского голоса, синяка и бритого лобка. Пока он не способен мыслить логически, но в любом случае Том не должен знать, что Билл в курсе его интрижки с парнем. По крайней мере, теперь становится понятно, почему он так рьяно охранял свою тайну, никому ничего не рассказывал. Билл бы тоже молчал, как рыба, если бы вдруг завел себе бойфренда. Особенно перед Томом. Том бы не только его не понял, но еще и по голове настучал, чтобы выбить дурь. Так, с Луизой он уже облажался, с Юри такого допустить нельзя ни в коем случае. Дьявол! Его брат связался с геем! Спокойно, главное, чтобы Тому нравилось. Гей так гей. Он сохранит его тайну и поддержит его. Черт! Черт! Черт!
Том достал лед и бросил его в стакан с колой.
— И мне, — пробубнил Билл с набитым ртом.
— У тебя горло слабое, — усмехнулся брат, садясь с противоположной стороны стола и выравнивая палочки в руках. Ловко подхватил ролл с тунцом и отправил в рот. На лице нарисовалось блаженство.
Они ели молча. Том думал о чем-то своем и задумчиво улыбался. Билл рассматривал брата, как будто увидел его впервые. В сознании некстати всплыла подсмотренная картинка на Мальдивах — Том между ног девушки. Он перестал жевать и едва заметно поморщился. Тьфу… Интересно, а Юри он тоже делает ЭТО? Тьфу! Бя!
— У тебя такой вид, словно я кошачье дерьмо ем. Не нравится японская еда, хоть не кривись так, аппетит портишь, — недовольно проворчал Том.
— Не, я о своем задумался, — улыбнулся Билл. — Глупость всякая в голову лезет. Тебя кто так по заднице-то приложил?
— Ударился, — буркнул тихо.
Билл не удержался — одарил его понимающим взглядом и сжал плотно губы, пряча ехидную усмешку.
Том заметил. Покраснел. Сдержанно произнес:
— Точнее ударили. Вчера. В полиции. После того, как я разбил морду полицейскому, который сказал, что мой брат-пидор скорее всего завис где-то у своего любовника, натрахается и вернется.
Он задрал футболку и повернулся к нему боком. На теле красовалось еще два черных кровоподтека.
— Извини, — смутился Билл. — Я не подумал…
— Да это вообще тебе не свойственно, — хмыкнул Том, встал, забрал свой ужин и ушел.
Билл выругался. Закрыл лицо ладонями. Ну почему он вечно все портит?
Посидев минут пятнадцать в одиночестве, он придумал, как сделать брату приятно.
— Тооом, — протянул сладко, привалившись плечом к косяку двери.
— Ты телефон трогал? — прямой взгляд в глаза.
— Нет, — абсолютно серьезно. — Я даже не заходил сюда. Что случилось?
— Ничего, — резко.
— Тооом, — опять сладко-сладко. — Мы в тур уезжаем на следующей неделе. Дэвид говорил, что ты хотел съездить куда-то на несколько дней, но он тебя не отпустил. Я скажу ему, что мы помирились, и сделаю вид, что у нас все отлично, а ты езжай, куда хотел, отдохни, как следует.
Он усмехнулся:
— Ты наивно думаешь, что я буду спрашивать у тебя разрешение?
— Нет, я знаю, что тебе на меня класть и тебя не волнует, что я буду переживать, где ты и все ли с тобой в порядке. Но я не вижу смысла ругаться с менеджерами накануне отъезда, поэтому предлагаю тебе простое решение твоей проблемы с ними.
Том фыркнул и повернулся к нему спиной.
Билл насмешливо улыбнулся.
— Том, и прости меня за эту неделю и эти синяки. Я был уверен, что больше ничего для тебя не значу и не нужен тебе. И очень счастлив, что ошибся. Ты даже себе не представляешь, как я счастлив!
— Свали, а, — протянул он мягко.
— Спокойной ночи, брат. Отдохни там по полной. И помни, я всегда на твоей стороне.
— Исчезни, плесень! — он запустил в него пустой банкой из-под колы. Пытается сделать лицо злым, но глаза смеются и уголки губ приподняты.
Билл ловко ее поймал, прижал к щеке.
— Должен же быть в нашей семье хотя бы один урод, который бы делал твою жизнь невыносимой, но чертовски интересной.
Том показательно тяжело вздохнул и закатил глаза. Не выдержал, захихикал.

0

7

Глава 11.

Это было не совсем то, чего хотелось Биллу. Это все равно что просить маму купить тебе вон то красивое пирожное, а на деле получить карамельный суррогат в виде леденца на палочке — есть можно, но на вкус дерьмо. Да, Том больше не сбегал, и разговаривал, и не игнорировал, но отношений не было. Он вел себя как посторонний, который волею судеб вынужден находиться в его компании, — был доброжелательным, вежливым, но держался на ощутимом расстоянии, словно они всего лишь ехали в одном трамвае по разным делам и сидят рядом, потому что больше свободных мест нет. Казалось, Том действительно разделил их мир на свой и чужой. И теперь Билл был не мы, как привык с рождения, не я, как, наверное, никогда не привыкнет, он стал не то М, не то Ы, вроде бы и отдельная буква, но какая-то нелепая, абсолютно бесполезная, глупая в своей единственности. Он активно делал вид, что все хорошо, шутил и смеялся, при этом остро ощущая, что остался совершенно один. Хотелось спрятаться в раковину и не высовывать оттуда носа. Он улыбался публике, издевался над журналистами, отдавался зрителям на концертах. Друзья писали, что следят за их выступлениями, что Билл на высоте, великолепен, отлично работает. Менеджеры говорили, что тур проходит на «ура», пресса довольна, фанаты пищат, критики как обычно… Каждое утро перед зеркалом он упрямо растягивал губы в великолепной улыбке, а на деле хотелось выть, сбежать, спрятаться. Раньше ему достаточно было просто посидеть рядом с братом, колено к колену, плечо к плечу, послушать его торопливую речь, не важно о чем, и на душе становилось легче. А сейчас он напоминал себе птицу, у которой нет одного крыла, или улитку, которую вытащили из раковины, или таракана, которому оборвали ножки… Билл чувствовал себя беспомощным и одиноким, потерянным. Он стал игрушкой, которую забыли на скамейке под дождем. А может просто выкинули… Да, его просто выкинули…
Однажды в гостинице неизвестно какой европейской страны Билл наткнулся на кипу газет на столе в номере. Выбрав из кучи макулатуры ту, что написана на понятном немецком, он принялся бесцельно ее листать, мельком пробегая глазами по пустым заголовкам. Какая-то аналитика, обзоры, цифры, прогнозы, индексы роста… Он уже хотел зашвырнуть ее куда-нибудь подальше, когда взгляд зацепился за статью «Аренда жилья перестала дорожать». Решение проблемы пришло в голову сразу же. Он и раньше хотел это сделать, но всё на что-то надеялся, старался, подстраивался. А сейчас игра в одни ворота надоела. В конце концов, у него тоже есть чувство собственного достоинства, остатки гордости и жалкие ошметки нервов. Если Том вдруг стал Я, то пусть им и будет. Билл тоже попытается. И чтобы искушения подойти пока еще к ИХ дому не было, он переедет… на другой конец Гамбурга… О, нет! Гамбург не годится! Он уедет в Берлин. Да! Там веселая жизнь, клубы, там много друзей и подруг. А самое главное, там он действительно будет Я, независимый, без своего Тома. Один.
— Ты ищешь квартиру? — через пару дней после принятия судьбоносного решения, за завтраком при всех спросил Густав. Билл, собственно, и не скрывал ни от кого, чем занят. Созванивался с агентом в перерывах между интервью, придирчиво рассматривал присылаемые фотографии квартир, выбирал район будущего местожительства.
— Да, у меня уже есть пара вариантов, но надо смотреть на месте, — спокойно отозвался он, краем глаза заметив, что Том нахмурился и повернулся к нему.
— Где, если не секрет? — Густав подлил в кофе молока. Сама заинтересованность.
— В Берлине.
— В Берлине? — оторвался от салата Георг. — Но как мы будем работать, если ты в Берлине, а мы все в Гамбурге?
— В студии сейчас работы нет, ну или совсем мало, — пожал Билл плечами и наивным взглядом открыто посмотрел другу в глаза. — Я буду приезжать, когда надо…
— Из Берлина? — скептически скривился Георг. — Каждый день?
— Почему каждый день? Сейчас после тура у нас будет несколько дней отдыха, потом пойдут разовые концерты вне тура. Какая мне разница, из какого города вылетать на гастроли?
— А чего не в Париже? — лучезарно улыбнулся Густав, делая такой же прекрасно-наивный взгляд, как у Билла.
— Я французского не знаю, — грустно вздохнул тот.
— Билл, это бред! — затряс головой Георг. — Ты сам понимаешь, что это бред?
— Не понимаю, что тебя так беспокоит? Берлин хороший город, там кипит жизнь, там можно оторваться, веселиться… Там у меня много друзей, с которыми можно отлично позажигать…
— По-моему ты не там ищешь квартиру, — с умным видом произнес Густав. — Надо перебираться в Канберру. Вот там классно!
— Это где-то на севере?
— Скорее на юге… — нахмурился Георг. — Сантиметров сорок на юго-восток, если карта мира не очень большая… Можно еще в Патагонию. Там тоже круто.
— Там наверняка есть комары, а у Билла на них аллергия, — с сомнением посмотрел на друга Густав. — К тому же он не говорит на испанском.
— Я вас так бешу, что вы меня хотите отправить в Румынию? — прищурился Билл.
— Нет, это было бы слишком жестоко по отношению к памяти Влада Тепеша. Хватит с румын одного кровопийцы, — на полном серьезе вещал Георг. — К тому же ты не владеешь румынским.
— Знаете что! — подскочил Билл, поняв, что ребята над ним издеваются. — Валите сами в свою Патагонию, Трансильванию, и куда вы там меня еще посылали? Решение принято. И я не собираюсь спрашивать ни у кого совета. Сразу же после тура я съезжаю с квартиры Тома. Всё, я теперь сам по себе.
— Только мы здесь причем? — в упор на него смотрел Георг.
— Почему это с моей квартиры? — возмутился Том. — Это наша квартира, и тебе не надо никуда съезжать.
— Ты наивно думаешь, что я буду спрашивать у тебя разрешение? — усмехнулся он и пошел к себе.
— Я тебя поздравляю, — зло рыкнул Георг.
И Билл спиной почувствовал, как брат опустил голову.
Всё зашло слишком далеко… Уже ничего нельзя исправить…
Тур медленно, но верно продвигался к концу. Они отыграли уже одиннадцать концертов, оставалось еще не то шесть, не то восемь, Билл толком не помнил. Он немного потерялся во всем этом, а о том, что сегодня на сцену узнавал по утру — если не дали поспать, значит, вечером придется петь. С квартирой он вроде бы тоже все решил, выбрал что-то очень похожее на квартиру Тома — три спальни, большая гостиная, кухня-столовая. И цветовое решение интерьера тоже похоже на его бывшую квартиру, и мебель… Не то же самое, но если представить себе, что ты в Гамбурге сделал перестановку и докупил что-то новое… Билл с ужасом ждал окончания тура, с паническим страхом, практически на грани истерики… Как же он будет один в чужом городе, без своего Тома?
Том ничего не предпринимал, чтобы остановить брата. Билл однажды услышал, как он говорит Дэвиду: «Это его решение, что я могу сделать?» Честно говоря, ему бы и делать ничего не пришлось, достаточно было просто попросить. Но Том не просил не уезжать, а Билл уже не мог остаться. От этого было больно почти физически. Он улыбался, как прежде. Изо всех сил растягивал губы. Обворожительно скалился на камеры, фанатам, журналистам, друзьям, коллегам, брату. А вечером забивался или у себя на полке в турбусе, или в номере и медленно загибался в одиночестве.
Но иногда Билла очень некстати мучила бессонница. Он, как привидение, слонялся по турбусу или отелю, пугая случайных встречных мрачным лицом и всклокоченными волосами. Улыбаться сил не было. Говорить, впрочем, тоже… В отеле он падал где-нибудь в холле на диван или в кресло и так какое-то время полулежал в темноте. В турбусе поднимался в малюсенькую гостиную и смотрел в окно на проплывающие мимо унылые однообразные пейзажи. Вот и сейчас он не щелкал телевизионными каналами в своем прекрасном огромном номере с видом на море, а зачем-то второй час торчал на общем балконе, вытянувшись на диванчике, и наблюдал, как внизу на набережной кипит жизнь.
— Да, я в Марселе. Прекрасный маленький отель… Посмотри в Интернете, он называется Le Petit Nice-Passedat… Ага, правильно. Здесь чудесно! Только тебя не хватает… — Том вышел на балкон, облокотился на перила и восторженно выдохнул, обведя окрестности влюбленным взглядом. Большего прокола от него и ожидать было нельзя. Билл сначала хотел как-то дать о себе знать, исключительно ради приличия, а потом почему-то передумал быть приличным. Затаил дыхание, внимательно ловя каждое слово брата. — Мы завтра вечером будем в Модене, послезавтра там концерт. Потом Мадрид и Лиссабон через день. Я бы очень хотел тебя увидеть. Сможешь приехать?.. Знаю, что после концертов я похож на выжатый апельсин, но с меня хватит просто обнять тебя и насладиться твоими поцелуями… Я очень соскучился… Да, устал. Не тур, а черте что… Нет, не хочу по телефону… — рассмеялся. — Пока другого способа нет… Приезжай в Модену, мы там две ночи будем… Знаю… Ну возьми его с собой. Мне с ним понравилось. Весело было. Друг его только на меня как-то нездорово посматривал… Нет, я не боюсь… Мне уже все равно, с кем ты приедешь, лишь бы тебя увидеть. Хоть Папу Римского с собой бери… Хорошо, запиши адрес. Отель Fini San Francesco, находится на улице Ди Фрати Минори, дом 48. Вроде бы нас туда заселят… Да, это было бы здорово. По крайней мере, не придется… — Том обернулся и заметил брата. Побледнел. — Я перезвоню тебе, — пробормотал быстро, сбрасывая вызов, и вопросительно уставился на Билла.
Билл в свою очередь задумчиво разглядывал Тома. Потом устало усмехнулся, поднимаясь:
— Да знаю я все про тебя, не ссы. Мне только обидно, что ты брата на какого-то пид… левого человека променял. Никогда не думал, что значу для тебя настолько мало. Развлекайся, детка… — он похлопал его по плечу и не спеша пошел в номер. Чертовски хотелось чего-нибудь выпить, желательно очень крепкого, и лечь спать.
Билл все-таки напился. Напился до того, что под утро не мог отползти от умывальника, посчитав, что блевать в унитаз не эстетично и как-то очень неприятно наклоняться лицом туда, куда все сажают задницы со всеми вытекающими и вылезающими последствиями. Когда в половине девятого к нему зашел Тоби, чтобы разбудить, Билл предстал перед ним в таком виде, что телохранитель не стал рисковать, вызвал врача и стилиста — депрессивную звезду надо было поставить на ноги к одиннадцати часам во что бы то ни стало. Зато спустя пару часов Билл со счастливым злорадством отметил, что Том выглядит ненамного лучше него — мешки под глазами, красные опухшие веки, ему не помог ни хороший грим, ни кепка, надвинутая на самый нос.
День прошел так, как проходил обычно. Фанатки у отеля. Нечеловеческий визг. Автографы. Улыбки. Вспышки. Машина. Аэропорт. Фанатки. Визг. Улыбки. Вспышки. Досмотр. Много кофе в ожидании самолета. Самолет. Немного поспать. Контроль. Фанатки. Визг. Автографы. Вспышки. Машина. Фанатки… Визг… Отель… Тишина… Голова не болела, спасибо таблеткам, но сам он был заторможенный и вялый. Хотелось добраться до кровати, рухнуть на нее прям в одежде и вырубиться на несколько дней.
— Билл, у нас интервью через два часа, за ним сразу же пресс-конференция, потом съемки в телепрограмме, потом еще одно интервью на радио…
— А можно я не пойду? — проскулил он. — Скажите, что я умер от анорексии еще в Марселе… Пожалуйста…
— Идиотские шутки, — фыркнул менеджер, прикрепляя расписание на торшер скрепкой.
Когда дверь за ним закрылась, Билл поймал себя на мысли, что не помнит, как зовут этого дядьку. Потом он не вспомнил, какое сегодня число и вообще не сориентировался с днем недели. Он закрыл глаза и спокойно уснул — какая разница, у них для таких мелочей нанят специально обученный человек.
С самого утра Том ждал, нервничал, волновался. Поглядывал на часы, не выпускал телефон из рук. Он выглядит, как влюбленный придурок, — в конце концов, заключил Билл, ехидно улыбаясь. Почему-то не к месту вспомнился бритый лобок. Интересно, а ноги братик тоже теперь бреет? И кто из них сверху? По смс Билл решил, что Том (ну как-то он вообще очень плохо представлял брата, подставляющего кому-то задницу), а вот по их разговору… Бррр… Он глупо захихикал, отвернувшись от близнеца. Какая идиотская ситуация — его брат, который только вчера с умным видом вещал, что у него по любовнице в каждом городе, ждет свидания с любовником и волнуется, как девица перед поездкой в церковь на собственную свадьбу. Как бы посмотреть на предмет его обожания? Даже интересно, как должен выглядеть мужик, который из махрового гетеро за считанные дни сотворил гея?
— Ты нас представишь друг другу? — наклонился к брату Билл. Взгляд хитрый, на устах зловредная улыбочка.
— Я тебе уже одну представил, — состроил точно такое же лицо Том.
— Она мне, кстати, нравилась. А ты — придурок, раз такую девушку упустил. И мы, кажется, в Италии, мог бы пригласить ее на наш концерт.
— Ты бы нам лично потом постель застелил? — ехидно сморщил нос Том, противненько хихикая.
Билл трагично вздохнул и закатил глаза:
— Я бы для тебя ее даже вымыл.
— Дурак! — заржал Том, откидываясь назад. — Какой же ты дурак и задница!
Он расслабленно улыбнулся и нормальным голосом, без ломаний произнес:
— Ну так я зайду вечером засвидетельствовать свое почтение?
Том ответил такой же улыбкой. И покачал головой.
— Это моё, Билл. Извини.
— Том, — надулся он.
— Извини. Я больше не хочу рисковать.
— Ты ничем не рискуешь!
— Нет.
Билл поджал губы:
— Ничего, потерпи совсем немного. Вернемся домой, я съеду, можешь развлекаться, сколько хочешь и с кем хочешь. А главное — ничем не рискуя.
— Билл, ты… — Том болезненно поморщился.
— Надеюсь, что с ним ты действительно счастлив. Представляешь, как будет обидно — пожертвовать собственным близнецом и обломаться.
— Ты не…
— А когда он тебя бросит… — он запнулся. Глаза заблестели. — Том, у тебя больше нет брата… — в голосе звучала боль.
Том обхватил лицо руками и сжался.
— И… Том… — он задрожал и кое-как улыбнулся. — Не ищи меня больше… Ты теперь сам по себе, как и хотел. А то, знаешь… Я ведь тогда решил, что ты на самом деле… что ты… что мы можем…
— Я не понимаю, почему ты закатываешь всякий раз истерики, когда я отказываюсь говорить, с кем встречаюсь, — устало выдохнул брат. — Я не понимаю, с чего ты решил, что я отказался от тебя и ты мне больше не брат? Я не понимаю, зачем и на кой черт ты решил переехать в Берлин? Я просто не вижу в этом никакого смысла. Но если ты считаешь, что, отказавшись от меня, как от брата, и переехав в Берлин, это решит твои проблемы, то не буду удерживать. Билл, я очень устал от твоих истерик и бесконечного шантажа. Что там, на Мальдивах, и я, и Луиза постоянно старались подстроиться под тебя. Делали всё так, чтобы тебе было удобно, интересно, чтобы ты не чувствовал себя брошенным. Ты постоянно взбрыкивал, язвил и хамил. Что сейчас, вернувшись домой и в туре… Я молчал, когда твой длинный язык опозорил меня на всю Европу. Я молчал, когда ты устроил у нас дома представление. Я ни слова тебе не сказал, что пережил за ту неделю, когда ты отсиживался у Франциски, хотя, когда ты «случайно» «нашелся за городом», хотел тебя как следует отлупить, но вместо этого поехал и записал с ребятами песню. Я молчу, когда ты выставляешь меня перед всеми исчадием ада, которое только и делает, что травит несчастную детку Билли. Хочешь разорвать наши отношения? Рви. Хочешь свалить с квартиры? Проваливай. Только, пожалуйста, перестань трепать мне нервы. У меня уже на тебя никаких сил нет. Меня уже трясет от тебя. Я, когда тебя вижу, хочу телепортироваться в любое другое место на планете, лишь бы подальше от тебя.
Билл не смог придумать ничего умного, чтобы достойно ответить на тираду брата. Он недовольно засопел, плотно сжав губы. Потом презрительно скривился и, поморщившись, выдал:
— Ты никогда не умел признавать свои ошибки.
Том удивленно посмотрел на него и громко захохотал, схватившись за живот.
Глава 12.

Круговерть концертного дня лишь подстегнула бдительность Билла. Он совершенно точно решил, что всеми правдами и неправдами увидит этого мужчину. И его никто не остановит. В конце концов, он должен знать, из-за кого съезжает с квартиры и кто заменил его, Билла, в жизни Тома. Он вертелся рядом с братом, прислушиваясь к разговорам по телефону, не выпускал из виду, сопровождая близнеца везде, даже в сортир. Том никакого недовольства не высказывал, и порой, как периодически казалось Биллу, специально обращал его внимание на свои действия. Билл фыркал и прикидывался лицом незаинтересованным. Зато Том хохотал по делу и без. Значит, всё хорошо, значит Юри уже здесь, и вечером Билл его увидит. В крайнем случае, завтра утром. Да, обязательно увидит, даже если для этого ему придется сидеть под дверью брата всю ночь!
Концерт прошел удивительно хорошо. Билл в какой-то эйфории скакал по сцене, излучая сексуальность, радость и вселенское счастье. Том тоже светился, строил глазки девушкам в первом ряду и страстно облизывал губы. Ага, то есть Юри совершенно точно приехал — у Тома на лице нарисовано большими буквами: «Скоро будет секс, много секса, море секса!»
Оба ждали одного и того же человека. Оба переживали. Оба нервничали.
После концерта Билл приклеился к Тому фактически намертво. И если днем он позволял брату отойти от себя на несколько десятков шагов, то сейчас он ходил за ним по пятам, не оставляя тому ни малейших шансов на побег. Том и не сопротивлялся, не ворчал, не старался улизнуть, он с уважением воспринимал настойчивость младшего брата. И Биллу это казалось очень подозрительным. Значит, Том что-то задумал. Следовательно, нельзя вообще выпускать его из виду.
— Билл, если хочешь, то заходи ко мне в любое время, — сказал Том в коридоре гостиницы, протягивая запасную магнитную карточку от своего номера.
Билл резко остановился, вытаращил глаза и приоткрыл рот от удивления.
— Ну, какой смысл ее оставлять на ресепшен, если ты все равно ее выпросишь и притащишься ко мне в самый неподходящий момент. Тебе будет неловко, потому что надо будет выдумать что-то правдоподобное. Я буду смущаться, потому что ты стоишь и нагло врешь, а мне надо делать вид, что я тебе верю… К чему все это? Вот ключ. Я даю тебе его сам. Ты можешь прийти в мой номер в любое удобное для себя время.
— А ты?.. — кое-как собрался он с силами.
— А что я? Я тебе разрешаю.
— И ты не будешь против?
— А почему я должен быть против?
— Ну, ты же говорил…
— Билл, — вздохнул Том. — Вот ключ. Я тебе его сам дал.
— И ты не будешь орать? — с подозрением спросил Билл.
— А почему я должен орать? Можно только я приму душ и переоденусь? Или ты со мной в ванной будешь сидеть?
— Да-да, конечно, — он попятился от двери близнеца. — Я зайду попозже… На минуточку… Просто хочу на него посмотреть…
— Договорились, — и Том, довольно улыбнувшись, скрылся в номере.
Билл залетел к себе в состоянии крайнего возбуждения. Хотелось одновременно кричать, прыгать, целовать ключ и Тома за то, что разрешил. Надо привести себя в порядок. Скоро он увидит Юри. Нельзя, чтобы парень его брата заметил в нем хоть какие-то недостатки. Билл — звезда, он должен выглядеть соответственно, но при этом держаться максимально просто и дружелюбно, чтобы Юри не смущался, чтобы не вышло, как с Луизой. Трижды подумать, прежде чем произнести что-либо. Если Юри гей, то он раним и все примеряет на себя, — это Билл уяснил еще при общении с некоторыми своими друзьями. Слова не скажи этим сексуальным меньшинствам, вечно ведут себя как идиоты, еще ты же начинаешь себя виноватым чувствовать, что предпочитаешь противоположный пол. Поэтому надо как-то аккуратно и осторожно, очень деликатно.
Он вымылся и слегка уложил волосы, немного подчеркнул глаза черным карандашом, подкрасил ресницы. Долго рылся в чемоданах, выбирая простую футболку и джинсы. Красивый ремень. Вроде бы всё, почти готов.
В соседнем номере хлопнула дверь.
Билл вздрогнул и напрягся. Так… Юри пришел. Пришел… Что делать? Идти немедленно или немного подождать? Нет, если он пойдет прямо сейчас, то со стороны будет казаться, что он торчал под дверью и подслушивал. Так нельзя. Том ему доверился, Билл его не подведет.
Минимум украшений — два кольца на руки, три цепочки и ошейник. Покрутился перед зеркалом. Снял ошейник. Оставил одну цепочку. Зато надел на руку браслет… Билл так нервничал, словно это у него свидание, а не у Тома.
Решив, что полчаса влюбленным хватит, чтобы немного пообщаться, он на дрожащих ногах отправился в номер к брату.
Замер перед дверью.
Набрал полную грудь воздуха.
И постучал.
Тишина.
Он постучал настойчивее.
В сознании крутилась малюсенькая мыслишка, что Том его обвел вокруг пальца, словно двухлетнего ребенка-несмышленыша. О, нет! Том просто не может быть такой гадиной!
Билл достал ключ и открыл номер.
Вошел.
Улыбнулся.
— Сука, — зло прошипел сквозь стиснутые зубы.
Со всей силы пнул диван.
— Тварь! — крикнул громко и еще раз пнул невинный диван. — Твою мать! Думаешь, самый хитрый, да? А вот хрен ты угадал!
Он фурией поносился по номеру, пытаясь найти хоть какую-то зацепку о том, куда мог свалить его дражайший братец. Может быть, Том вовсе не сбежал? Может быть, он ужинает в ресторане отеля? Может быть, они где-то развлекаются, играют в бильярд или на развлекательных аппаратах гоняют по виртуальным дорогам?
Достал телефон и позвонил ему.
Абонент недоступен.
— Гад, — бессильно выдохнул.
Билл рысью проскакал по отелю, заглянув во все бары, ресторан, оздоровительный клуб и сауну, и понял, что Том удрал. Козлятина дредастая! Так вот почему он не будет возражать, если Билл зайдет к нему в номер! Его всего лишь не будет в номере! Билл зарычал и злобно скривился. О’Кей. Хорошо. Поиграем в пинкертонов.
Он нацепил на лицо самую обворожительную улыбку и отправился на ресепшен.
— Сеньорита, могли бы вы мне помочь в одном очень конфиденциальном деле? — томным голосом произнес Билл, глядя в глаза девушке пожирающим взглядом.
Девушка что-то произнесла нечленораздельное, опуская взор и краснея.
— Только это очень и очень секретное дело, — трахал ее голосом Билл. — Мне надо узнать, в каком номере остановился господин Юри Лойер, к сожалению, не знаю, как его полное имя. Он должен был приехать сегодня.
— Да, конечно, — торопливо кивнула она и что-то набрала на компьютере. Нахмурилась. Потом еще раз повторила запрос. — Такой господин у нас не останавливался и номер не бронировал.
— А вчера?
— Я посмотрела неделю назад и неделю вперед. У нас по базе этот господин нигде не проходит.
Билл смутился.
— Давайте попробуем найти… Ох… Я не знаю, как ее фамилия… Имя Луиза Мария Сьюзен… фон чего-то там… Это девушка… — Билл прикусил язык, сообразив, что снова жестко подставил брата.
— Я посмотрю… — не обратила внимания на растерянный вид звезды девушка. Через минуту покачала головой: — Мне жаль, но этой девушки у нас тоже не было.
Он нахмурился.
— Вы можете помочь мне? Сделайте распечатку тех, кто останавливался у вас за последние сутки. В каких номерах?
— Но это… — побледнела она.
Билл положил бумажку в двести евро на стойку и сногсшибательно улыбнулся…
Он сидел у себя и изучал полученный список. Три семейных пары, группа туристов из Англии, два парня в одном номере непонятной национальности, несколько немцев, итальянцев, поляков, французов. Всего двадцать три человека. И в каком номере спрятался Том?
— Билл, вы завтра выезжаете на три часа раньше, — вошел Гюнтер.
Парень вопросительно уставился на менеджера.
— У вас получасовая запись для центрального канала в ток-шоу о современной музыке.
— Получасовая? — хмыкнул он. — Да они получасовые записи делают в лучшем случае день!
— Это прямой эфир. Вам надо будет посидеть в студии и поотвечать на вопросы, возможно, поучаствовать в дискуссии. Вот примерный список вопросов и сценарий ток-шоу. Все решилось буквально только-только.
— Но… Я вообще когда-нибудь буду спать? — промычал Билл, кривясь.
— Это, — Гюнтер многозначительно закатил глаза и поднял указательный палец вверх, — вон туда.
Билл выругался.
— Не видел Тома? У него в номере никого нет, и мобильный не отвечает.
— Если найдешь его первым, посоветуй, чтобы он заказал себе красивый памятник.
Мужчина усмехнулся и вышел. Билл вызвал охрану. Они-то должны знать, куда делся его брат.
Вдоволь наоравшись на службу безопасности и пообещав всех уволить, если они не прочешут отель и не найдут брата, Билл принялся расхаживать по номеру, размышляя, как бы он поступил, если бы не хотел афишировать свои отношения с кем-либо. Тома нет в отеле. В этом он был уверен наверняка. Но Юри тоже не местный. Следовательно, он должен где-то остановиться. И Том поехал к нему. Брат же понимал, что, когда афера с ключом откроется, Билл камня на камне здесь не оставит. Именно поэтому Том так легко отдал ключ от двери и разрешил заходить — он не опасался его! А на чем брат должен поехать в другой отель? Правильно, на такси!
Телефон на прикроватной тумбочке в номере Тома приятно радовал глаз кнопкой повтора вызова последнего номера. Билл нажал волшебную кнопочку и расплылся в хищной улыбке, услышав, как пошел набор.
— Ресепшен, слушаю вас, — знакомый женский голос.
Он опустил трубку на рычажок и пошел еще раз вниз. С глазу на глаз информацию получать удобнее.
— Скажите, мой брат, Том, из сорок пятого номера, заказывал сегодня такси через вас? — спросил Билл, после очередного обмена любезностями.
— Да. Он еще попросил, чтобы его провели через служебный вход.
Он кое-как скрыл рвущееся наружу ликование. Кажется, он сел ему на хвост! Нет, Билл все равно достанет эту пройдоху! Не захотел добровольно, он сам возьмет, без спроса! Ишь, чего придумал, от родного брата скрываться!
— Как с ними связаться и узнать, кто его отвозил? Дело в том, что у нас завтра утром запланирована запись передачи на вашем телевиденье, а он не знает, это стало известно буквально двадцать минут назад. Если Тома не будет, то нам всем здорово попадет. Выручайте!
— Я попробую что-нибудь сделать, — улыбнулась она.
Билл устало опустился на диванчик. Дьявол, все настроение испортил! Он закрыл глаза и расслабился. Если понадобится, Билл лично объедет все гостиницы Модены! Дело принципа!
— Вот, — протягивала девушка бумажку. — Отель Canal Grande. Проспект Канал Гранде, дом 6. Мне сказали, что постояльца отвезли по этому адресу.
— Отлично! — вскочил он. — Вызовите мне такси!
Отель с неблагозвучным названием «Большой канал» представлял собой трехэтажное здание канареечного цвета, опутанное плющом и какими-то цветущими лианами. Наверное, днем оно смотрится весело, сейчас же ночью, подсвеченное огнями, оно выглядело подозрительно таинственно. Билл поднялся по ступеням и дернул за резное кольцо массивную дверь. Дверь оказалась заперта изнутри. Пришлось звонить.
А потом все началось сначала…
Билл объяснил, кто он и зачем приперся под утро. Попросил найти Юри Лойера, который в списках постояльцев не значился. Потом они долго искали Луизу Марию Сьюзен как-то так и фон чего-то там, которая так же не оказалась заявлена в числе приехавших. Совсем отчаявшись, Билл попросил менеджера показать ему списки. Он не знал, кого искать. Но ведь приехал же сюда Том к кому-то!
Он пару раз пробежался по десятку фамилий. Устало потер глаза и обиженно поджал губы. Дурацкий Том! Идиотский Юри! Чертовы педики!
— А это кто? — ткнул он пальцем в набор каких-то имен. — Альберт Отто Юрген Руппрехт Оскар Бертольд Фридрих Фердинанд Кристиан Людвиг. Язык сломаешь, пока прочтешь.
— А, — махнул рукой менеджер, зевая. — Это молодой отпрыск из семьи Вельфов. Они там все через одного то князья, то принцы, то кронпринцы. Плюнуть нельзя, чтобы в какого-нибудь короля не попасть.
— Он надолго? — Билл вчитывался в длинное и нелепое имя.
— Завтра уезжает.
— А приехал сегодня? Днем? Ближе к вечеру? — зачем-то спрашивал он. Глаза настойчиво цеплялись за слово Юрген.
— Угу.
— Один и без охраны? Инкогнито?
— И снял самый большой номер.
— Меньше, чем на сутки… — Юрген… Юрген… сокращенно Юри! — А давайте-ка мы позвоним ему в номер! — расцвел Билл.
— Да что вы с ума сошли?! — подавился зевком мужчина.
— Если я ошибся, то… то… то можете сделать мне что-нибудь плохое, — улыбнулся Билл жалобно-жалобно.
— Я не могу. Наш гость, скорее всего, спит…
— Что-то я сильно сомневаюсь, что он спит. Какой телефон-то? — Билл нетерпеливо стучал ногтями по аппарату.
Как он и ожидал, трубку взяли быстро для четырех часов утра — на третий длинный гудок.
— Алло? — выдохнул ему в ухо родной заспанный голос.
— Неожиданно, правда? — насмешливо хмыкнул он в ответ.
Перед глазами ясно встала вытягивающаяся физиономия близнеца, широко распахивающиеся глаза и открывающийся рот, потом в груди все рухнуло в пятки и похолодело. Билл зло улыбался, презрительно морща нос.
— В общем, слушай меня внимательно. У нас завтра на телевиденье прямой эфир в каком-то ток-шоу. Поэтому из гостиницы мы выезжаем в половине восьмого. И, надеюсь, ты понимаешь, чем закончится для тебя неявка на программу? А я прикрывать твою задницу не буду, так что разрабатывай ее как следует, братишка. День у тебя завтра будет долгий и сексуально весьма насыщенный. — И бросил трубку.
Сердце не стучало, а дрожало от напряжения. Хотелось истерично хохотать. Он как-то резко обмяк и плюхнулся на стул менеджера.
— Меня уволят, — простонал дядька.
Билл с удивлением обернулся, чтобы увидеть, кто это так противно скулит. Он и забыл, что не один.
— Не уволят, — мрачно произнес он.
Внутри все поделилось на два лагеря. Первый — эмоциональный — говорил, что он все-таки очень зря добрался до Тома, и совершил еще одну непростительную глупость — позвонил. В голове истерично билась страшная мысль, что теперь их и без того поганые отношения прекратят свое существование. А потом он понял, что подписал себе смертный приговор — теперь точно придется свалить из Гамбурга в Берлин, причем в максимально короткие сроки, и это все при условии, что Том убьет его не сразу. Второй — рациональный — сообщал, что все сделано правильно. Ведь если бы не Билл, то завтра у Тома были бы очень серьезные проблемы с менеджерами. Тут он очень некстати вспомнил, что натравил на брата службу безопасности… Черт… Теперь-то Тому точно не избежать проблем. Билл вдруг испугался. Если бы он никому не сказал, что брат ушел… Том доверился ему… Пусть не полностью, пусть совсем чуть-чуть… А он опять его подвел и подставил…
— Не уволят, — повторил Билл. — Он не станет на вас жаловаться. Я попрошу. Никто не будет знать о произошедшем.
Руки и ноги неприятно тряслись. Слабость во всем теле. Билл закрыл лицо ладонями и сжался. Какого черта он сначала делает, а потом думает? Надо что-то сочинить, чтобы отмазать брата от завтрашних разборок с командой. Идиот… Какой же он идиот! Надо будет взять удар на себя, сказать, что ошибся, что показалось… Хотелось застрелиться.
— Сделайте мне кофе, — повернулся Билл к менеджеру. — С коньяком. Хороший крепкий кофе.
— Может тогда и коньяк отдельно принести? — подозрительно смотрел на него мужчина.
— Да. И побольше. — Протянул ему двести евро: — Сдачи не надо.
И Билл остался сидеть за стойкой в гордом одиночестве.
Прошло минут пятнадцать. Может быть немногим больше. Менеджер, видимо, уехал за кофе в Бразилию, и Билл уже отказался от идеи выпить чего-нибудь крепкого и горячего. Он встал, потянулся и направился к выходу. К черту кофе! Сейчас надо сделать так, чтобы у Тома не было утром проблем.
Проходя мимо дверей, ведущих на лестницу, он услышал тихие шуршащие шаги. Кто-то спускался.
Том!
Встреча с братом в данный момент не сулила ему ничего хорошего.
Билл мгновенно оценил расстояние от себя до двери и понял, что не успеет. Заметался, пытаясь найти хоть какое-то место, где бы он мог спрятаться. Рванул обратно за стойку и затаился за высоким фасадом, пристально уставившись в зеркало, в котором отражалась лестница.
Секунду спустя на ней показался хмурый Том. Он неторопливо переставлял ноги по ступеням. Заметив собственное отражение, приосанился, поправил одежду, чуть приподнял козырек кепки и… взгляд вдруг стал шкодливым, улыбка счастливой, а сам внешний вид довольный до безобразия.
— Кошатина драная, — прошипел Билл.
Том кокетливо подмигнул себе и неожиданно легкой походкой отправился к входной двери.
— Том! — вдруг откуда ни возьмись в холл выскочил полуголый парень. Из одежды на нем были только оборванные джинсовые шорты (до середины бедра), держащиеся на честном слове, потому что пуговица и половина молнии расстегнуты (Билл покраснел до кончиков пальцев на ногах, заметив, что под шортами нет трусов — тонкая полоска рыжеватых волос притягивала взгляд), и какой-то медальон на черном шнурке на шее. — Том! Дьявол! Стой! Я не то имел ввиду!
Билл, изогнувшись, чуть не вывалился в проход в попытке его рассмотреть. Смазливый. Лощеный. Худой. Под золотистой кожей едва различимо выделяются мышцы. Движения плавные, как у кота.
Дальше он ничего уже не слышал. Юри что-то тихо, но очень эмоционально говорил брату, размахивал руками, то и дело метался из стороны в сторону, пытаясь что-то доказать. Том скрестил руки на груди и отвечал односложно. Иногда выдавал что-то более длинное, начинал точно так же размахивать руками и топтаться на месте.
Руки у Юргена красивые. Породистые. Аристократическая кисть — это про него. Пальцы такие, что… Билл посмотрел на свои кисти и пальцы и почувствовал себя деревенским уродом. А у Тома ладонь-то еще шире…
Они попрощались. Обнялись, как старые добрые друзья. Улыбнулись друг другу. Том пошел к двери, Юри — к себе в номер. Когда оба скрылись из виду, Билл вылез из-под стола и уселся на стул. Облегченно выдохнул. Вот и увидел… А парень хорош, это даже он готов признать. И регалии такие, что ему и не снились. Надо будет посмотреть в Интернете про него. Наверняка же что-то пишут…
Билл почувствовал на себе чей-то взгляд. Поднял глаза и резко дернулся — Юрген стоял в паре метров от него и мило улыбался. Билл попытался ответить тем же, но губы словно парализовало.
Он подошел ближе и облокотился на стойку.
И Билл понял, почему брат пропал…
Глаза жгучие, масляные. Они такие темные, что хочется в них утонуть, хочется сидеть и смотреть в них через полузакрытые ресницы, не отрываясь, всю жизнь. Губы словно созданы для поцелуев. Мягкие, пухлые. Вкусные. Сейчас они чуть припухшие, немного покрасневшие. Билл вдруг поймал себя на мысли, что хочет укусить его за губы, которые, наверняка, умеют творить такое, отчего кружится голова и подкашиваются ноги, а в животе взрываются фейерверки. Очень красивое тело. Идеальное какое-то. Линия плеч приковывает взгляд, их надо гладить, целовать и ласкать… А на изумительной шее хочется оставлять метки — мой, только мой! И только короткие каштановые волосы ему не понравились — хотелось запустить в них пальцы, притягивая к себе, а пальцы запускать некуда…
— Привет, — произнес он глубоким бархатным голосом.
Билл еще раз попытался справиться с губами, но ничего вразумительного состроить на лице не смог.
— Ты отлично выглядишь, — мягко и сладко. Взгляд облизывающий, обволакивающий, лишающий возможности думать, двигаться и сопротивляться.
— А ты правда принц? — пролепетал он какую-то ерунду, случайно подвернувшуюся на язык.
— Князь, — поддался чуть вперед.
— А… А… Том…
— Он хороший человек и прекрасный друг, — томно тянул Юрген каждое слово, отчего Билл пугался и влюблялся в него одновременно.
— Я хотел сказать… только… я… Вы зря скрываетесь… Я… Том мне дорог… И его счастье… Я… Я очень хочу вернуть его доверие, — он почувствовал, что вот-вот расплачется.
— Я тоже хочу познакомиться с тобой поближе. Твое приглашение в гости в силе?
Билл торопливо кивнул и на всякий случай отодвинулся подальше, плотно прижав зад к сиденью, — береженого бог бережет. Хватит с них одного гея в семье.
— Когда я буду в Германии в следующий раз, то обязательно зайду. Хорошо?
Опять быстро кивнул.
— Я постараюсь убедить твоего брата, что тебе можно доверять.
Билл неожиданно для себя взвизгнул и кинулся к князю обниматься, впившись поцелуем в ту самую шею, на которой он еще несколько минут назад мечтал оставить россыпь засосов-меток. Юрген, в свою очередь, коснулся губами его щеки. Билл счастливо улыбался, в глазах стояли слезы. Он верил ему. Почему-то ему он верил безоговорочно.
Едва оказавшись в такси, Билл включил телефон и набрал номер Тоби. Телохранитель ответил почти сразу же. Парень даже сконфуженно поморщился — видимо, его тоже «потеряли» и теперь разборок не избежать.
— Тоби, Тоби, Тоби, — быстро-быстро заканючил он самым жалостливым голоском, который только смог сделать. — Том уже пришел?
— Нет! — зло рявкнул в ухо мужчина. — А где…
— Слава богу, — облегченно выдохнул Билл.
— О! А вот и он! — злорадно прошипел Тоби, а потом громко и резко крикнул: — Том! Иди сюда! Немедленно!
— Тоби, Тоби, Тоби, пожалуйста, умоляю, выслушай! — причитал Билл. — Пожалуйста! Тоби! Умоляю, Тоби! Ничего ему не говори. Умоляю! Пожалуйста! Ни слова не говори. И попроси остальных ничего не говорить. Это важно, Тоби! Очень важно! Не трогайте его. Я очень прошу. Потом можешь меня порвать, все, что хочешь, можешь со мной сделать, но не трогайте Тома. Я потом все объясню, только не трогайте Тома. Обещаешь? Тоби! Пожалуйста! Иначе он уйдет из группы! Тоообиии! Умоляяяююю! Тоообиии! Пожалуйстааа…
— Ты Билла не видел? — обеспокоено спросил начальник службы безопасности их группы, по всей видимости, у Тома.
— Нет, — услышал Билл голос брата. — А он разве не сказал, куда поехал?
— А ты где был?
— А у меня… это… как его?.. Слушай, давай завтра, а… Я так устал…
— Мы выезжаем в половине восьмого.
— Да, я знаю. Тоби, когда Билл придет, позвони мне, ладно? Я в номере у себя буду. Он скоро придет. Скорее всего, он уже едет. Позвони, хорошо?
— Еще раз уйдешь без предупреждения…
— Я понял… Уже понял… Всё, меня нет. Позвони, ладно?
Несколько мгновений тишины. Потом Тоби тихо прорычал в трубку:
— И где он был?
— Не поверишь! — честно-честно выпалил Билл. — С принцем встречался. Настоящим!
— А ты где?
— Как раз еду от принца. Мы с Томом разошлись буквально в несколько минут.
Тоби пробормотал в телефон что-то сильно нецензурное и отключился. Билл захихикал. Мама учила его говорить всегда только правду. И в какой-то момент Билл понял, что, если сказать правду, то ему все равно не поверят, но при этом обязательно отвяжутся. И они с Томом этим мастерски пользовались.
Поднявшись в номер, Билл устало стянул с себя одежду, стер макияж и расчесал волосы. На столе лежал ключ от номера брата. Хотелось пойти к нему и поделиться впечатлениями от встречи. Но нужны ли Тому его впечатления? Он опустил уголки губ и принялся очень медленно собирать разбросанные повсюду вещи. Надо поспать хотя бы час… Вряд ли это получится… Еще укладываться и заново наносить грим… Билл обвел бардак в комнате поникшим взглядом, бросил кое-где собранные шмотки в кресло и лег на кровать, сжавшись в комок. Ничего не надо… Гори оно все синем пламенем… Веки сами собой сомкнулись…
— Билл, — кто-то настырно тряс его за плечо. — Вставай! Будешь ночью спать, а не носиться черте где. Вставай!
Он подскочил, растерянно заозирался.
— Тоби?
— А кто? Вставай. Иди умывайся, сейчас стилист придет.
— Угу… — кое-как сполз он с кровати.
В ванной на полочке не было ни зубной пасты, ни щетки, ни бритвенного станка, ни пены для бритья, ни геля для умывания, ни кремов… Ни-че-го… Билл удивленно протер глаза и выглянул в комнату.
— Хорошо, что собрался, — отозвался Тоби, открывая окно. — А то не успел бы.
— Это ты сложил вещи? — показал Билл пальцем на запакованные чемоданы.
— Нет. Я только что пришел.
Билл нахмурился. Он совершенно точно помнил, что на сборы у него элементарно не хватило сил — он прилег на минуточку и проспал два часа…
Умывальные принадлежности лежали рядом с его сумкой. Билл сунул туда нос и обнаружил ноутбук, документы, портмоне, какие-то обычные мелочи… Но документы и портмоне он вчера не вынимал из сейфа, лишь взял несколько купюр для передвижения по городу и кредитку на всякий случай… Ладно вещи, но кто открыл сейф с кодовым замком? В голову закралось совершенно идиотское предположение, но Билл тут же отмел его, как не выдерживающее никакой критики. Сейф мог открыть только Том. У них уже много лет был один код на двоих, то есть Том всегда мог залезть в сейф в номере Билла, а Билл — в сейф в комнате Тома. Он опустился на колени перед ближайшим чемоданом и открыл его дрожащими руками. Они по-разному укладывали вещи. Вещи… не так… Том? Его лицо озарилось таким счастьем, словно он нашел огромный клад на острове сокровищ.
— Тоби! — подскочил Билл от радости и набросился на опешившего мужчину. — То-би!!! Тоби!
— Ты чего? — с опаской смотрел на него телохранитель, аккуратно снимая с себя.
— Он! Он! — задыхался от восторга Билл. — Ты себе не представляешь!
Потом, пока стилист приводила в порядок его голову и рисовала лицо, он торопливо поедал булки с ветчиной и пил остывший кофе, заботливо принесенный Тоби. Оказывается, все уже позавтракали, собрались и ждали его в номере Тома. Билл работал челюстями и все время задумчиво прищуривался и хмурился, доводя Наташу до бешенства. С чего бы вдруг Том пришел, собрал его вещи? Подозрительно… Или этот Юрген имеет такую власть над ним, что всего лишь одна просьба, и брат готов вновь заключить его в свои объятья? Стало мерзко и противно. Отвратительно. А ведь парень ему вчера понравился… Или нет? Билл запутался в своих чувствах и эмоциях.
Том был сыт, доволен и игрив. Глаза блестели. Он постоянно острил и докапывался до Георга. Георг, видно, что непроснувшийся толком, а потому ленивый и апатичный, на него почти не реагировал, отмахивался, как от назойливой мухи. Густав с удовольствием наблюдал за Томовой активностью и периодически подкалывал как-нибудь особенно едко. Том, словно молодой кот, тут же радостно отвечал, демонстрируя белые клыки и пушистый хвост. Густав фыркал и продолжал дразнить друга. Вот за этим чудесным развлечением Билл и застал всю честную компанию. Он стоял на пороге номера немного растерянный, не зная, как поведет себя брат, что скажет, что сделает, настроившись на любую реакцию и даже заготовив пару гадких ответов на возможные выпады.
— Поспал немного? — улыбнулся Том. — Я попросил, чтобы тебя разбудили самым последним.
— С чего вдруг такая забота? — буркнул Билл, глядя на него с подозрением.
— Услуга за услугу, — поиграл он бровками.
— Ооо, что еще за услуга? — тут же проснулся Георг.
— Пустяки, — высокомерно махнул рукой младший близнец. — Мы играли с Томом в прятки. Кто проиграет — собирает вещи победителя. — Билл повернулся к брату, посмотрел прямо в глаза и произнес очень нежно и бережно: — Спасибо, что помог.
— Неожиданно, правда? — ехидно усмехнулся Том.
Билл скорчил рожу, передразнив его. И все дружно расхохотались.
День выдался чудесным, солнечным и ярким! И на душе Билла все цвело и пахло! Он и сам светился от счастья, а, главное, и это заметили все, у него сияли глаза. Он шутил, острил, хулиганил. Был взбудоражен и возбужден. Наверное, за весь тур, это первое интервью, когда Билл действительно смеялся, потому что ему было смешно, от всей души веселил народ и демонстрировал окружающим недюжинное чувство юмора. Старший близнец не отставал от младшего, искренне хохотал и подкалывал друзей. Но даже не это главное! На интервью Том сел рядом с ним. Сам! Нет, конечно, их просто так «неудачно» развели редакторы — Густава с Георгом на один диван, Тома с Биллом на другой. Но еще пару дней назад Том бы из штанов вылез, но пересел в другое место. А сейчас молча пошел за Биллом и уселся рядом. Бедро к бедру.
В машине Густав бросил короткий взгляд на Георга, и друзья сели так, что Тому не оставалось ничего кроме, как опуститься рядом с Биллом. И он, что удивительно, не стал капризничать или брезгливо кривиться. И всю дорогу Билл боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть колено старшего брата, дотрагивающееся до его. Со стороны кажется, что ничего особенного, но Биллу, с рождения привыкшему к постоянному контакту, в том числе физическому, очень не хватало вот таких незаметных даже для него самого прикосновений.
В самолете Билл потоптался в проходе и, глянув жалобно на Георга, молчаливо уговорил его свалить к Густаву. А при взлете он осмелел до такой степени, что осторожно сжал теплую руку брата — Билл по-прежнему безумно боялся взлета и посадки. Том чуть повернулся в его сторону, легко улыбнулся и опять откинул голову назад, закрывая глаза. Рука хоть и бездействовала, но сгинуть в карманах широких штанин не спешила.
— Как ты меня нашел ночью? — неожиданно спросил Том, когда самолет набрал высоту, и Билл собрался немного подремать.
Он вздрогнул и нехотя пожал плечами.
— Я ведь твой близнец… Просто, когда я понял, что с тобой сделают утром…
— Не ври только, — поморщился Том.
— Если я тебе скажу, как нашел, ты же в следующий раз усложнишь мне задачу.
Он хмыкнул.
— Том, тебе нечего опасаться. Вам с Юри нечего опасаться. Я никому не позволю сделать тебе больно, и буду беречь вашу тайну. Юри отличный парень. Я даже не предполагал, что он произведет на меня такое сильное впечатление.
— А зачем ты к нему целоваться полез?
Билл покраснел до кончиков ушей.
— Это… Я не хотел… Просто… Ты же знаешь, как я хочу вернуть тебя… Он обещал…
— И тебя не смущает, что твой брат общается с геями? — в упор смотрел на него Том.
— Нет, — не задумываясь, выпалил он.
— Даже если я такой же, как они?
— Ты же мой брат, — с улыбкой отозвался Билл, самым наичестнейшим образом глядя в глаза, хотя внутри все переворачивалось и клокотало.
— И ты готов с этим мириться? — приподнял Том бровь. Он всегда так делал, когда не верил ему.
— Это твое решение, твоя жизнь. От этого ты не перестал быть моим братом, самым близким и единственным. Том, мне все равно, с кем ты спишь! Я… Ты знаешь… — он замолчал и опустил голову. Отвернулся. Хотел забрать руку, но Том чуть сжал его пальцы.
— Спасибо, что не позволил мне опоздать.
— Уверен, ради меня ты сделал бы тоже самое.
Вечером они честно отдыхали. По крайней мере, после плотного ужина близнецы раззевались, разворчались и разошлись по своим номерам. Билл не знал, пошел ли Том спать, хотя думал, что, скорее всего, пошел, потому что рот они открывали с удивительной синхронностью, и при этом Билл валился с ног от усталости. Его сил хватило только кое-как раздеться и упасть на хрустящие накрахмаленные простыни, уснув еще до того, как голова коснулась подушки.
Утро тоже обещало быть прекрасным. Мадрид разбудил их не истеричными криками фанаток под окнами, а птичьим щебетом, теплым ветром и солнышком. Билл радостно отметил, что выспался, настроение у него шикарное, и он готов к предстоящему концерту.
— Том, вы где? — позвонил он брату, когда собрался.
— Спустись по левой лестнице, уйди в противоположную от ресепшен сторону и будет тебе счастье, — странным мрачным голосом произнес Том.
— Что-то случилось? — нахмурился Билл. Но тот уже отсоединился.
Билл поежился под прохладными порывами и закрыл окно.
Казалось, что внешне Том все тот же — игривый, но ему хватило всего одного взгляда, чтобы понять, — брат нервничает и дергается. Он постоянно поглядывал на телефон, проверял счет, писал смски. Судя по тому, что подтверждений о доставке не было, абонент находился вне зоны доступа. Откладывая трубку, Том прятал разочарование за маской веселости, шутил над Георгом, подтрунивал над Густавом и Тоби. Все смеялись. Кроме Билла.
— Послушай, — тихо сказал Билл ему на ухо, накрывая руку брата, тянущуюся к трубке, своей рукой. — Он мог потерять телефон, его могли украсть, могла глюкнуться сим-карта. Что ты волнуешься?
Том раздраженно повернулся к нему, выдрал кисть и зашипел:
— Скажи еще, что Интернет тоже повсеместно отрубили!
Бросил? — испуганно промелькнуло у Билла в голове. Он тут же отогнал мерзкую мыслишку и уверенно заявил:
— Вот если до завтра не объявится, будешь нервничать. А сейчас какой смысл? Может, спит человек. Может, уехал куда-нибудь по важным делам. Может, еще что-нибудь такое произошло… Ну… Ну когда связаться не можешь…
— Я не знаю… — обмяк Том. — У меня на душе неспокойно…
— Неспокойно, потому что не знаешь. Не накручивай себя перед концертом.
Оставшийся день Том ходил злой и раздраженный. Он орал на всех, на кого мог наорать, но больше всего почему-то срывался на Билле. Брат терпел, сколько мог, но за пятнадцать минут до выхода на сцену, они чуть не подрались. Георг за талию оттащил брыкающегося Билла, а Тоби едва успел ухватить за футболки Тома, порвав одну из них. И Том тут же переключился на телохранителя, напрочь позабыв о брате.
— Что с ним? — испуганно спросил Георг, наблюдая, как Билл судорожно глотает воду из бутылки.
— Да что б я! — взвизгивал он зло между глотками. — Остался! С ним! В одной! Квартире! На хрен!!! В Берлин! К чертям! Куда угодно!
— Какой Берлин? — вытаращил глаза Листинг. — У нас тур расписан до сентября! У нас концерты через день-два! Нам пахать еще и пахать!
— Плевать! Я себя уважаю! Я за ним сколько бегаю?! Я думал вчера, что все будет нормально, что все нормализуется! Пошел он к чертям! Пусть трахает мозг своему дружку! Я устал!
— Какому дружку? — спросил Георг.
И Билл осознал, что сказал в запале лишнего. Он хищно улыбнулся, подмигнул и сделал многозначительный жест рукой туда-сюда от паха.
— В котором у него мозг прячется!
— Дурак ты, — рассмеялся тот. — Ну, вот скажи, в какой Берлин ты собрался, если ты совершенно не умеешь готовить? Ты чайник вскипятить не можешь. У тебя уже два чайника сгорело. Ты ж там с голоду загнешься.
— Кухня — это место для баб. А у меня есть телефон, чтобы заказать пиццу.
— Вот и отлично. В Гамбурге делают прекрасную пиццу.
Перед самым выходом на сцену Том попытался извиниться. Билл отвернулся и сделал вид, что они незнакомы. Вот пусть теперь он за ним бегает, а Билл уже свое отбегал, хватит. Надоело!
Во время маленького перерыва Том тут же кинулся к телефону.
Билл со злорадной усмешкой заметил его растерянный взгляд и белые губы. Брат отдал телефон Наташе и, ссутулившись, отошел.
— У меня вот тут потекло, — ткнул Билл пальцем в уголок глаза, садясь на ближайший ящик и подставляя лицо стилисту, чтобы поправила.
Женщина с готовностью извлекла «аварийно-спасательный набор» и принялась приводить вспотевшую звезду в порядок.
— Чего Том так за телефон хватается? — тихо-тихо, почти не шевеля губами, спросил он.
— Звонка от кого-то ждет.
— Мальчик? Девочка? — зачем-то уточнил Билл.
— Не знаю.
— Можешь посмотреть?
— Клавиатура заблокирована паролем.
После концерта Том, сославшись на головную боль и усталость, сбежал от всех. Билл пожал плечами и отправился с ребятами развлекаться.
Странное состояние страха, почти паники, не отпускало. Он глушил его спиртным. Он кокетничал и целовался с непонятной девчонкой, каким-то чудом оказавшейся у него на коленях. Он то становился холодным и безразличным, то на него накатывала неестественная волна безудержного веселья. Когда девчонка полезла к нему в штаны, он почему-то ее прогнал, хотя в другое время обязательно бы отвел в чилл-аут и как следует отодрал. Откуда-то нарисовался Густав с лицом лисы, только что обчистившей курятник. Билл как раз закончил выяснять отношения с девицей, и ее, наконец-то, увели.
— Чего не пошел-то? Хорошая ж. Как ты любишь, — кивнул в ее сторону Густав.
— Что-то не то… — пробормотал совершенно трезвым голосом Билл, нервно грызя ноготь.
— Да тебе какая разница? Тебе с ней жить что ли? — хмыкнул парень, подливая себе и Биллу водки в стаканы к апельсиновому соку.
— Поехали в отель, — проскулил он неожиданно.
Густав громко захохотал, заваливаясь на диван и обливаясь полученным коктейлем.
— Извини, Билл, ты клевый пацан, отличный друг, чудесный человек, но я не рассматриваю тебя как сексуального партнера. У тебя слишком маленькая грудь и совершенно нет задницы, одни кости.
Билл побагровел, выпучил глаза и… двинул ему по уху.
Густав треснулся затылком о мягкую спинку и рухнул лицом вниз.
Парень перепугано уставился на друга.
— Эй… Эй… Густи… Я не хотел, Густи…
Его плечи начали вздрагивать. Билл беспомощно развел руками, не зная за что хвататься, кого звать на помощь.
— Густи… Густи… — он тряс его одним пальцем.
— Ыыыы, — оторвал красное лицо от ладоней Густав. В глазах стояли слезы. От смеха. Он еще что-то провыл и опять начал ржать, утыкаясь в сиденье носом. Во весь голос.
— Господи, ну почему меня окружают одни уроды? — тяжко вздохнул Билл.
С Томом, слава всем богам, было все в порядке. Он напился с Наташей. И если последняя еще могла что-то членораздельно говорить, то Том мутным взглядом посмотрел на не очень трезвого брата, рыгнул и скромненько откинулся на диван, оглашая комнату сладким похрапыванием.
— Ну чего? — Билл постарался сфокусироваться на стилисте. Ему это даже удалось с третьей попытки.
— Неа… — видимо, Наташа тоже пыталась определить, какой из этих нескольких Биллов настоящий. — У него какая-то паранойя на личную жизнь. Сказал, что ждет звонка и волнуется. Что должны были еще вчера позвонить… В крайнем случае сегодня… Он даже туда домой позвонил. Говорит, никто не берет трубку. Я сказала, значит уехали. Ведь если бы что-то случилось, мы б уже знали?
Билл кивнул. Он сейчас на все согласен.
Жуткая головная боль с утра. Опухшее лицо в зеркале. Завтрак, который хочется отправить в унитаз вместе со вчерашним алкоголем, будь он не ладен. Кое-как улыбнуться и добраться от пункта А (двери гостиницы) до пункта Б (сидение машины) сквозь плотный строй истерящей массы. Том молчит всю дорогу. За телефон не хватается. Ему плохо. Билл молчит всю дорогу. Он бы и рад поболтать, и уже вовсе не сердится, но говорить не может физически. Ему плохо. Густав улыбается. Лицо припухшее, но взгляд чистый и ясный. Как у новорожденного. Георг прячется за огромными солнечными очками, надвигая на нос капюшон толстовки. И только Наташа чувствует себя отменно — загадочная русская душа.
Аэропорт. Фанатки. Самолет. Фанатки. Гостиница. Фанатки. Спааать…
Том ходил, как в воду опущенный. Не орал ни на кого, не злился. Ребята старались его расшевелить, рассмешить, но он молчал, грустно улыбался и вяло отнекивался, все так же сжимая в руке телефон. Билл видел, что брат с ним спал, положив около подушки, видел, как рванул к телефону в номере, когда снизу позвонила менеджер и попросила забрать подарки фанатов. Он за последние полчаса уже раз десять обновил почту, проверил мессенджер, слазил в дневник.
— Том, глупо изводить себя так, — решил утешить его Билл. — Ну с кем ни бывает? Первый раз что ли? Ты же не думаешь на самом деле, что вы бы жили с ним долго и счастливо и умерли в один день. Найдешь себе другую… Или другого… Глупо…
— Билл, сделай одолжение, пойди отсюда на хер, — спокойно попросил он.
— Я всего лишь хочу помочь.
Том встал и стремительно вышел.
Оставшееся время Билл провел с ручкой, ежедневником и календарем, выискивая дни, когда у них будет окошко в туре. Выходило как-то совсем все очень плохо. Сейчас Лиссабон. Завтра Белград. Потом Дортмунд… А через полторы недели после европейского тура у них начнется северо-американский. Еще полтора месяца. Георг прав — никакого смысла переезжать в Берлин нет. Платить за квартиру придется полную стоимость, а жить в ней три недели в году. Но находиться рядом с Томом еще хуже. Что же делать?
— Я без понятия, кто так планировал, — мерил шагами комнату Тоби, — но ночевать вы будете в аэропорту. Самолет в час ночи. Потом гостиница и далее всё по расписанию. Надеюсь, что погода нас не подведет. Вещи уже отправлены. Можете поужинать и немного отдохнуть.
— А если подведет? — вытянулся на диване Георг.
— Очень остроумно, — бросил на ходу Тоби. — Собирайтесь, мы идем в ресторан.
— Давайте, правда, что-нибудь съедим, — предложил Том, пытаясь приподнять уголки губ. Улыбка получилась вымученной и очень грустной.
— Хорошая идея! — горячо поддержал его Билл. — Слушайте, надо обязательно узнать, в какой ресторан мы пойдем. Я вот знаю, что в Португалии делают шикарнейшие вина!
— Не надо о спиртном… — простонал Георг.
— Еще здесь мороженное вкусное. Самое лучшее в Европе! — оживился Густав.
— Мне нельзя мороженое, — надулся Билл. — Том, а что хочешь ты? — повернулся к брату.
— А я хочу просто есть… Без разницы что. Меня и паэлья…
Послышался специфический гул, а потом раздался короткий звонок.
— Смс пришла, — радостно выдохнул Билл. Все с улыбками повернулись к Тому. Затихли.
Том недовольно сжал губы и полез в карман.
Достал телефон.
Посмотрел от кого.
Лицо посветлело. Он засиял.
Довольно закусил губу, открывая сообщение.
— Ну я же говорил, — чуть ли не подпрыгивал от счастья Билл. — Вот видишь, все хорошо! Все просто замечательно!
Младший близнец физически почувствовал боль старшего — в груди как будто что-то взорвалось, выворачивая внутренности наружу. Он словно в замедленном кино видел, как меняется лицо брата. Как отливает кровь, и Том моментально становится белым. Как в ужасе расширяются глаза. Как открывается и закрывается, не издавая ни звука, рот. Как он прикрывает его ладонью, а перепуганные глаза все мечутся и мечутся по сообщению…
Он не с первой попытки попал по кнопке вызова. Вскочил и бегом ломанулся из гримерки, прижимая телефон к уху. И уже из коридора друзья услышали хриплое:
— Алло!

0

8

Глава 13.

— Где мой брат?! — дурным голосом вопил он на весь международный аэропорт «Портела» города Лиссабон. Каким образом Билла удалось выманить сюда — известно одному богу и Гюнтеру, их менеджеру, отвечающему за связи со СМИ. По уверениям продюсеров группы, Гюнтер Райтшустер относился к той категории людей, которые могут уговорить Папу Римского сменить веру, главное грамотно сформулировать задачу.
Никто так и не решился ответить на его вопрос. Георг и Густав стояли чуть поодаль, и по выражению их лиц становилось понятно, что в драку они кинутся втроем.
— Кто его отпустил?! Почему?! На каком основании?!
Отряд телохранителей молчаливо потупился. Еще в гостинице Биллу пытались объяснить, что Том категорически запретил кому-либо идти за собой. Попросил вызвать такси, проследить за его багажом, «вот эту сумку» привести в концертный зал, чтобы ему было во что переодеться. На попытку проследовать за ним, закатил истерику, не хуже брата, и был таков в неизвестном направлении.
— Он сказал, что приедет к началу концерта… — кто-то опрометчиво подал голос.
— Да я вас всех уволю! Да я вас всех убью, если с ним что-нибудь случиться! Да я вам такое устрою! — бушевал Билл.
Гюнтер спокойно посмотрел на часы. Встал. Очень душевно потянулся до хруста позвонков. Громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание, и затараторил звонким голосом:
— Так, друзья мои, самолет взлетает через десять минут, все ждут только нас. Пошли-пошли-пошли, дружненько!
— Я никуда не пойду! Без Тома я никуда не пойду!!!
— Билл, ну какой смысл орать? — подталкивал его к выходу из VIP-комнаты менеджер. — Том же сказал, что будет завтра. Вот если его завтра не будет, тогда и будешь орать, а сейчас чего орать? Хорошо, что тут нет никого, а то что бы люди подумали? Билл, ты — звезда, так веди себя, как звезда, а не как истеричная бабенка в состоянии предменструального синдрома. Ты ж мужчина, Билл. У тебя и член вон есть, а ты визжишь так, что утомил не только меня, но и остальных тоже. Вот Том завтра появится, хоть все дреды ему повыдергивай. И, кстати, учти, что не только ты будешь выдергивать его дреды, но и Тобиас, и продюсеры, и все те, кто отвечает за ваши задницы, за контракты, за поездки, да за всё! И его выходка уже доведена до сведенья продюсеров. А теперь подумай, что они сделают с твоим братом и с вашей охраной. Ну, точнее с охраной уже понятно, что они сделают. А вот Тому я бы не рекомендовал попадаться продюсерам на глаза. Я с ними не говорил, говорил Тобиас, но судя по тому, какой ор доносился из трубки, с Тома завтра спустят три шкуры. Дэвид и Питер завтра вылетают в Белград первым же рейсом. Молись, чтобы утром на Гамбург обрушился ураган, и все самолеты случайно сдуло, унесло и поломало. А теперь садись, пристегивайся и не вопи, не позорь себя и нас в том числе. — И Гюнтер заботливо застегнул ремень безопасности на впалом животе юноши…
Он так и не смог заснуть в отеле. Сидел у окна и смотрел, как внизу лениво просыпается город. Сегодня, кажется, воскресенье. Выходной день… Люди, которые их встречали, называли Хайятт смешным словом Гиатт. Гиатт Регенси. Том где-то в другой стране… Ему плохо. Билл чувствовал, что брату плохо. Интересно, а чувствует ли Том его волнение? Наверное, нет. Что же случилось такого, отчего он сорвался с места и уехал посреди тура? Это все Юри виноват! Том же раньше постоянно висел на телефоне, переписывался… Билл столько раз замечал, что после болтовни с этим смазливым существом, брат преображался, ходил радостный, довольный. И в Модене всё прошло здорово. Том всегда после хорошего секса игрив и активен — уж Билл-то это знал наверняка. «Я не то имел ввиду…» — крутилось у него в голове. Юрген выбежал совсем раздетый, босиком, только шорты успел натянуть на голую задницу, пытался его остановить… Они поссорились? Он что-то объяснял брату, доказывал, эмоционально размахивал руками. Том спорил. Билл вспомнил, что близнец встретил любовника сложенными на груди руками — попытка отгородиться от надвигающейся угрозы, явный сигнал о том, что он почувствовал опасность, не доволен, не согласен. Может быть, Том нервничал, поэтому принял защитную позу? С другой стороны, если бы Билл столь мастерски слинял из-под бдительного ока Тома к любовнику, прекрасно проводил время, а брат среди ночи вдруг позвонил в номер с ресепшен того отеля, где он спрятался, Билл бы тоже нервничал, был недоволен и чувствовал опасность. Это он еще плохо помнит, каким голосом разговаривал с любвеобильным родственничком, немудрено, если его злобное рычание сделало из брата импотента — вон как быстро оделся, бросив бойфренда досыпать в одиночестве! Что еще есть? Том ждал звонка или смс. Юри откуда-то приехал. Номер снял на сутки, стало быть, он должен был вернуться домой в тот же день. Что произошло такого, что он не звонил три дня, а на четвертый после единственной смс Том умчался, послав всех куда подальше? Так, и еще, если он умудрился… Билл подошел к бережно хранимой сумке брата и открыл ее. Ничего необычного — набор того, что Том всегда берет с собой на концерт. Нет документов и портмоне. Ноутбук в одном из чемоданов. Можно сейчас открыть чемодан, достать компьютер и посмотреть, чем Том жил последние месяцы. Билл улыбнулся, тряхнул головой и решил лечь спать — пусть его тайны останутся тайнами, он потом сам расскажет, обязательно расскажет. Том поехал к Юри — это очевидно. Он вернется и все будет нормально. Еще бы, гад, телефон включил…
Утро началось ближе к обеду. Часа в четыре. Билл как раз только разодрал глаза, проклиная бесконечно пищащий мобильник. Этот звонок он поставил на Дэвида. Немного погодя до него дошло, что кто-то активно пинает дверь. Билл даже не потрудился задуматься, кто бы это мог быть такой настырный в столь ранний час. Укутавшись в одеяло, он проковылял к двери и, мысленно послав на голову брата сто чертей, открыл ее своему любимому продюсеру.
— Ты в курсе, что сегодня концерт? — с порога начал рычать Дэвид.
Билл кивнул, зевнул и зябко почесал одну ногу другой. Правый глаз категорически отказывался просыпаться.
— И как вы собираетесь выступать?
— Как обычно, — буркнул он.
— Обычно вы выступаете вчетвером. В отеле вас трое, — Йост начал повышать голос.
— Еще ж не вечер. А проверить гитары и без Тома можно. Главное, чтобы к его приезду, всё было готово. Георг проконтролирует. Он обещал.
— Георг?! Да ты вообще понимаешь, что говоришь? — взвыл мужчина.
Что потом орал Дэвид, Билл не особо слушал. Да и какой смысл орать, если вот он, Билл, спокойно дрыхнет в номере, а Тома где-то черти носят. Поэтому парень зевал, тер глаза, хлюпал носом, почесывал ногой голень и плотнее заворачивался в сползающее одеяло. Минут через десять Йост выдохся и велел собираться на саундчек. Что и требовалось доказать.
— А можно я позавтракаю? — жалобно посмотрел он на большое руководство.
— Как ты можешь жрать, когда твой брат черт знает где? — неожиданно выдал Дэвид.
— Ртом, — дернул Билл плечами.
Йост не то рыкнул, не то фыркнул, но головой кивнул.
— Дэйв, а Питер с тобой приехал? — отважился парень задать единственный вопрос, который его сейчас волновал. Если Хоффман все бросил и прилетел из Германии в Сербию, Тома разорвут в буквальном смысле этого слова. От него так легко не отделаешься…
— Да.
Билл болезненно сморщился.
— У тебя правильный ход мыслей. Где Том?
— Я, правда, не знаю. У него какие-то серьезные проблемы. Думаю, что он успеет решить их до концерта, — опустил голову.
— А если не успеет?
— В любом случае, в обиду я его не дам, — с вызовом произнес Билл, глядя в глаза Дэвиду.
Тот лишь цокнул языком и сжал губы.
Одевшись, Билл пошел искать друзей. Вряд ли Георг поднялся раньше него. Скорее всего, Дэвид, не успев приехать, всех на уши поставил.
Георг действительно сидел на диванчике в номере Густава и делал вид, что не спит. В руках чашка с кофе. На голове какое-то безобразие — волосы немытые, нечесаные, сальные, торчат в разные стороны. Он хмурился и пытался смотреть новости.
— Представляешь, в Египте опять автобус разбился, — ткнул пальцем в телевизор, когда Билл сел рядом. — А мы на автобусе все Европу объехали. Страшно так…
— …Туристы посетили монастырь Святой Екатерины и возвращались в свои отели в Шарм эль-Шейхе, когда во время движения у микроавтобуса лопнула одна из шин. Машину тотчас занесло, она вылетела с проезжей части и рухнула в ущелье. В результате катастрофы погибли семь из тринадцати человек, находившихся в микроавтобусе. Остальные доставлены в ближайшую больницу, — со скорбным лицом вещала диктор по-английски. — Это уже вторая авария на этой неделе. Напомним, что в среду на севере Италии в серьезное ДТП попал еще один автобус. В результате инцидента погибло восемь человек, девятнадцать получили ранения, четверо из них находятся в тяжелом состоянии.
— Слушай, выключи, а, — простонал Билл. — Настроение совсем дерьмовое, еще ты тут со своими авариями. Нам же потом на автобусе в Женеву ехать…
— Ага, давайте сидеть в тишине, — недовольно проворчал Георг, уменьшая звук.
— Нам Густав почитает, правда? — взмолился он. — Обожаю, когда ты читаешь вслух. Только, пожалуйста, давай чего-нибудь веселое.
Густав удивленно хохотнул и перевернул страницу, явно не собираясь ничего читать вслух.
Билл грустно уставился на ковер. Есть почему-то совершенно не хотелось. На него накатила апатия, давила так, что хотелось спрятаться от нее в темном шкафу. Где там Том? Нужна ли ему помощь?
— О, — вдруг радостно воскликнул Густав. — Геи атакуют! Вот идиоты! Мне б их проблемы! Слушайте! «Благородный отпрыск скандалит в отеле. Вчера князь Альберт Отто Юрген Руппрехт Оскар Бертольд Фридрих Фердинанд Кристиан Людвиг (22), двоюродный племянник принца Эрнста Августа V Ганноверского, герцога Брауншвейгского и Лунебургского, принца Монакского, кронпринца Великобритании и Ирландии…» Мой бог! Он сам-то имя свое наизусть помнит или по бумажке читает?
— Меня другой вопрос интересует, — озадаченно смотрел на друга Георг. — Все те принцы — это один человек или несколько разных?
— Дай сюда! — моментально подлетел к нему Билл и выхватил газету. — Где? Твою мать! Где это? Вот! «Вчера князь Альберт Отто Юрген…» Да в гробу я видал такие длинные имена! «…был доставлен в госпиталь св. Елизаветы со страшными побоями. Как сообщала наша газета ранее, князь Альберт не отличается спокойным нравом и является сущим проклятьем этой благородной семьи. Несколько недель назад он был замечен на гей-вечеринке в Риме, и вот очередной скандал. По словам менеджера отеля С. в среду к Альберту прибыл гость, некий Франк Фаниччи (23). « Уже через 30 минут после прибытия, из номера стал раздаваться страшный шум и брань, — говорит менеджер. — Меня позвала горничная, которая работала на этаже. Я постучал в дверь, но мне не открыли. Однако минут через десять из номера выскочил Фаниччи, и я смог зайти. Номер был разгромлен, а г-н Альберт весь в крови сидел на диване. На мои вопросы не отвечал. Я вызвал скорую помощь и его забрали в госпиталь». Из источников близких к аристократическим кругам нам стало известно, что Альберт в течении двух лет встречался с моделью Франком Фаниччи, однако их отношения вот уже несколько месяцев находились на грани разрыва. Альберт даже несколько раз был замечен в обществе дочери графа Т., но видимо разорвать отношения с Франко до конца ему не удалось. Этот же источник сообщил, что Фаниччи неоднократно устраивал Альберту страшные сцены ревности в публичных местах и имел весьма буйный нрав. На вопросы о состоянии здоровья благородного отпрыска в госпитале св.Елизаветы ответили, что состояние серьезное, однако опасности для жизни не представляет. Чем же так разозлил своего любовника славный сын благородного семейства? Будет ли судебное разбирательство инцидента? Кто оплатит ущерб отелю? Это и многое другое читайте в наших следующих выпусках». И всё? Это всё?
Билл быстро пролистал газету и, не найдя ничего интересного, вернулся к прочитанной статье. Начал рассматривать фотографии. На одной Юрген, тот самый Юрген, который обнимал его брата на прощание в Модене, а потом так соблазнительно растягивал слова, разговаривая с ним у стойки ресепшен, закрыв глаза, лизался с каким-то парнем! Еще одна фотография полуголого парня — по всей видимости, это и есть Франк Фаниччи. Они в обнимку. Глаза князя блестят, щеки красные — нетрезвый, но удивительно счастливый. Билл внимательно присмотрелся к их совместным фотографиям — да, Юрген счастлив! Счастлив до высшей степени блаженства, до судорог в животе, до зависти окружающих. И он любим. Билл почему-то сразу же почувствовал, что Франко любит его. А Юрген не надышится на Франка… Билла мелко затрясло. А как же Том? Как же его Том? Ведь он любит этого урода! Любит по-настоящему, сильно! Настолько сильно, что готов расстаться с близнецом, готов бросить работу, готов уйти из группы, лишь быть рядом с ним! Юрген… Юрген играл с ним? Играл с его глупым, влюбленным Томом! Дьявол! Если бы Билл знал об этом тогда, то Франку не пришлось бы марать руки о своего неверного возлюбленного. Билл бы его…
— Билл, — Густав тряс его за плечи. Георг стоял рядом и озабоченно заглядывал в глаза. — Билл, очнись. Ты чего, Билл? Что с тобой?
Билл словно вынырнул из-под воды.
— Что с тобой? Знакомый кто-то? Ты их знаешь что ли?
— Мы на Мальдивах познакомились, — соврал Билл. — Я на дискотеку пошел при всем параде. Ко мне мужик привязался. Думал, всё, хана… Вот этот, — показал на Юргена, — защитил меня.
— Это вы с ними что ли в Модене встречались? — спросил Георг.
— Да. Но когда мы с Томом ушли, все было в порядке. — Билл быстро глянул в статью, ища имя второго. — Ф… Франк… Франко был спокоен, все время обнимал Юргена и ничто не предвещало бури. Они приехали вместе. Специально подгадали, к концерту…
— Погоди, — задумчиво посмотрел Густав на друга. — А почему ты тогда носился по отелю и искал его, раз вы вместе собирались? По-моему, ты на Тоби разве что с кулаками не кидался…
— Потому что Том — идиот! Ушел покупать подарок матери и ничего мне не сказал, а я думал, что он уехал к ребятам без меня. Вот и разорался на всех. Я же не знал, в каком они отеле остановились. Он мне потом позвонил, сказал, куда подъезжать. Ну что ты, Тома не знаешь что ли?
— И сейчас Том к ним поехал? — приподнял брови Шеффер.
— Я не знаю… — вполне честно пробормотал Билл. — Что ему там делать? У них свои разборки, семейные… Том тут причем?
— Почему же вы тогда вернулись не вместе, если ты говоришь, что ушли одновременно с Томом? — прищурился Георг.
— Поругались по дороге. Я из машины вышел на светофоре и пошел в гостиницу пешком. — Фуф, кажется, отмазал!
— Вы б с геями поменьше общались, — вздохнул Густав. — Тебя и так все за гея считают, а если заснимут в компании геев, то никакие уверения, что ты не гей, не помогут.
— Ребят, я не гей, — залепетал Билл. — Правда! И Том не гей! Они просто хорошие парни, веселые. Мы классно с ними отдыхали. Они даже никаких попыток к нам пристать не делали. Да вы сами посмотрите! Они ж друг на друга не налюбуются!
— Это ты не нам, а журналистам будешь объяснять, — улыбнулся Георг и похлопал его по плечу. — Давайте собираться, у нас концерт скоро.
Билл кивнул.
— Густав, а где ты взял эту газету?
— Внизу около бара. Там их целая стойка. Выбирай, какую хочешь, на любом языке.
— Ага, — рассеянно произнес Билл и бегом бросился вниз. Надо забрать все газеты, чтобы ни одна не попалась Тому на глаза, чтобы не расстраивался, чтобы не знал, чтобы не догадался. А потом он что-нибудь придумает. Обязательно что-нибудь придумает. Как-нибудь отвлечет его. Дьявол! Да что же это такое делается?! Чертовы педики! Что б вам пусто было!
Он собрал все газеты по отелю, какие только смог найти. Выклянчил за автограф экземпляры, приготовленные для подкладываний в лоток, утащил к себе в номер, выдрал странички с интервью, разорвал их в мелкие клочки и спустил в унитаз — так надежнее. Потом аккуратно спрятал все под матрас, чтоб никто не заметил. Идиотство, конечно, но Том не должен ничего знать. Рассуждал он примерно так: Том бы не стал встречаться с парнем, у которого есть другой парень, следовательно, брат ничего о Франко не знает. Видимо, Тому пришла смс от Юргена, что он в больнице с ранением. Он перепугался и тут же помчался к нему. Билл был уверен, что Юрген что-нибудь соврет, а Франк тем временем в полиции, арестован… Не факт… Ну не сунется Франк к Юри сейчас! Значит, Тому ничего не угрожает. Дойдя до этого умозаключения, Билл чуть не поседел от страха: если Франко не побоялся поднять руку на Юри, то Тома… Тома… Билл едва не упал в обморок. Сколько до концерта? Четыре часа? Том, господи, включи телефон, сволочь!!!
Четыре часа.
Двести сорок минут.
Четырнадцать тысяч четыреста секунд.
Он прочел четырнадцать тысяч четыреста молитв.
Он двести сорок раз поклялся, что отдаст за него жизнь.
Он четыре раза начинал истерить, но брал себя в руки и заставлял молчать.
Молчать и ждать.
Молиться.
Ждать.
Том.
До концерта осталось полчаса.
Полный зал народа.
Тома нет.
Телефон выключен.
Пятнадцать минут…
Все сидят. Молчат. Ждут.
Только Билл вышагивает по гримерке туда-сюда, обхватив руками плечи. Бледный, сутулый, осунувшийся. Иногда начинает нервно грызть ногти. Вздрагивает, когда дверь открывается. Тоби.
— Там есть у служебного входа кто-нибудь из наших? — спрашивает он в двести сороковой раз.
Тоби кивает.
— Он звонил? — четырнадцать тысяч четыреста десять.
Билл качает головой.
— Сядь, не мельтеши, — Густав.
— Не могу, — нервно.
— Твою мать, я ж не посмотрел его белый «Гибсон»! — срывается с места Георг.
— Пять раз уже проверял. И черный тоже.
— Где эта сука? — не выдерживая, тянет, словно воет, Билл.
— Еще пять минут, — смотрит на часы Питер Хоффман. — Том не имеет привычки опаздывать.
— А после концерта оставьте меня с ним наедине минут на двадцать, — подозрительно ласково шипит Дэвид Йост.
— Сначала я, — плотоядно улыбается Питер Хоффман.
А потом время вышло.
Билл растерянно смотрел то на Густава, то на Георга, словно ища у них поддержки и объяснений. Сердце в груди сокращалось быстро, резко, работая, словно эспандер.
— Ну? — вопросительно уставился на парня Питер.
— Он уже рядом, — безжизненным голосом пробормотал Билл. — Он вот-вот… Я чувст…
Минус пятнадцать минут…
— Питер, какая у нас там неустойка? — спокойно вздыхает Дэвид.
— Дэйв, ты же умеешь на гитаре, да? — робко спрашивает Георг.
— Сказать, что Том… я не знаю… с аппендицитом… — тихо подхватывает Густав. — Мы же готовы…
— Еще десять минут, пожалуйста, — молит Билл. — Ну, бывает же, что задерживают выступление…
Минус еще пятнадцать минут.
— Ладно, ребята, — встает Питер. — Деньги-то мы отработаем. Понять бы, куда гитарист делся… Дэйв, контракт у кого? Что там у нас с пунктами о невыполнении обязательств? Посмотри, мы сильно попали? Надо обсудить детали с организаторами. Возможно другой концерт или что-то еще… Прикинь, что мы можем им предложить вместо Тома Каулитца. Билл, надо будет выйти и что-нибудь сказать умного, чтобы те двадцать тысяч истеричных девочек не разнесли в пыль этот концертный зал. Всем спасибо. Все свободны. Тобиас, подойди ко мне попозже.
Продюсеры вышли. Тоби потоптался и тоже куда-то ушел. Ни Густав, ни Георг не двинулись с места. Билл остановился посреди комнаты и закрыл лицо руками, стараясь сосредоточиться на брате. Сердце стучало в ушах. Гулко. Тяжело. Он чувствовал, как мышечные волокна сокращаются, гоняя по телу кровь. ГДЕ ТЫ, мать твою?!
— Я буду готов через пять минут! — ввалился Том в помещение. — Погода нелетная… И батарейка у телефона села, я не смог предупредить.
Биллу было достаточно одного взгляда, чтобы всё понять. Радостный вопль так и застрял в глотке. Том, бледный, словно пообщавшийся со смертью, с совершенно пустым взглядом, воспаленными веками, дрожащими красными руками, тяжелым дыханием, стягивал с себя мокрую куртку, под которой оказалась не менее мокрая футболка. Мокрые дреды рассыпались по плечам. Мокрая шапка полетела на диван. Он скинул кроссовки и, оставляя мокрые следы, прошелся к приготовленной одежде, на ходу расстегивая узкие джинсы. Билл узнал в них свои любимые штаны, которые из-за напряженного гастрольного графика начали спадать с его, Билловой, отощавшей задницы. Том быстро влез в мешковатые джинсы.
— Ты будешь выступать в мокрых трусах? — зачем-то спросил Билл.
— Я же не могу снять их при дамах, — кивнул в сторону трех женщин, брат.
— Надо согреть руки, — ожил Георг, кидаясь к чайнику с теплой водой.
— Сухие носки… У меня есть с собой, — Густав полез в сумку. — И кроссовки. Тебе должно быть в них удобно.
— Посмотри на меня, — строго приказал Билл.
Том повернулся.
Билл не знал, как описать это состояние. В его глазах плескалось горе, боль, отчаянье, обида. В его душе было холодно и пусто, мертво. Он был на грани нервного срыва и не понятно за счет чего сейчас держался. Том не мог выступать. Он не мог выступать не только эмоционально, но и физически. Он просто не вытянет концерт до конца, не выдержит, сорвется на глазах охочей до сенсаций публики.
— Ну, наконец-то! — воскликнул за спиной Дэвид.
— Какие люди нас осчастливили, — с сарказмом произнес Питер. — Потерял часы? Перепутал время?
— Том не может выступать, — твердым голосом сказал Билл. — Питер, прости, но концерт надо отменить. Я объяснюсь со зрителями.
— Билл… — слабо-слабо скривился Том. Обмяк, сжался, присев на край дивана.
Младший близнец упал на колени перед старшим, взял его ледяные руки в свои, поднес к губам, согревая дыханием.
— Я сейчас только к ним выйду, ладно? И мы поедем в отель, хорошо? — ласково зашептал он. — Не надо… Не думай об этом… Я знаю. Я всё знаю…
— Билл, концерт нельзя отменять, они не виноваты.
— Ты не сможешь… Я чувствую, что ты не сможешь…
— Я смогу. Я буду стараться. Дэйв, я сейчас буду готов. Только оденусь… И руки согрею… Прости, батарейка еще ночью сдохла, я, правда, не мог позвонить. — По щекам текли слезы.
Глаза Билла тут же стали влажными. Том аккуратно вытер слезинки.
— Ты-то чего? Тушь потечет. Макияж испортишь. Давай, я оденусь. Зрители ждут. И так почти на час задержались.
Георг протянул другу чай. Густав накинул на голые плечи свитер. Билл так и остался сидеть у его ног, вцепившись в колени.
Это был не концерт, а полтора часа чистейшего мучения. Билл на нервной почве путал слова и сбивался. Том лажал, словно заново подбирая музыку к неизвестным доселе песням. Георг старался подстроиться под близнецов и тоже постоянно ошибался. Густав вообще был не с ними в этот вечер. И лишь зрители в зале кричали и визжали по настоящему, бросали на сцену мягкие игрушки и красивые лифчики.
— Его надо в отель и спать, — шепнул Билл Георгу, когда они уходили со сцены. — Надо как-то не допустить до него Хоффмана. Том на грани.
— Я вижу. И, боюсь, отвлечь Питера сейчас не получится ни коим образом. А Тоби нам не подмога.
— Думай! — рявкнул Билл. — Ты у нас самый умный.
— Густав, — позвал Георг. — Иди сюда, дело есть…
Они ехали в машине в отель. Том невидящим взглядом уставился в окно. Лицо еще немного держит, не дает маске упасть и открыть миру свое горе. Движения заторможенные, на вопросы отвечает с задержкой и невпопад, односложно. Он отключался от действительности прямо на глазах, и Билл не знал, что делать. Врач группы, осмотрев брата, диагностировал нервное истощение на фоне постоянного стресса, выдал успокоительное и велел немедленно ложиться спать. Он еще что-то говорил продюсерам очень умное и сложное, но Билл понял только про нервное истощение. Рядом со скорбными лицами стояли друзья и выразительно кивали в такт выдаваемым научным сентенциям.
— Остаться с тобой? — спросил Билл, глядя, как Том накрывается одеялом.
Он покачал головой.
— Принести тебе чего-нибудь? Будешь есть?
Опять отказался.
— Насчет Питера и Дэвида не переживай. Им сегодня наш врач так по ушам проехал, что они тебя теперь не тронут. Ты только завтра придумай, что им сказать. Они ничего не знают об Юри, поэтому можно говорить всё, что хочешь.
— Спасибо тебе.
— Ты только глупостей не делай, хорошо? Это никто не оценит, а мне и родителям ты сделаешь больно. Спи. Завтра у нас трудный день…
Он потушил свет и вышел из номера брата.
Том повернулся на спину, посмотрел в окно. Лицо исказилось. Он беззвучно закричал, сжимая кулаки, а из глаз хлынули слезы.
Глава 14.

Билл не знал, радоваться или рвать на голове волосы тому милому факту, что из Белграда они должны попасть в Женеву на автобусе, а не на самолете. А потом еще день переезда из Женевы в Дортмунд и этот хренов европейский тур, наконец-то закончится. И они будут отдыхать. Почти две недели! Единственное, о чем он сейчас мечтал, — это выспаться в своей родной, любимой кроватке, под своим обожаемым, теплым, тяжелым пуховым одеялом, на своих пышных, огромных подушках, на мягких, мятых простынях, которые они никогда с Томом не гладили принципиально. Спать столько, пока голова не начнет болеть от пересыпа. Поесть, посмотреть телевизор и снова спать, если надо сутки, если хочется, то двое, в конце концов, спать неделю, и чтобы ни кто не трогал, не звонил, не приставал, не доставал!
Том рано утром, отказавшись завтракать, переместился в автобус, залег на своей полке и выполз с нее только по приезду в Женеву, где снова добрался до номера и закрылся. По щелочке под дверью Билл видел только то, что брат даже света не включил, предпочтя темноту. Еще утром он обратил внимание, что Том выглядел хуже некуда — глаза красные, лицо в пятнах, губы искусаны, руки все так же дрожат. Он не спал, это очевидно. Билл крутился около него весь день, предлагая то попить, то поесть, то просто что-то рассказывал, отвлекая брата от грустных мыслей. Он пытался его растормошить, как-то вытянуть из раковины, заставить говорить, не думать. Хотя бы говорить… Том молчал, отвернувшись лицом к стене. Потом на Билла прикрикнул Густав, и он, обидевшись, ушел надоедать водителю. Как они все не понимают, что ему, Биллу, надо как-то скрыть беспокойство, ему сейчас нужен брат как никогда, ему просто необходимо быть с ним в контакте — зрительном, физическом, эмоциональном. Он волнуется, переживает, он все понимает. Понимает, что для Тома измена Юри — серьезный удар по самолюбию и психике, что, наверное, ему стоило больших трудов пойти на это, или, наоборот, это словно прыгнуть с высокой скалы, как в телевизоре, в морскую пучину, не зная, разобьешься ли или вода примет тебя в свои объятия. Том, который всегда волочился за девочками, общался с девочками, бегал от девочек, вдруг вляпывается в такую историю с парнем… Сколько Юрген со своим Франком зажигал? Два года? Они пытались расстаться? Может быть, это произошло из-за Тома? Или Юри хотел забыться, отвлечься и использовал для этого Тома? А может быть он пользовался братом, чтобы доказать Франку, что искусен и может соблазнить любого, даже такого заядлого гетеро, как Том Каулитц? И если Том вернулся в подобном ужасном состоянии, то в игре «Третий лишний» выбыл как раз именно он, а не Франк, который чуть не убил Юргена. А может быть, они еще все это ему в лицо сказали? Они смеялись над ним? Унижали? Оскорбляли? Надо быть рядом с ним, помочь, поддержать. Больше всего Билл боялся, что Том сорвется и что-нибудь с собой сделает. Надо дать понять ему, что он не одинок, что друзья будут относиться к нему по-прежнему хорошо. Дьявол, и посоветоваться не с кем… Попробуй, расскажи, что твой брат — гей, сразу же станешь одним из них. Что за жизнь? Уж лучше б он с этой вертихвосткой встречался, тоже какая-то там мелкая аристократка… И чего Тома на голубые крови потянуло? Голубые крови… Билл захохотал. В яблочко.
Проведя почти бессонную ночь, Билл чувствовал себя утром так, словно его всю ночь пинали ногами в какой-нибудь подворотне. Впрочем, Том еще и выглядел так. Наташа замазывала синяки, пыталась привести в порядок лицо, но подобные мешки под глазами могла убрать только срочная пластическая операция. Питер уехал, пообещав надрать всем задницы по возвращению домой, с ними остался Дэвид. Билл видел, что продюсер несколько раз так же безуспешно пытался пообщаться с Томом, при этом тому брат хоть что-то отвечал, хотя бы односложно. С остальными Том вообще не разговаривал, ни с кем. Можно подумать, окружающие виноваты, что его развели и кинули, как последнего лоха, два гомика. Иногда Билл испытывал что-то вроде злорадного удовлетворения (это ему за все мучения, за игнорирование, за унижения, за постоянное чувство вины, за испорченный отпуск!), но он тут же гнал от себя дурные мысли. Так нельзя… Том какой-никакой, но брат. Пусть и гей. Чтоб его…
На публике Том держался. Билл видел, как перед каждым публичным появлением, он словно маску надевает — улыбка, блеск глаз, собирается внутренне, мобилизуется. Интервью. Фотосессия. Еще одно интервью. Телевиденье. Радио… Саундчек.
— Том, ты не ел три дня, — зло произнес Билл за обедом, заметив, что тот раскрошил булку в тарелку, поковырялся в супе, отодвинул второе. Выпил немного сока.
— Я не хочу, — еле слышно шепчет он. Зубочистка ломается в руках.
— Нам через полтора часа на сцену! Ты за три дня выпил два стакана сока! Ты в голодный обморок хочешь упасть? На тебя уже смотреть страшно! Быть анорексиком — это моя привилегия! — все больше и больше расходился Билл.
— Я не хочу, — твердо повторил Том, набычившись.
— Парни, ну вы же не будете сейчас ругаться, правда? — влез в спор близнецов Георг. — Нам скоро выступать, а вы…
— Как он будет выступать, если он не жрет ни хрена?! — подскочил Билл. Приборы звякнули о тарелку. Вилка полетела под стол.
— Не жрет и не надо, — безапелляционно сквозь стиснутые зубы процедил Густав. — Значит, не хочет. Когда захочет, тогда поест. Что ты к нему привязался?
— Это мой брат и я за него отвечаю, понял? И если хотя бы один из вас откроет рот…
— Ты не слышишь, что я тебе сказал? — жестко прервал его Том. — Ты не понимаешь, что я тебе говорю? Или ты планируешь покормить меня насильно?
— Если понадобиться, то я покормлю тебя насильно! — Казалось, Билл сейчас перегнется через стол, схватит брата за грудки и тряхнет, как грушу, за что тут же получит кулаком в нос.
— Всё! Брейк! Успокойтесь! — тут же развели их по разные стороны друзья. Подошла охрана.
Отшвырнув стул, Том покинул ресторан.
— Билл, у него депресняк, ты же видишь. Не будет он сейчас есть, — мирно отозвался Георг, опять принимаясь за запеченный картофель с белыми грибами в сметанном соусе. — Немного отойдет и поест. Не трогай его.
— Я его не трогаю, — огрызнулся он.
— Ты его вчера весь день доставал. Сегодня достаешь с самого утра, — закивал Густав. — Ты от него ни на шаг не отходишь.
— А Тома это бесит. Ну, сам посмотри, у него прям на лице написано, что он сдерживает себя из последних сил, — поддакнул Георг. — Он сейчас от всех прячется, а ты прохода ему не даешь.
— Дай ему одному побыть и переболеть. Он тебе не говорил, что случилось?
— Нет. А вам?
Ребята помотали головами.
— А Дэйву? Я видел, они разговаривали.
— Нет, Дейв сам ворчал: «Если бы знать, что с Каулитцем, можно было бы придумать, как это купировать», — скривился Густав. — А у тебя даже идей никаких нет?
Билл вздохнул.
— Бросили его. Никогда не думал, что он будет так переживать из-за того, что какая-то коза его послала.
— Я тоже так не думаю. И вся эта таинственность… Вы же видели, он испугался той смс. Реально испугался, — Георг понизил голос и наклонился к друзьям поближе. — Билл, может его кто-то шантажирует? Какие-то проблемы с законом? Наркота? Еще что-то? Понимаешь, не будет наш Том так переживать из-за какой-то телки.
— Бросили его. Поматросили и бросили, — поморщился Билл. Идея Георга, конечно, гениальна, но отдает явным идиотизмом. Да и все сходилось, как нельзя лучше, в той истории с Юргеном.
— Рассказывай, — заговорщицким тоном приказал Густав.
— Мне не о чем рассказывать. Он в кого-то влюбился. Да так, что аж в темноте светился от счастья. Видели же, что он с телефона не слезает, все шушукается с кем-то. А та смс… Я не знаю… Правда… Я думаю, что там было написано, типа прости-прощай. Ну, он и сорвался в другую страну. Я даже не знаю, куда именно. Наверное в Германию… Видимо, неудачно… Но это только мои догадки… Том ничего мне не рассказывает.
— Надо узнать, — задумчиво протянул Георг. — Ты же понимаешь, что он не будет настолько сильно депрессировать из-за девки?
Хорошо бы из-за девки, — едва не всхлипнул от обиды Билл.
— А помнишь, ты рассказывал что-то про его новых друзей? — почесал затылок Густав. — Билл, Гео прав. Том не будет настолько сильно депрессировать из-за девушки. Он слишком легкомысленный в этом плане.
— Ну конечно! — прищурился Билл. Если бы во рту у него вырабатывалась кислота, то сейчас он бы ею плюнул. — А то, что из-за телки на Мальдивах он меня на хер послал — это ты чем считаешь? Он умеет любить! Сильно и отчаянно! Да что вы все знаете про него? Вы бы видели его глаза, когда он разговаривал с ним! Слышали бы его голос!
— С ним? — в один голос спросили ребята, одинаково вытянув лица и округлив глаза.
Билл забористо выматерился.
— Я с вами уже заговариваться начал! — фыркнул в конце.
— И та статья про геев… — пристально смотрел ему в глаза Густав. — Билл, ты уверен, что Том не в Италию ломанулся, когда узнал, что ваши друзья порезали друг друга?
Билл заржал так громко, как только смог. Он, наверное, еще никогда в жизни не ржал так громко и так отвратительно.
— Да, мой брат гей! — размазывал он слезы по лицу. — Да, Густав, как ты догадался? Том — самый натуральный гей! Он свалил из отеля к любовнику, а я случайно узнал, что в Модену едет бывший парень нынешнего парня моего брата. И тут же побежал его предупреждать. Еле успел. А то бы тот и Тома порезал. И теперь мой прекрасный старший брат страдает, что его возлюбленный лежит в больнице, а он не может быть с ним рядом и держать за ручку, как это принято у всех геев на свете!
На плечо опустилась рука. Билл дернулся так, словно его прижгли утюгом. Обернулся.
— Там тебя Дэвид искал. Просил, чтобы ты к нему подошел, — спокойно сказал Том.
— Я это… — проблеял он.
— Я понял.
— Это шутка… — просипел.
Том кивнул. Взгляд хладнокровный. Лицо расслабленно. Никаких эмоций.
Билл просто закрыл глаза.

0

9

Глава 15.

Он еще раз перечитал свое письмо, прежде чем нажать «Отправить». Удрученно покачал головой — длинно, Том не будет читать. Принялся стирать лишнюю лирику.

«Том! Прошу тебя, прочитай! Можешь ничего мне не писать, не говорить, даже не смотреть в мою сторону, просто прочитай.
В Женеве Густав прочитал статью, что твоего князя тяжело ранили. Я испугался, выдал себя. Объяснил ребятам, что это наши друзья, которые приехали на наш концерт, поэтому так волнуюсь. А в обед за столом Густав прямо спросил, что тебя связывает с этими людьми. Я хотел развить его предположение и довести до абсурда, чтобы у них больше не возникало подобных вопросов, чтобы они сами отказались от этой мысли.
Кажется, я опять все испортил, ты только-только начал доверять мне, а я… Прости».

Вот так будто бы лучше. Вздохнул. Опять перечитал. Дописал в конце:

«Ты очень нужен мне. Я загибаюсь без тебя».

Еще раз перечитал. Подумал. И стер последнее предложение.
Надо придумать тему, но такую, чтобы Том не отправил письмо в корзину от неизвестно кого до того, как откроет. Билл закусил губу, задумчиво прищурился и быстро набрал:
«Предложение от Gibson Les Paul для Тома Каулитца».
Слово Gibson Тому хорошо знакомо, стало быть, он должен заинтересоваться хотя бы им. Его имя — лишний повод открыть письмо, так как оно именное, то есть опять он должен хотя бы из любопытства посмотреть, что ему написали. Ну а там…
Потом полез в настройки и исправил имя отправителя на Gibson Les Paul. Хорошо, что название новому электронному ящику придумал простое и незамысловатое — info_tk@ yahoo.com — всё, что хочешь под него подделать можно.
Фуф… Еще раз пробежал глазами письмо. Вернул последнее предложение на место. Да, пусть будет. Нажал «Отправить». Всё, теперь ничего нельзя исправить.
Том развалился на диванчике в другом конце гостиной, но Билл прекрасно видел монитор его ноутбука в отражении зеркальной черноты окна. Брат проверял почту и сообщения в дневнике, почти никому не отвечал или писал что-то совсем коротенькое, буквально слово-два.
Густав читал книгу, сидя рядом с Биллом, поджав ногу. Георг с кем-то воевал, нацепив наушники и иногда прерывая тишину и монотонное гудение мотора ругательствами или довольным смехом.
Звоночек о новом сообщении прокатился колокольной вибрацией по организму Билла. Он уткнулся в свой ноут, тщательно делая вид, что не пялится в окно, как ненормальный.
Билл видел, как брови брата удивленно приподнялись. Он тут же свернул все окна и обновил страницу с входящими.
Сердце, бешено колотящееся в груди, замерло и оторвалось, ухнув куда-то в пустоту тела. Он непроизвольно задрожал, проклиная себя за две последние фразы. Не надо было их писать. Вот на хрен он их добавил? Что же он за идиот такой? И про доверять не надо было писать. И вообще не надо было ничего ему писать… Билл триста раз уже пожалел, что не может куда-нибудь исчезнуть, испариться, провалиться. Хотелось, чтобы их автобус в эту секунду попал в аварию и чтобы он обязательно погиб, чтобы ноут брата внезапно воспламенился, чтобы что-нибудь случилось такого, лишь бы он не открыл этого письма от Gibson!!!
Том открыл.
Билл уже не скрываясь следил за ним, ловя малейший жест, движение мышц лица, взмах ресниц, изгиб бровей.
Том прочитал.
Билл уже пятьсот раз умер в страшных муках. Он не заметил, что не дышит. Не заметил, что в глазах стоят слезы, готовые вот-вот пролиться.
Том перечитал. Чуть выпятил губы задумчиво. Нажал «Ответить».
Сердце ожило и застучало так, что ребра, казалось, сейчас сломаются. Больно. Физически больно. Его опять затрясло, словно в лихорадке.
Том что-то набрал. Пару предложений.
Подумал.
Перечитал.
Стер.
Какое-то слово.
Подумал.
Стер.
Открыл смайлики. Поставил желтого колобка откуда-то из середины.
Качнул головой.
Стер.
Опять набрал две строчки текста.
Перечитал.
Курсор к «Отправить».
Нет.
Полез в адресную книгу. Скопировал чей-то адрес.
Вставил в адресную строку.
Опять перечитал и что-то подправил, сократил немного.
Курсор к «Отправить».
Автобус тряхнуло. Свет мигнул. Компьютеры выключились.
Георг взвыл. Разочарованно долбанул кулаками по столешнице.
— Твою мать! Я уже почти всех замочил! — рявкнул он настолько громко, что все вздрогнули. — Почему они погасли? Аккумулятор же должен был сработать!
Густав усмехнулся:
— В смысле? Это обыкновенные резисторы. Если напряжение превысит допустимую или упадет ниже допустимой нормы, то они реагируют и останавливают работу компьютера, иначе будет замыкание и пожар. Это тебе любой инженер скажет.
— То есть? — поднял взгляд Том.
— Слушайте, ну это элементарные вещи! Ток подхватывает специальная хрень, но это в случае его полной отключки. Если скачет напряжение, то вырубается все. Вот сейчас у нас напряжение, допустим, подскочило, и что тут подхватывать? Не хотите же вы тут прослушать курс основ электрических цепей? Такие вещи знать надо, это же элементарная физика!
Билл, бледный, с дрожащими губами, вцепился взглядом в Тома. Тот пожал плечами.
— Значит, не судьба, — произнес тихо, но отчетливо, с долей философствования. Закрыл ноутбук и ушел… Видимо, спать.
Это было что-то вроде разочарования, облегчения и одновременно пули в висок. Разочарования, потому что он не увидел, ЧТО ответил брат. Облегчения, потому что он НЕ УВИДЕЛ, что ответил брат. Пули, потому что он в любом из этих двух случаев не увидел, что ОТВЕТИЛ брат… Внутри образовался какой-то подозрительный вакуум. Билл расслабился, сжался и уткнулся носом в колено. Том дважды перечитал его письмо, не закрыл, не стер тут же, а прочитал вдумчиво. Том подбирал слова для ответа, подбирал сам ответ, значит… Да ничего это не значит! Он мог послать его сначала культурно. Потом подумать и послать некультурно. Потом просто послать смайлом, решив, что Билл и слов-то не достоин. Потом решить, что просто смайла мало и опять что-то написать такого… едкого… чтобы втоптать в грязь, размазать, раздавить… Билл еще больше сжался, до боли в животе, вцепившись в голени ногтями до синяков.
Ночью Том не спал. Ворочался, хлюпал носом и кашлял, почти не переставая. Кашлять он начал еще утром, покашливать. Сейчас же добавились сопли, которые по свежести еще не закупоривали нос непробиваемой пробкой, а текли так, словно кровь в теле неожиданно преобразовалась в слизкую прозрачную жидкость и вытекала из организма сквозь дырку в переносице. Билл слушал его беспокойную возню и понимал, что завтра у них будут большие проблемы на концерте, если этот приступ кашля как-то не снять. Он достал телефон и написал Йосту смс: «Том, похоже, заболел».
Минут через десять автобус остановился. В полнейшей тишине он слышал, как Том давится кашлем, утыкаясь в подушку, боясь разбудить остальных.
— Чего стоим-то? — сонно проворчал Георг, свешивая лохматую голову в проход.
— Заправка, наверное, — зевнул Густав.
— Спите, — цыкнул на них откуда-то появившийся Йост. — Том… Том, не спишь ведь. Пойдем в гостиную.
— Зачем? — нахмурился тот.
— За надом.
— Листинг, как же тебе повезло, — начал причитать Том жалобным голосом. — Господи, Георг, как же тебе повезло… Ты даже не представляешь, какой ты счастливчик…
— Почему? — не понял друг.
Густав хихикнул.
— Полагаю, потому, что у тебя нет младшего брата, который рассылает в ночи смс.
Ребята захохотали.
— Идиоты вонючие, — зло огрызнулся Билл.
— Спите! — прикрикнул на них Дэвид. — У вас с утра четыре интервью.
— Дэйв, а чего так мало? — хрипло спросил Георг. — Надо было сразу десяток замутить. Четыре — это как-то не солидно.
— Листинг! — рявкнул продюсер. — Том, ну что ты там возишься?
— Да иду уже…
Перед носом Билла вдруг возникло рассерженное лицо брата. Он дернулся к стене.
— Сделай милость, не попадайся мне на глаза в ближайшее время, — прошипел он, и снова исчез за шторкой.
Ну что он опять не так сделал? Какое счастье, что это последний концерт в туре. К черту! В Берлин! Надоело всё и все. Ну их на хер!
Утром он обнаружил на кухоньке упаковки таблеток и пузырьки микстур. Том, одетый в шерстяную водолазку, пил горячий чай. Бисеринки пота блестели над верхней губой. Волосы на висках мокрые и прилипли. Температура?
Билл насыпал в керамическую мисочку хлопьев, залил чуть теплым молоком и ушел. Сказал же, чтоб не попадался, значит, не будет попадаться. Будет всё, как он захочет. Надо позвонить агенту и попросить решить все вопросы с понравившейся ему квартирой. Сейчас у них будет две недели отдыха, потом новый тур. Как раз двух недель ему хватит, чтобы обжиться. А Том… А что Том? Сколько можно за ним бегать?
Весь день Том был вялый, тяжело кашлял и кутался в плед. Дэвид разрешил ему не ходить на интервью, просил, как можно больше пить теплого и не забывать про таблетки. На вопрос, что с ним, продюсер ответил: «Бронхит, не страшно, главное, чтобы не переохлаждался». И Билл успокоился — бронхит, действительно, не страшно. От него даже высокой температуры не бывает, только противный мерзкий кашель, когда кажется, что вот-вот и выкашляешь собственные легкие и мозги.
Он видел, как перед концертом Тома чем-то обкололи, залили нос какими-то растворами. Слышал, как врач обещал, что минимум пару часов он продержится, потом в постель и лечиться уже более серьезно. Том кивал и через силу улыбался. Он всегда улыбался, даже когда ему было совсем хреново. Том — очень светлый человечек, наверное, самый светлый из них всех. А Билл… Завтра он возвращается домой, чтобы собрать вещи. Его ждет Берлин. Он уже все решил. Надо только последние часы насладиться им. Осторожно, чтобы не вызвать негатива. Впитать его пусть и грустную, но улыбку. Вдоволь наслушаться простуженного хриплого голоса. Насладиться печалью его глаз… Билл прощался с ним. Старался не разговаривать, просто смотрел, слушал, что-то запоминал. Любовался игрой на гитаре, его мурлыканьем себе под нос, усталым взглядом. Впитывал. Запоминал. Наслаждался. А на сцене он пел для него. Смотрел в глаза и пел, дарил каждое слово своих песен. Прислонялся, прикасался, дотрагивался едва заметно. Улыбался. Он был весь наружу, натянут как струна, словно оголенный нерв, словно провод под напряжением. Он хотел, чтобы концерт не кончался. Он готов был петь хоть всю ночь, хоть сутки, лишь бы концерт не кончался, лишь бы Том ловил его взгляды и улыбался ему. Улыбался так, как улыбался прежде… когда еще они были братьями…
Мягко говоря, в гримерке было холодно. На столе стояло много воды. И судя по запотевшим бутылкам, преимущественно из холодильника. Лежали фрукты, бутерброды, круассаны, чипсы — всё то, чем можно перебить аппетит до полноценного ужина. Мальчишки влетели в помещение и тут же жадно присосались к бутылкам, не обращая внимания ни на вкус, ни на температуру — после концерта пить всегда хотелось так, как будто они не пили несколько дней.
— Чего так холодно-то? — поежился Георг, ловко отправляя пустую тару в корзину для мусора.
— Проветрили, — проворчал Дэвид. — Вы б переоделись, пока не простыли. Все мокрые.
— Угу, — закивали они.
— И да… Вы молодцы. За весь тур этот концерт был, пожалуй, самым лучшим. Билл, ты превзошел сам себя.
— Дома всегда всё лучше получается, — мрачно ответил Билл.
Том достал сигареты и подошел к приоткрытому окну.
— Весь концерт я мечтал о том, как с удовольствием затянусь, — блаженно протянул он, выдыхая дым.
Билл сосредоточенно переодевался. Он вообще как-то сник и был не в духе. Завтра рано утром они будут дома. Он выспится и переедет. Осталось только подписать договор и внести задаток. Устная договоренность достигнута. Надо еще подумать, у кого останавливаться, если придется ночевать в Гамбурге… Можно и в отеле…
— Ты бы от окна отошел, — тихо сказал Билл, не глядя на брата. — Болеешь ведь. И вода холодная, а ты бутылку вылакал не отрываясь…
Том открыл рот, чтобы ответить, но не ответил. От окна отошел.
Интересно, а Том будет его провожать? Остановит? Что он будет делать там совсем один? Сколько себя помнил, он никогда не жил один. Что ж, когда-то надо начинать. Да и один он там будет совсем недолго. Через две недели новый тур, так что… Он сумеет. Он сможет. Он выживет. Он смотрел на брата. Еще несколько часов… Он сможет… Один.
Ночью в автобусе он не спал. Сидел в гостиной в темноте и курил одну за одной. Пытался строить планы на ближайшую жизнь. Планы выглядели хреново. Утешало только то, что в Берлине есть друзья, которые не дадут ему скучать. Он уже их предупредил, попросил организовать ему культурную программу по клубам. В планах это проходило под кодовым названием «Клубиться». Второй пункт в планах назывался коротко и ясно — шопинг. Вот, собственно, и все планы. Чтобы в новом доме было не так одиноко, можно будет устраивать всякие пати, приглашать друзей, подружек, развлекаться по полной, напиваться в хлам, трахаться до потери сознания. Зашибись программа…
Светает…
Уже мелькает знакомая местность. Еще буквально час-полтора и они будут дома. Сначала закинут Густава. Потом выйдет Георг. Они с Томом… Так. Стоп. Не так… Квартира Тома почти в центре города. Да, теперь это звучит так — квартира Тома. Надо привыкать. Квартира Тома. То-ма.
Надо выпить кофе.
В квартире Тома он примет душ и ляжет спать. Главное, чтобы брат был не против. Он только выспится, отдохнет немного и переедет. Только немного отдохнет… В последний раз.
Билл шел между полками. Густав похрапывает. Торчит из-за занавески нога Георга. Рука Тома свесилась. Он осторожно поправил ее, отмечая про себя, что она неприятно горячая. Дреды рассыпались по подушке. В груди защемило. Том…
Он обо что-то спотыкнулся. Присмотрелся. На полу валялся плюшевый медведь. Поднял его. Обычный медведь, такой же, как те, на которые он наступает на сцене, рискуя свалиться и разбить голову. Кулончик на цепочке — половинка сердечка. Фанатские сопли — брезгливо поморщился. Интересно, кто приволок в автобус эту пошлость? Они всегда все игрушки и белье оставляли в том зале, где выступали. Их забирали или работники зала, или организаторы, передавали в детские дома. Если бы они увозили игрушки с собой, то завалили бы ими весь Гамбург. А девочки все несут и несут… Хотя иногда они бывают креативными и приносят смешные штучки. Редко, правда. В основном вот таких маленьких пошлых медвежат.
Билл пил кофе и жаловался медведю на свою хреновую жизнь, на Тома, на чертовых педиков и даже на маму с папой, что так подло развелись, когда им с братом было всего шесть лет. Медведь внимательно и молчаливо слушал, иногда что-то возражал голосом Билла, ходил по столу и хватался рыжими лапами за огромную смешную голову. Иногда на медведя что-то находило, и он лез к нему целоваться и обниматься. Билл хихикал, отталкивал проказника и предлагал ему выпить с ним еще немного кофе. Билл даже согласился взять его с собой в Берлин. Медведь не возражал. Билл предложил ему имя — Том. Медведь закивал, а в больших глазах-бусинах мелькнула радость.
— Только ты пока никому не говори, как тебя зовут, — шептал ему на ухо Билл. — Ничего, если я пока буду называть тебя Тедди и спрячу в сумке? Я потом достану. Приедем домой и достану. Просто они все такие гадкие, что могут обидеть моего Тома, а если ты будешь временно Тедди, то не обидят. Ни тебя… ни меня… Мы будем с тобой болтать, ходить в клубы, встречаться с девчонками. Тебе со мной будет весело. Договорились? А потом поедем в Америку. Ты и я. Ну и этих тоже возьмем. Там здорово. Вот увидишь. Тебе понравится.
— Ты чего так рано встал? — зевая, выполз из темноты Густав. — Или не ложился?
Билл пристально уставился на друга — его медведь или не его медведь? Нет, никакого интереса к его Тому не проявлено. Значит, не его. Боже, Георг что ли притащил? Извращенец.
— Хочешь кофе? — улыбнулся Билл.
— Валяй. И есть чего-нибудь соленое? Вот прям хочется мне соленого чего-нибудь, аж скулы сводит.
— Могу посолить тебе кофе.
— Фу.
— Тогда могу посолить хлеб с маслом. Тоже вкусно.
— Уговорил.
Билл приготовил нехитрый завтрак.
— Познакомься, это Тедди, — подковылял к чашке Густава медведь. — Привет, меня зовут Тедди.
— А меня Густав, — пожал тот ему лапу. — Ты почему не спал?
— Не спалось.
— Хочешь поговорить об этом?
Медведь затряс головой.
— В другой раз.
— В другой раз может не получиться — будет много народа. Может быть, ты расскажешь мне сейчас, что тебя расстроило и почему ты дергаешься второй день, шугаешься от всех, ни с кем не разговариваешь?
— В другой раз, — отозвался Билл обычным голосом и показал взглядом за плечо.
Через секунду рядом с парнем уселся Георг. Одним глазом посмотрел на мятого Густава, потом на грустного Билла.
— Сделай мне кофе, а, — состроил жалобную рожицу. — У меня второй глаз не просыпается.
Билл вздохнул и заправил кофеварку новой порцией кофе. Принялся резать хлеб, мазать его маслом и посыпать солью.
— Познакомься, это Тедди, — кивнул Густав в сторону игрушки. — Тедди, это Георг.
Билл напрягся, пытаясь понять, его медведь или нет. Нет, Георг тоже не признал в нем свою вещь. Может кто-то из охранников обронил? Том-то уж точно такую гадость в автобус не потащит.
Они смеялись и болтали, передавая игрушку из рук в руки, тискали ее и целовали. Тедди ходил в гости то к одному, то к другому, разговаривал разными голосами и постоянно острил. Он ел хлеб с маслом и пил кофе. Вытирался салфеточкой и делал важный вид. Билл счастливо улыбался, видя, что его плюшевого Тома приняли в компанию, что друзья подхватили его правила игры и с удовольствием с ним дурачатся. От этого становилось на душе еще хуже и тоскливее.
— А еще я боюсь летать на самолетах, — важно расхаживал Тедди туда-сюда по столу. — Мне постоянно кажется, что это корыто рухнет в самый неподходящий момент. А вы возьмете меня с собой в Америку?
— Конечно, — хохотал Георг.
И от радости Тедди кинулся к нему целоваться.
— Кто тебе разрешал брать моего медведя?! — хриплым низким голосом заорал Том с порога.
— Я… — попятился Билл, округляя глаза. — Я… Я не брал… Он на полу валялся… В проходе… Я не брал…
Том в два шага оказался перед братом и вырвал игрушку из его рук.
— Том, ты чего? — попытался остановить его Георг. — Мы не делали ничего плохого.
Он толкнул друга со всей силы. Георг завалился на Густава.
— Не смей даже прикасаться к нему! — кричал он в лицо Биллу. — Ты понял?
Билл кивнул и отвернулся к окну, вцепившись в палец зубами. Теперь у него нет и плюшевого Тома. Теперь у него вообще никого нет.
Глава 16.

Он спал. Открывал глаза, смотрел в окно, поворачивался на другой бок, сворачивал одеяло комком, закидывал на него ногу и спал. Просыпался, заворачивался в одеяло, подминал подушку и опять спал. Спал, пока глаза не открылись сами собой и не отказались закрываться.
Он встал. Дошел до холодильника, нашел две жареных колбаски, пролежавших в сковороде с того самого дня, как они больше месяца назад покинули дом, но каким-то чудом не покрывшихся толстым слоем плесени, а даже как-то подозрительно свежо выглядящих, полпакета молока, и какой-то дряни по мелочи. Ругнулся на Тома, что тот мог бы сходить в магазин и купить хоть что-нибудь пожрать, а не сваливать куда-то в неизвестном направлении и не бросать его тут умирать от голода. Заказал две больших бутылки «Кока-Колы», четыре мясных и колбасных пиццы, миндальный ризотто с базиликом, мидиями и копченым лососем и пасту «Портобелло» с куриным филе, грибами портобелло и сырным соусом «Горгонзола», справедливо решив, что все это вполне можно подогреть в микроволновке, а не ждать еще полтора часа, пока притащится курьер.
После одновременного завтрака, обеда и ужина жизнь показалась прекрасной. Разморённый Билл вернулся в любимую постельку под любимое одеяло на любимые подушки и за просмотром какого-то ужастика сладко заснул.
И снилось ему, что собирается он ехать куда-то. Бегает, суетится. Вещи с места на место перекладывает. А потом садится в машину и едет. Едет-едет. Почему-то по пустыне. А вокруг никого. И не понятно, куда едет. Знает только, что там, где-то там за дюнами, ждет его Том. Ждет и волнуется. Но вот одна дюна, другая, третья, а Том всё где-то там… И сколько бы Билл не ехал к Тому, Том все дальше и дальше от него. Билл кричит на водителя, лезет с кулаками драться, требует отвезти его к Тому. И водитель везет. Только Том все дальше и дальше от него, как будто не к Тому Билл едет, а от Тома бежит. И телефон так противно в кармане звенит. Билл смотрит на дисплей, улыбается — Том. Его Том звонит. Ждет и волнуется.
— Да? — сонно с улыбкой бормочет в трубку.
— Билл, добрый день. Простите, что разбудил, — говорит его Том чужим голосом. — Я хотел узнать, вы сегодня въедете? Мы договаривались…
— Я еду, да, — счастливо улыбается он. — Ты только не волнуйся, я еду. Сейчас вот-вот… Том… Я еду к тебе. Подожди…
— Билл… Бииилл… — вкрадчиво зовет голос. — Это Ирвин. Билл, может быть мне перезвонить?
— Кто это? — внезапно просыпается Билл, обнаруживая себя говорящим с кем-то по телефону.
— Ирвин. Ирвин Лестевник. Мы с вами общались по поводу квартиры в Берлине.
— Ах, Ирвин Лестевник! — нельзя сказать, что Билл обрадовался. Скорее уж наоборот. — Доброе утро! Простите, я никак не могу отоспаться.
— Я понимаю. Вы въедете сегодня?
— А разве мы говорили не о завтра?
— Вообще-то мы говорили о вчера.
— Да вы что? Это я тут три дня что ли проспал? — опешил он.
Ирвин скромно промолчал.
— Подождите, Ирвин. Сейчас соображу… Я просто, как вернулся, упал в кровать и умер… Пока вы меня не воскресили…
— Я понимаю. Простите.
— Сколько времени?
— Три часа сорок три минуты.
— Нет, сегодня не успею. Давайте так. Я соберу вещи и закажу на утро машину. А вы завтра будете ждать меня в той квартире. Думаю, что во второй половине дня буду уже в Берлине. Я позвоню вам в любом случае. У меня же даже ключей нет. Договор подпишем на месте, деньги я тоже привезу. Там все так, как на фотографиях?
— Абсолютно.
— О’Кей, тогда до встречи, — беззаботно чирикнул Билл, нажал отбой и грубо выругался. Он совершенно забыл, что съезжает с квартиры Тома. Внезапно стало страшно. Куда это он едет… Как? В какой Берлин? Зачем? Как он будет там один? Без Тома? Без его Тома?
Прислушался.
Тишина.
Стало больно и обидно.
Интересно, а куда свалил Том, если валить ему, по идее, больше не к кому? Может, опять к своему Юргену улетел — держать за ручку, как это принято у всех геев на свете?.. Тьфу! Билл задрожал от негодования и врубил на полную мощность музыкальный центр.
Замечательно! Нет, просто замечательно! У Тома брат уезжает, а ему плевать! Никаких попыток остановить! Ни-че-го! Ни слова! Он срывал с вешалок вещи и складывал их в сумки. Доставал из шкафов какие-то важные для него безделушки, которые трепетно хранил многие годы. Собрал все рамки с фотографиями, на которых был один. Он не хотел в своей новой квартире видеть ничего, чтобы хоть как-то напоминало ему о Томе. Поэтому Тома в его квартире не будет. Это он решил. Ничего, никакой вещи, никакой фотографии, даже мыслей в его новом доме не будет о Томе. Куда он опять пропал-то?.. Больной ведь… Билл видел, что ему тяжело стоять, когда они только вошли в квартиру. Охрана разнесла их чемоданы по комнатам и ушла. А Том стянул с себя куртку, словно с трудом, бросил на полку шапку, и, чуть придерживаясь за стену, ушел к себе. Билл хотел помочь, но потом вспомнил, как тот орал на него в автобусе, и передумал. Том, конечно, почти сразу же извинился за ту выходку, повинился, покаялся, Георг и Густав над ним постебались, вроде бы перевели все в шутку. А вот Билл расстроился. Очень расстроился. И обиделся. И обида-то эта какой-то детской вышла, смешной и идиотской, но все равно такой болезненно-отчаянной, очень обидной была та обида. А самое главное, его Тома, его маленького плюшевого Тома Том тут же грубо заткнул за ремень джинс, и Биллу показалось, что его Тому там неудобно, больно и неприятно. Так же, как было больно, неудобно и неприятно самому Биллу.
Ближе к утру Билл доел всё, что заказал, выкинул мусор, привел свою теперь уже бывшую комнату в относительный порядок, как следует заправил кровать. Мало ли, кто тут будет ночевать… Ему не хотелось, чтобы его подушки дарили кому-то его сны, а его одеяло согревало кого-то его теплом. Он забрал их с собой. Он собрал в ванной все свои маски для волос и лица, все крема, гели и шампуни, лаки, муссы и косметику, все бритвенные принадлежности. Оставил Тому зубную пасту и гель для бритья — они всегда пользовались одним и тем же тюбиком. Взял зубную щетку… Ванная как-то сразу осиротела, опустела… А единственная щетка в стакане… Она отражалась в зеркале и, казалось, что их две.
— Придется тебе теперь подружиться с подружкой их сиятельства. Его белые аристократические зубы, наверное, тоже чистят по утрам простые нейлоновые щетки. Вам будет весело, уверяю.
Ну вот и всё… Пришла машина…
Он показал грузчикам, какие вещи забирать.
Прошелся еще раз по гостиной, прощаясь с предметами, постоял в спальне. Подошел и прислонился лбом к двери в спальню брата. Погладил ее.
— Ты… Я люблю тебя… Я смогу… Смогу без тебя…
Он медленно обувался в коридоре. Застегнул куртку… Открыл ключницу на стене и забрал свои ключи. Погасил свет в квартире. Взялся за ручку, и вдруг его словно током ударило — ключи! Что-то не то!
Он распахнул ключницу. Ключи! Ключи Тома на месте! От машины и от дома! И от студии! И от родительского дома! То есть, если Билл сейчас закроет квартиру, то Том просто не попадет домой?
Билл похолодел.
Крутка Тома на месте.
Он пошарил по карманам — портмоне на месте.
Все кроссовки Тома на месте. Стоят в рядок на полке.
Том дома?
И за три дня…
Он метнулся к нему в комнату, мысленно умоляя только об одном — хоть бы был жив!
Замер перед дверью, не решаясь войти.
Хоть бы был жив… Пожалуйста, только живи… Он останется… Он сделает всё, что угодно! Пожалуйста, только живи…
Билл взял себя в руки и попытался думать логически. В квартире достаточно тепло, если не сказать жарко. Если бы Том умер, то начал бы уже разлагаться, иными словами, вонять на всю квартиру. Если от Тома не воняет, следовательно, он живой. Ведь так? А если он жив, то чего Билл так перепугался? Может, у брата очередной заскок, и он решил утопиться в своей депрессии? Хотя то, что за три дня Том не подал никаких признаков жизни, неприятно напрягало.
Он осторожно нажал на ручку и толкнул дверь — та бесшумно распахнулась, пропуская его вперед.
Так… крови не видно, стало быть, вены целы. Хотя их можно порезать и в кровати…
Билл робко шагнул в спальню.
Судя по раскиданным по подушке дредам, Том под одеялом…
Но ведь можно и таблеток наглотаться…
Дома тепло… Если не пахнет…
— Том, — неуверенно позвал он. — Том, я уезжаю… Ты не хочешь, меня проводить?
Не шевелится.
Билл втянул ноздрями воздух.
Ничем особенным не пахнет… Хотя он не может сказать точно, как пахнут трупы. Человеческие трупы…
Он подошел к брату. Огромным усилием воли заставил дотронуться до оголенного плеча…
Шумно выдохнул, рухнув на край кровати.
Насколько он помнил из литературы, мертвые должны быть холодными на ощупь.
— Удивительно даже, насколько ты урод, — проворчал Билл. — Вот необыкновенный урод. Я, знаешь, сколько всего успел подумать за эти тридцать секунд. А тебе хоть бы что.
Том все так же не шевелился.
— Не знаю, что сказать тебе на прощание. Как-то у нас с тобой все не по-людски стало. Я вижу, что тебе тяжело и больно, я хотел поддержать тебя, помочь… Помнишь, как раньше было классно? У нас всегда беда была одна на двоих… И радость на двоих… одна… тоже… А сейчас… Этот Юри в твоей жизни занял мое место… Ты с ним помиришься, я уверен. Ты у меня очень хороший… А тот парень… Тот… Франко… Том, ты же лучше него, красивее, умнее… К тому же их отношения все равно в последнее время на грани разрыва… Не думаю, что князь после того, как Франк проткнул ему шкуру, захочет быть с ним рядом. Я… Я хочу, чтобы ты был счастлив. Прости, если делал, что-то не так…
Он еще раз провел рукой по плечу, удивленно отмечая, что оно какое-то ненормально горячее. Осторожно нажал, пытаясь опрокинуть тело с бока на спину, открывая лицо. Краем глаза заметил, что брат лежит в обнимку с плюшевым медведем. Его Томом… Маленьким рыжим Томом, который обещал поехать с ним в Берлин и далекую Америку… Дрожащим пальцем скинул несколько дредлоков с лица. Глаза полузакрыты и… Он не понимал, как описать этот взгляд… Мутный? Невменяемый? Бессмысленный? Как у спящего? Только Том не спал — дыхание нездоровое, едва различимо. Билл схватил его за плечи и принялся трясти, истерично крича всего одно слово:
— Том!!!
Веки дрогнули. Из уголка глаз поползла слезинка. Он что-то постарался сказать пересохшими губами, но не смог.
Билл поднес ухо прямо к его рту.
— Пить, — кое-как различил сквозь сип.
Он выхватил из дорожной сумки бутылку с минералкой. Вскрыл ее. Придерживая брата за плечи, попытался напоить. Том слабо дернулся, делая глоток и обливая все вокруг. Билл аккуратно уложил его на подушки, перевернул одеяло мокрым концом к ногам и набрал номер врача, который сопровождал группу в поездке. Срывающимся голосом потребовал, чтобы тот немедленно приехал к ним домой. Потом схватился за голову, поносился по комнате, пытаясь понять, что делать.
— Герр Каулитц? — позвал из прихожей старший из команды грузчиков.
Билл неожиданно вспомнил, что уезжает. Дьявол! Почему он всегда об этом забывает?!
— Герр… Простите, как вас? — подлетел он к мужчине. — Вот адрес. Там вас встретит Ирвин Лестевник. Вот его телефон. — Билл торопливо написал номер на бумажке с адресом. — Я позвоню ему… Попрошу, чтобы он проследил… Отдайте ему деньги. Пожалуйста. У меня брату плохо. Я вызвал врача. Я позже приеду. Немного позже. Не могу его оставить одного. Пожалуйста. Вот, как мы договаривались, — протянул заработок рабочих.
— Да, хорошо. По этому адресу нас будет ждать Ирвин Лестевник. Мне надо передать ему деньги.
— Да, все верно. Я позвоню ему.
Уладив все дела, позвонив агенту в Берлин, Билл вернулся к брату. Том опять сжался в комок, натянув одеяло до самой макушки.
Он опустился на колени перед кроватью.
— Что-нибудь болит? — погладил его по голове. Потрогал лоб. Улыбнулся. — На тебе можно жарить яичницу. С беконом.
Том чуть поморщился.
— Почему ты меня не позвал? Просто надо было крикнуть мне и всё. Или ты предпочитаешь умирать в одиночестве?
Молчит.
Билл ткнулся носом ему в руку, закрыл глаза, прижал горячую ладонь к губам. Он не хотел никуда ехать. Он хотел остаться с ним. Только с ним…
Врач несколько скептически посмотрел на термометр. Причмокнул и нахмурился. Достал из волшебного чемоданчика несколько ампул. Наполнил шприцы.
— Ну ты чего-то совсем расклеился, Томми. Я понимаю, стресс, депрессия, устал сильно, но надо же взять себя в руки, — дружелюбно выговаривал герр Шмидт. Том апатично смотрел куда-то в сторону. За все время он не произнес ни единого слова. — Лекарства, наверное, не принимаешь, да? Вот и температура такая поднялась. А принимал бы лекарства, все было бы нормально. Давай-ка вот что, я выпишу тебе успокоительное, иммуностимулирующее. Те лекарства, которые я назначил, принимай по той же схеме. Тебе надо больше пить и спать. Сейчас сделаю укол, чтобы сбить температуру. Билл, надо будет еще купить парацетамол, у вас что-то не аптечка, а недоразумение какое-то.
— Это опасно? — с мольбой смотрел младший близнец на врача.
— Ну, — пожал тот плечами. — Понимаешь, любое заболевание опасно, и простуда в том числе. Особенно, если ее не лечить и запустить. Но, я надеюсь, Том у нас умничка, и будет принимать лекарство вовремя. Да, Том? Ты же не хочешь лететь в Америку больным, да?
Том закрыл глаза и отвернулся от присутствующих.
— Билл, вот тебе список того, что надо купить. Иди в аптеку, а я с ним побуду. Надеюсь, что к твоему возвращению температура спадет, и ты больше не будешь орать таким голосом мне в трубку. Честно говоря, я думал, что твой брат как минимум умер.
Билл покраснел, недовольно дернул плечом и ушел в аптеку.
На обратном пути он заглянул в супермаркет, набрал Тому «Скиттлс» и жевательного мармелада, потом подумал, что одному ему будет скучно, и купил несколько DVD.
Уезжать отчаянно не хотелось.
Он бы с удовольствием посмотрел эти фильмы с Томом вместе, сидя у самой стеночки, прячась за его спиной, вздрагивая от его внезапных хватаний за руки или ноги, злясь на безудержный хохот брата. Пусть только скажет. Он останется. Только попросит. Билл дал себе слово, что даже ломаться не будет. Пусть просто скажет, что он ему нужен…
Герр Шмидт ушел, раздав последние ЦУ. Герр Не-помню-как-вас-там отзвонил, сказал, что они подъезжают. Герр Лестевник уже сидел в квартире и ожидал машину. Герр Каулитц-младший заказал билет на поезд до Берлина… На пять часов вечера. Через пятнадцать минут выходить… У него дрожали руки, ноги, а настроение было таким, словно в душу нагадили.
Он нервно вышагивал по гостиной и боялся зайти в свою пустую комнату и ванную. Слышал, как Том дошел до туалета. Значит, стало немного лучше. Значит… он больше не нужен… Можно ехать? Пусть только попросит… Хотя бы намекнет…
Том лежал в тишине, прижав руки к груди, и смотрел в одну точку. Лицо такое, будто он познал всю боль мира одновременно. Без маски. Такое, каким оно должно было быть все эти дни. Но хоть взгляд осознанный — уже приятно.
— Том, — Билл поискал взглядом пульты от телевизора и dvd-плеера. — Я вот тебе фильмы новые купил… Ну… Если вдруг тебе станет… одино… скучно… или вы там с Юри захотите что-нибудь посмотреть на ночь. Вот этот поставлю, а те сюда положу, рядом. Пульт вот… Только руку протяни… Хорошо? Лекарство вот тут… — покрутил рассеяно головой. Придвинул стул к кровати. — Вот. Даже вставать не надо… Я уезжаю, Том… — сказал жалобно и сжался.
Том молчал.
Билл потоптался, не зная, что делать. Он ожидал чего угодно, только не такого вот безразличного молчания и тупого лежания на кровати.
— Том, я… Там машина уже пришла… Вещи уже… — он виновато посмотрел на брата. Наверное, плохо уезжать, когда он болен. — Ты это… Там лекарства… Я купил всё, что доктор велел… Пиццу себе закажи… Ты это… Горячее пей…
Том не шевелился. Лишь ресницы подрагивают. Моргает медленно.
Всего одно слово и Билл останется, никуда не поедет. Будет сидеть рядом с ним, греть ему чай, делать компрессы…
— Там доктор еще велел, чтобы ты грудь и горло натирал… Мазь… Разогревающая… Там… На стуле… И ноги…
Том закрыл глаза.
Ком стоит в горле. Кажется, что предаешь… Всего одно слово… Или знак…
— Хочешь, я останусь? — не выдержал.
Молчит.
— Том, мне остаться? — с надеждой.
— Езжай, — хрипло, едва слышно.
В груди больно кольнуло. Словно пуля попала… Билл хмыкнул и закусил губу. Попытался улыбнуться. Не вышло.
— Я устроюсь… Приезжай в гости… — понятно, что не приедет. — Ты будешь мне звонить? — понятно, что не будет.
Молчит.
— Я буду часто приезжать, ты не переживай… У нас же здесь студия… Ребята здесь… Друзья… тоже… здесь… Ты будешь мне рад?
Ресницы дрожат.
— Еда там… В холодильнике…
Спохватился, убежал на кухню. Достал из пакета его любимые сладости, а то ведь не найдет сам.
— Я купил специально для тебя, — протянул.
Том взял.
Билл заметил, что у него ледяные руки и игрушка опять лежит под боком.
— Температуру померяй, может, опять поднялась…
Не отвечает.
— Ну… Я пошел?..
Достаточно взгляда…
— Я там дверь закрою… Не вставай…
Он очень долго обувался. Очень долго ковырялся с курткой, искал очки и кепку. Он еще пару раз заглянул к брату, просто чтобы посмотреть, может ему что-то понадобиться… Вода там… Или лекарство какое… Том так и не изменил позы за это время, не произнес ни слова, не вышел проводить…
— Ты звони мне… Можно я тоже буду тебе звонить?
Так и не дождавшись ответа, он ушел из своей квартиры.
Спустившись вниз, он все оглядывался на окна, пытаясь увидеть там знакомый силуэт, или хоть какое-то шевеление занавесок, может быть свет… Он не чувствовал взгляда брата… Значит, он так и лежит, прижав к груди маленького плюшевого Тома…
Глава 17.

Он покрывал ее маленькими поцелуями. Спустился по тонкой шее к ключице. Пощекотал языком около ямочки, подул. Девушка тихо выдохнула. Чуть склонила голову на бок, открывая шею еще больше. Он прихватил зубами тонкую кожу, сжал сильнее. Фыркнул и тряхнул головой, обдав плечо волосами. Она едва выгнулась, прижимаясь к нему животом. Запустила руки в волосы. Помассировала кожу головы, постанывая. Он потеребил по очереди оба соска, напряженно всосав и с чмоком выпустив их. Порывисто спустился совсем вниз. Забрался языком в пупочную впадинку, поцеловал бритый лобок. Он хотел попробовать. Хотел, но боялся, брезговал. Немного смущал запах. Очень тонкий, очень специфический запах секрета. Опять поднялся чуть выше к лобку. Принялся целовать нежную мягкую кожу. Провел языком по одной губке, улыбаясь маленькому колючему островку в зоне бикини. Надо просто пересилить брезгливость и попробовать. Она чистая. Она пахнет его гелем для душа. Он глубоко вдохнул и, зажмурившись, тихонечко сунул язык между губ в самом верху, там, где находится его любимая «волшебная кнопочка». Девушка застонала и подалась навстречу, сжав волосы в руке, раскрываясь. Он очень осторожно лизнул клитор — вкус солоновато-горький, необычный. Явно не пломбир… А потом он совершил ошибку — он посмотрел. Посмотрел на красненький бугорок набухшего клитора, на налитые от возбуждения малые половые губы, на манящую вовсе не язык блестящую от сочащейся смазки щелку… Противно не стало. Но и совать язык во всякие сомнительные места он резко передумал. Одним махом поднялся вверх, сунул язык девушке в рот, а туда — то, что и так уже изнывало от желания куда-нибудь засунуться…
— Пить будешь? — спросил он, когда дыхание немного восстановилось, и он смог говорить. Было жарко и холодно одновременно. Точнее телу было очень жарко, а мокрой от пота коже очень холодно.
— Ага, — сладко выдохнула Адель.
— И мне принеси, — хихикнул Билл.
— Господи, Каулитц, какая ж ты скотина, — с улыбкой. Перевернулась на живот и уткнулась носом в потную подмышку с отросшими темными волосами. — Офигеть, у тебя даже пот вкусно пахнет.
— Я и сам ничего, — самодовольно покосился на нее. — Ну, сходи, ну, принеси попить. Я сейчас засохну… Я сейчас помру… Ну, принеси…
Адель поднялась и, ничуть не стесняясь наготы, отправилась на кухню. Билл тут же натянул на себя одеяло, закурил. В Гамбурге у них с Томом была договоренность — они никогда не курили в постели. И этому была своя причина: однажды Билл перепил, и заснул в комнате Тома с сигаретой. Хорошо, что ничего страшного не случилось, лишь прожег брату одеяло, но с тех пор на курение в постели они наложили табу. Сейчас же ему элементарно было лень вставать. Он третий день не вылезал из постели и, кажется, теперь может с уверенностью сказать, что наконец-то сыт, а то все эти проблемы с братом наиотвратительнейшим образом сказались на его сексуальной жизни. Билл как-то между делом вдруг забыл, что есть такие чудесные создания, как хорошенькие девушки. Все-таки Том — сволочь! На Мальдивах во всю трахался, дома во всю трахался, на гастролях и то во всю трахался, а он, Билл, как дурак, сидел и страдал, вместо того, чтобы жить полной (сексуальной) жизнью. И ради чего? Ради этого мерзкого «Езжай»? Чертов эгоист! Только о себе и думает!
— Билл, а чего у тебя идиотизм какой-то в ванной? — Адель протянула чашку. — Ну, я понимаю две зубных щетки. Допустим, ты извращенец и утром чистишь зубы красной, а вечером зеленой. Я даже могу поверить, что одним станком ты бреешь лицо, а вторым ноги и подмышки…
— Я не брею ноги! — брезгливо фыркнул он.
Адель звонко засмеялась, поставила чашку и перелезла через него к стеночке.
— …Да, неприятно шкрябать по морде и ногам одним лезвием. Но с какой целью у тебя стоят на полках крема для разного типа кожи? Я их, конечно, расставила, как ты велел, но в чем смысл?
Так он и сказал. Ага, держи карман шире.
— Все зависит от времени года, — с умным видом изрек Билл, целуя девичью головку, примостившуюся у себя на плече. — Вот зимой у меня кожа сохнет. Значит, нужен крем для сухой кожи. А летом кожа жирная…
— Это ты мне сейчас по ушам ездишь по поводу зимы и лета? — хмыкнула она.
— Не, ну сделай вид, что хотя бы веришь, — обиженно выпятил он губы. И хихикнул.
— Хорошо. Про крема я, допустим, поверила. Но зачем тебе воск и шампунь для дред? — наивными глазами смотрела она на него.
Адель была его другом уже много лет. Наверное, всю жизнь. Хотя она утверждала, что они познакомились всего лишь в шестом классе. Она была новенькой, робкой, забитой девочкой в очках с толстыми линзами. И ей не повезло сидеть впереди Каулитцев. Тонкие, похожие на крысиные хвостики, косички не давали близнецам покоя ни на уроках, ни на переменах. Однажды, доведенная до отчаянья, Адель, после того, как мальчишки в очередной раз привязали атласные ленточки к спинке стула, развернулась и со всей силы двинула по одному из них тяжеленным портфелем. А когда второй полез защищать брата, то тоже получил спортивной курткой по голове. Вроде бы что тут такого, подумаешь, легкой курточкой по голове… Если бы на предыдущей перемене она не обменяла у Тори фигурку Микки-Мауса на большой стеклянный шарик, который и покоился в кармане той самой легкой спортивной куртки, в мгновение превратившейся в тяжелое орудие мести. Шишак у Билла на лбу был таким знатным, что он умудрился начать им гордиться. После этого близнецы по умолчанию стали считать Адель своим человеком.
Лет до шестнадцати она была для них своим парнем. Иногда они отдалялись друг от друга, когда у кого-то на горизонте появлялась пассия, иногда становились как никогда близки. Адель почти не делилась с ними своими секретами, а близнецы не посвящали ее в свои тайны. Но между ними была сильная связь. Они всегда знали, что именно этот человек, независимо от ситуации, натурально вывернет наизнанку любого, кто посмеет обидеть друга.
А потом она как-то очень быстро распустилась. У нее внезапно появилась грудь и округлая попа, тонкая талия и ровные ноги с соблазнительными коленками-капельками. Ее движения стали мягкими и женственными, взгляд томным, с поволокой. Она начала ходить на высоких каблуках и носить короткие юбки. Сделала короткую стрижку и покрасила волосы в ядовитый красно-рыжий цвет. Очки тоже куда-то исчезли. Вроде бы ей сделали операцию по восстановлению зрения. И близнецы поначалу расстроились, что их пацаненок Адель, всегда бегающий в рваных джинсах и раздолбанных кедах, вдруг стал девушкой.
Билл не помнил, как оказался с ней в одной постели. Они и раньше вместе спали. Бывало, что и втроем, вчетвером, когда зависали где-то в компании, и надо было как-то улечься на маленьком диване максимальным количеством тел. Помнил, что тогда и он, и она были пьяны. Помнил, что упоительно целовался с ней и плотно прижимался возбужденным членом к бедру. Помнил, как жадно стаскивал с нее трусики и грубо входил. Она запрокидывала голову назад, а по шее стекали соленые капельки. Когда девушка кончила, из глаз потекли слезы. Ровно две слезинки. Он собрал их губами, чувствуя себя самым счастливым на свете.
Утром ему было стыдно смотреть на засосы, которые она старательно прятала, прикрывая шею руками, мило отшучивалась на язвительные вопросы Тома, и… Она сказала, что это был просто секс. Не более. Просто дружеский секс. Потом «просто дружеским сексом» они занимались довольно регулярно, не зависимо ни от чего, ни от наличия подружки или друга у кого-то, ни от плохого настроения, ни от причуд погоды. Адель могла позвонить и сказать всего два слова: «Я хочу». И Билл бросал все дела и ехал к своей самой лучшей любовнице. Так же часто делал он сам. «Я хочу» — и один из них срывается и летит к другому. Это был их пароль. Потом Адель поступила в Университет и перебралась в Берлин к великому неудовольствию Билла. А сейчас он сам переехал сюда пять дней назад. Немного разгреб вещи, передвинул мебель, как хотел, кое-чего докупил по хозяйству. А потом нашел ее телефон. Позвонил. Выдохнул тихо: «Я хочу» — и продиктовал адрес. Адель приехала через час. Восхитительно красивая. Необыкновенно сексуальная. Божественно волнительная. Когда она кончила впервые, из ее глаз сорвалось две слезинки. Он нежно улыбнулся и подхватил их языком. Иногда ему казалось, что если бы не эти две слезинки, он бы никогда не стал с ней встречаться и заниматься любовью…
— Слушай, — протянула она, упершись ему в грудь острым подбородком. — А Том когда приедет?
— Соскучилась? — поморщился он недовольно.
— Нет, напряжена немного.
— Почему?
— Просто ты с такой любовью его комнату обставлял, как будто он вот-вот появится, а ты хочешь сделать ему сюрприз.
— Здесь нет его комнаты. Это только моя квартира, — резко и зло ответил он.
Она скептически приподняла брови. Потом ласково улыбнулась и поцеловала его в губы.
— Я сделаю тебе что-нибудь поесть, не возражаешь? Не люблю, когда ты злишься.
— Прости… — виновато опустил он глаза. — Мы поссорились. Очень сильно. Я не хочу говорить об этом.
— Не вопрос, — провела пальцами по скуле, потерлась кончиком носа о кончик носа. Встала и надела его футболку. — Каулитц, я слишком давно тебя знаю, и вижу, что с тобой происходит. Вы за четыре дня друг другу ни разу не позвонили, а обычно звоните десять раз в час. Ты передвинул тут всю мебель, переставил ее так, как стоит у вас в Гамбургской квартире. А если я тебе скажу, что ты спишь в комнате, как у Тома, и там на полках стоят крема, как у Тома, в стакане щетка, как у Тома, да и станок тоже, как у Тома, молчу про воск и специальный шампунь, то кого ты тут пытаешься обмануть — меня или себя? А бейсболка Тома в прихожей лежит просто потому, что ты вдруг «случайно» прихватил ее с собой? Да и меня ты тут удерживаешь всеми правдами и неправдами не потому, что ты сто лет не трахался, а потому, что боишься остаться один.
— Ты всё сказала? — вскочил он. Ноздри раздуваются. В глазах ярость. — Всё?! Вали отсюда! Мне никто не нужен!
— Давай куда-нибудь сходим? В какое-нибудь тихое местечко. Поужинаем. Мне очень больно видеть, как ты то и дело смотришь на телефон и ждешь его звонка.
— Я вовсе не жду его звонка. Мы через пять дней улетаем в Америку, а Дэвид мне до сих пор ни разу не позвонил.
Адель закатила глаза, всем своим видом показывая, что отговорка явно дебильная.
— Я бы хотела, чтобы ты сегодня улыбался. Только не так, как ты пытаешься скалиться все эти дни, а по-настоящему, как ты всегда улыбался. Сможешь?
Он покачал головой. Лицо рассеянное, обиженное, как у ребенка.
— Давай, Би, попробуй. А с Томом вы помиритесь. Ну, куда он без тебя? Он же там в Гамбурге тоже, небось, места себе не находит. Давай поспорим, что у него на полках в ванной… Твоя какая щетка красная или зеленая?
— Красная, — Билл попытался скрыть улыбку, потупившись.
— Давай поспорим, что у него на полках в ванной теперь стоит красная зубная щетка, твоя косметика, еще один станок. Позвони ему. Он ждет твоего звонка. Я уверена.
— Ты ничего не знаешь… — вдруг всхлипнул он. — Я не могу ему звонить.
— Хорошо, я позвоню ему, а потом мы пойдем ужинать, — обняла его. — Договорились? Би, я… У тебя такое лицо все эти дни… Я не могу тебя таким видеть.
Она набрала номер их квартиры и принялась терпеливо ждать.
— Том температурил, когда я уезжал… — промямлил Билл. — Простыл в туре…
— Судя по всему, он уже выздоровел, — положила Адель трубку. — И где-то развлекается. Собирайтесь, герр Каулитц, мы едем тусить и веселиться! И чтобы свою грустную рожу забыл дома в ванной. Рядом с зеленой щеткой твоего брата. Пусть зеленеют вместе. А мы с тобой очень хорошо проведем время.
Адель сначала отвезла его в маленький ресторанчик и накормила до отвала. После ужина Билл действительно повеселел и подобрел, перестал фыркать и капризничать. Потом они приехали в небольшой закрытый ночной клуб, где собиралась творческая интеллигенция Берлина. Горилообразный мужчина попросил их снять обувь и носки у входа, забрал мобильные телефоны и сумки, проводил по мягкому ковру с высоким и длинным ворсом в виде косичек в зал. Там их «принял» еще один такой же секьюрити и отвел по темному коридору, подсвеченному едва мерцающими под потолком ряду свечей, в помещение типа ангара.
Билл осмотрелся. Первая мысль, пришедшая ему в голову, — он в логове орков… Грубые стулья, сделанные как будто страшными уродами: топорно обтесанные нетолстые бревна соединены между собой сыромятными кожаными ремнями широкими на месте сидения и узкими на месте спинки. Такие же тяжелые, дубовые столы. Грубая деревянная посуда. Пол под ногами то становился неприятно холодным и каменным, то каким-то мягким и «волнительным», то опять теплым ковром. Везде опасно свисают балки, цепи, какие-то кольца, колеса, горят свечи и керосиновые лампы.
— Здесь самое вкусное пиво во всем Берлине. Хозяин — мой хороший приятель. Тебе понравится, — тащила она его по деревянным ступеням вверх на балкончик. — Вон тот стол как раз для нас. Нам будет видно все, а нас почти не видно.
— А что здесь будет?
— Увидишь, — смеялась Адель.
Наверное, в пиво что-то подмешали, потому что через час Билл хохотал, как ненормальный, а когда Адель потащила его танцевать, он понесся на танцпол едва ли не быстрее нее. На небольшой сцене во всю отрывалась группа панков. Билл высоко подпрыгивал, дрыгал ножками, махал руками. Адель сгибалась от смеха, вытанцовывала перед ним, виляя бедрами. Через несколько минут, его окружила стайка девушек, и начались грязные танцы…
А потом они опять занимались любовью на огромной дубовой кровати под воздушным балдахином, на натуральной шкуре какого-то страшного зверя, жесткая шерсть которого кошмарно щекотала его голую задницу, а в распахнутую пасть то и дело попадала правая нога и пошло застревала. Билл хихикал, извивался, пытаясь хоть как-то одновременно вытащить шерсть из своих полупопий и ногу из пасти, не уронить беснующуюся на себе девушку, наблюдая за всем этим безобразием то в зеркало под потолком, то в трюмо у стены и представляя себя средневековым королем. Ему было хорошо. Офигительно хо-ро-шо.

0

10

Глава 18.

Он достал ключи. Застегнул куртку. Поправил сумку на плече. Вроде бы готов, можно ехать. Выключил свет. Открыл дверь. Нет, что-то не так. Обернулся. Взгляд тут же наткнулся на куртку брата. На обувь брата. На связку ключей от дома и машины с подаренным им брелоком, отзывающимся на свист. На мгновение ему показалось, что суставы и кости ног стали поролоновыми и больше не способны удерживать вес его тела. Он схватился за стену и очень медленно пошел к нему в комнату, предчувствуя беду.
Бесконечный темный коридор. Полумрак сгущается. Чернота засасывает его, словно трясина. Тяжело дышать. Она давит. Заполняет сознание и легкие черно-смородиновым желе страха. Беда… Беее-дааа…
Дверь в его комнату приоткрыта. Брат лежит под одеялом. Дреды разметались по подушке. Он улыбнулся. Спит. Невинный и такой красивый.
Подходит к кровати. Садится на край. Дотрагивается до плеча. Тело легко поддается, опрокидываясь с бока на спину. Руки безвольно падают по бокам. Голова неловко повернута, дреды скрывают лицо.
— Проснись, мой хороший, — теребит его. — Проснись…
Убирает дреды с лица. Глаза приоткрыты. Взгляд… замерший.
— Проснись, мой хороший, — все еще тихо и ласково зовет он, убирая выбившиеся прядки с холодного лба. — Проснись, слышишь? Ну, проснись же…
Он поднимает голову. Наверное, ему холодно из-за приоткрытой форточки. Надо закрыть.
Встал.
Закрыл.
— Теперь тебе будет тепло, — пытается согреть дыханием его руки. — Сейчас… Сейчас будет тепло… Проснись, пожалуйста. Ну, проснись же… Открой глаза… Пожалуйста, слышишь…
Истерика тихо подкатывает к горлу.
— Открой глаза. Ну, пожалуйста, открой глаза…
Сильный порыв ветра распахивает форточку и кидает в окно сгнившую прошлогоднюю листву. Пахнет сыростью. Тленом.
Он наклоняется, чтобы согреть дыханием ледяные губы.
Брат не откроет глаза.
Брат больше никогда не откроет глаза.
— Том… — слабо-слабо всхлипывает он, прижимаясь щекой к губам.
По щекам текут слезы. Слезинки скатываются на лицо брата. Спешат вниз, словно это он сейчас плачет.
— Том… — не сдерживаясь, начинает рыдать он.
Еще один порыв ветра. И его тело рассыпается на белой простыне ворохом прошлогодней листвы, который тут же подхватывает вихрь. Пахнет землей… Смертью…
— Да проснись же ты, дьявол! — звонкая пощечина и острая боль.
— Том!!! — хрипло просипел Билл, выгибаясь, как будто ему в спину пытаются вбить осиновый кол. Распахнул наполненные ужасом и слезами глаза. Часто заморгал.
Адель прижалась к нему, обвивая руками и ногами. Гладит по голове, по рукам, по груди. Целует мокрое от слез лицо.
— Все хорошо, мой хороший. Все хорошо. Это сон. Всего лишь сон. Все хорошо.
— Том… — выдохнул Билл беспомощно.
— Он дома. С ним все хорошо. — Адель устало откинулась на спину и закрыла глаза. — Ладно, хрен, что ты орал, как полоумный… Но на кой ты ногами размахивал при этом, а? Я теперь вся в синяках.
— Мне надо ему позвонить, — поднялся парень.
— Угу, в четыре утра. Очень актуально, — отвернулась она к стене, натягивая одеяло. — Свет только выключи потом.
Билл вернулся через несколько минут. Злой и недовольный. Забрался к девушке под одеяло, прижался животом к голой спине.
— Напомни мне, чтобы я завтра Йосту позвонил. Эта сволочь опять отключила телефон.
Она взяла его руку, положила себе под щеку и постаралась побыстрее заснуть, пока Каулитцу опять не приснился кошмар и он не начал брыкаться или не полез трахаться. Еще не известно, что хуже.
Билл проснулся в одиночестве ближе к вечеру. От страшного сна на душе осталось плохое настроение, а в памяти — лишь мысль, что надо не забыть что-то сделать. Что — помнила Адель, но ее рядом не было. Поэтому и мысль вскоре растворилась где-то в другом мире, окончательно похоронив дурные воспоминания раннего утра. Если бы что-то случилось, ему бы уже сообщили. Если не сообщают, то все нормально.
Адель нашлась в гостиной, она ела маленькие круассанчики, пила какао и читала толстую книгу.
Билл почесал пузо, зевнул и уютно устроился на диване, положив голову ей на колени. Девушка, не отрываясь от процесса, одной рукой пощекотала его за ушком, расправляя всклокоченные волосы.
— Ты б хоть трусы надел, — улыбнулась.
— Угу, — мурлыкнул он. — Снимай их потом… — Подставил шею под проворные пальчики, закрыл глаза от удовольствия. — Что ты читаешь?
— «Как строилась китайская стена».
— Бред… А зачем тебе знать, как ее строили?
— Идиот. Это Кафка. Рассказы и новеллы.
— Он скучный. Мне не понравился.
Билл какое-то время понежился, то так, то этак подставляя голову и шею под ласку. Потом сам аккуратно начал поглаживать голые бедра, стараясь забраться пальцами повыше, чуть царапая нежную кожу. Когда Адель с легкой ухмылкой позволила ему попасть к вожделенному месту, Билл встал на четвереньки, потянулся, как кот, и резко дернул ее за ноги, опрокидывая на спину и подминая под себя.
— Скажи, кого ты любишь больше — меня или Кафку? — аккуратно толкнулся бедрами.
— Я люблю Кафку, — подалась она навстречу. — Он отлично пишет. Чудесные образы. Очень красивый язык. Но ты все равно лучше. По крайней мере, трахаешься ты гораздо круче. Во время секса вот о Кафке разговариваешь… Чудо, а не мужчина!
Билл зарычал и легко укусил ее за нижнюю губу…
Час отличного секса, и размякший Билл, больше похожий на сливочное масло, которое кто-то положил на батарею, сладко дремал, обняв ногу девушки и используя ее живот в качестве подушки. Живот урчал и ворчал, поэтому полноценного сна никак не получалось — парень то и дело хихикал, но глаза открывать ленился.
— Слушай, чучелко, я есть хочу, — пихнула она его в плечо.
— Ты так много жрешь, — поморщился Билл, устраиваясь поудобнее.
— Я? — Адель даже подскочила от возмущения. — Ты считаешь, что двести грамм сдобы и два бокала какао за два дня — это много?!
— Я вот вообще не ел, между прочим.
— Правильно, ты либо дрыхнешь, либо трахаешься. Зачем тебе, поэту, есть? Ты и так жирный, вдохновением питаешься. Вон как ребра торчат! Скоро в мумию превратишься. А мне фигуру надо поддерживать.
— Господи, вот ты зануда. Закажи что-нибудь. Нашла из-за чего скандал устраивать. Могла б и приготовить, пока я спал.
— Я могу приготовить сейчас только одно блюдо.
— Вот его бы и приготовила. Какое?
— Намылить веревку. У тебя в холодильнике как раз зачем-то кусок мыла лежит. И это все, что там осталось.
— Закажи пиццу и что-нибудь к пицце. Возьми вина. Почему я должен тебя учить?
— Почему я? Кто тут хозяин?
— Дело мужчины — зарабатывать деньги. Дело женщины — их тратить. Вот возьми деньги и потрать их на прокорм мужчины.
— А потом этот гадкий мужчина будет спрашивать меня, почему я отказываюсь быть его девушкой, — проворчала она, скидывая нечесаную голову со своего тела и выпутываясь из его объятий.
— Адель, — жалобно протянул он и состроил самую несчастную физиономию.
Она обернулась
— Одеяло с подушкой принеси. Холодно.
— Не инвалид, — пошла прочь.
— Я поэт, сама говорила! — крикнул Билл убитым голосом. — К тому же певец! А певцов беречь надо, у них горло слабое!
— Зато другое место весьма сильное, — захохотала она.
— Должно же у меня быть хоть что-то сильное, — хихикнул парень. — Ну принеси, ну будь человеком.
Она вернулась через минуту. Кинула в друга подушками и одеялом и ехидно сообщила:
— Если бы я была твоим близнецом, то убила бы тебя еще в утробе. Маленький, капризный эгоист.
— Не правда. Том меня любит. Ему без меня скучно.
— Да он от счастья скачет, что ты слез с его шеи!
— Ах вот ты какая?! — с обидой воскликнул он. — Да я с тобой больше разговаривать не буду!
— То есть на тебя пиццу не заказывать?
— Шантажистка!
Адель рассмеялась, показала ему язык и ушла.
Билл полазил по дивану в поисках пульта, обнаружил его в кресле. Заставил себя сползти на пол на руках, оставив ноги на диване. Кое-как, едва не навернувшись, дотянулся до заветного «ленивчика» и радостно включил телевизор, вернувшись обратно на диван.
— Вот тебя от лени корячит, — скептически произнесла Адель, наблюдая все его телодвижениями.
Билл улыбнулся и подвинулся, освобождая для нее место.
Они смотрели телевизор и лениво целовались. Ласкались, обнимались. Губы девушки уже немного раздражены от неприятной щетинки парня. А ему все мало. Мысли, что вот-вот опять тур, что снова не спать, мучаясь от смены часовых поясов, черте чем питаться, улыбаться через силу, видеть кислую мину брата… Одно он знал точно — больше никаких жалобных поскуливаний, заглядываний в глаза, никаких попыток примирения, ни-че-го. Точка. Ни он рушил эти отношения, ни ему и восстанавливать. К тому же Билл и так старался их восстановить. Если Том не пошел на контакт, если счел нужным отвергнуть все его попытки к примирению, то отныне это проблемы Тома, а не его. Тому надо — пусть мирится. Биллу больше не надо. Есть определенный рубеж, так называемая точка невозвращения, и Том ее уже преодолел. И хотя Билл не хотел уходить и очень старался остаться, зацепиться хоть за что-нибудь, сам напрашивался на это злосчастное «стой», так у него хотя бы останется нормальная память о близнеце, хоть какие-то иллюзии нужности, глупые никчемные фантазии необходимости. А если бы остался, если бы помог… Для чего? Чтобы в очередной раз об него вытерли ноги, и не осталось уже ничего кроме ненависти и обиды…
— И последняя новость этого часа. Поклонники группы Tokio Hotel могут вздохнуть с облегчением — жизнь Тома Каулитца вне опасности.
Билл оторвался от груди девушки и нахмурился, уставившись в бубнящий телевизор, где за спиной женщины-диктора неопределенного возраста возникла фотография его брата. Он сразу же вспомнил и сон, и мутный взгляд Тома, и безвольно откинутую голову, когда тряс его за плечи. Кончики пальцев закололо, словно назло ему возвращая воспоминания прикосновений к обжигающей коже. Он даже вспомнил цифры, которые показывал термометр — 40,3…
— Сделай погромче, — попросил он, хотя Адель и так уже прибавляла звук, мягко отодвигая парня в сторону, чтобы было видно.
— …Репортаж Сони Лари с места событий.
Билл подполз вплотную к экрану, где уже возникла картинка молодой симпатичной девушки с большим зеленым микрофоном.
— Пять дней назад Том Каулитц в тяжелом состоянии был доставлен в реанимационное отделение одной из клиник города Гамбург с предварительным диагнозом острая пневмония. По словам продюсера группы Дэвида Йоста, на этот момент врачи сделали все возможное, и состояние Тома удалось стабилизировать. Однако угроза жизни все еще существует, и Том до сих пор находится в палате интенсивной терапии, откуда его обещают перевести на днях в обычную палату.
Девушка исчезла. Вместо нее появился Дэвид. Немного мятый лицом, в своей дурацкой кожаной кепчонке и столетней куртке из плащевки. Такое чувство, что это не продюсер успешной во всех смыслах группы, а какой-то алкаш из глубокой деревни. Камера сделала наезд, продемонстрировав всему миру красные уставшие глаза Йоста с неаппетитными мешками.
— Мы все очень переживаем за Тома, но лечащий врач заверил меня, что делается всё необходимое для его скорейшего выздоровления. Мы надеемся на профессионализм наших врачей. — Склейка. — Георг и Густав пока не могут навещать больного, но Билл постоянно находится рядом с близнецом. К сожалению американский тур, намеченный на ближайшее время, придется отложить, мы приносим свои извинения фанатам и надеемся на понимание.
Камера устремилась за плечо Йоста и начала показывать фасад здания (в котором Билл узнал самую навороченную больницу города - Асклепиос Бармбек) и облепивших забор фанаток с плакатами, разрисованных, мокрых, зареванных, жалких, что-то кричащих.
— Поклонники часами дежурят под окнами больницы, несмотря на плохую погоду, желая поддержать своего кумира, чем сильно затрудняют работу отделения скорой помощи, — сообщила за кадром журналистка, а в это время пошла картинка проезжающей кареты скорой помощи и девушек, ломанувшихся сквозь открывающиеся ворота к центральному входу. Этот кусок был заснят явно отдельно, и не факт, что имел хоть какое-то отношение к группе, потому что девицы внезапно немного подросли и резко сменили одежды.
— И о погоде…
Адель выключила телевизор. Он так и сидел к ней спиной, сгорбившись, тупо уставившись в темно-серый экран, а в ушах звучало «Билл постоянно находится рядом с близнецом»… Он же не знал… Врач же сказал, что ничего страшного, обычная простуда… Почему ему не позвонили? Почему ему никто ничего не сказал? Он же был на связи все это время! Почему никто не позвонил и не сказал, что Том в больнице?! Почему?
Адель тяжело выдохнула. Встала.
— Круто, — бросила тихо.
Похлопала его по плечу и ушла из комнаты.
Сколько он просидел без движения и мыслей — неизвестно. Спина разболелась, а ноги затекли. В чувства его привел звонок в дверь. Билл вздрогнул и испуганно обернулся, с опозданием подумав, что он никого не ждет, и шли бы все в одно интимное место весьма быстрым шагом. Почему-то хотелось разгромить квартиру. Перевернуть все вверх дном и… и разорвать в клочья кепку брата, которую он и сам не знал для чего захватил с собой из дома… Так… Стоп! Из квартиры Тома.
Адель с кем-то разговаривала в прихожей. Билл затаился: на нем из одежды — медальон на цепочке и резинка для волос. Будет круто, если это приехал кто-то из знакомых или друзей, а он тут в чем мать родила.
Вроде бы хлопнула дверь…
Ушли?
Черт! Она ж пиццу заказывала… Болван!
Билл на цыпочках прокрался к себе в комнату и натянул шорты и футболку — так лучше.
Когда он зашел на кухню, Адель суетливо перекладывала что-то из пластиковых контейнеров на тарелки. Мясо. Овощи. Рис. Салаты.
— Садись. Что ты там застыл в дверях?
— А где пицца? — не понял он.
— В пиццерии. Ты дал мне карт-бланш на свой бумажник, я им воспользовалась. Садись. — Девушка поставила перед ним тарелку с рисом, политым каким-то красным соусом, и мясом. Рядом еще одну тарелку с салатом. Налила сок в высокий стакан. — Сок комнатной температуры, но я лед класть не буду, чтобы ты не простыл. Это свинина в имбирно-клюквенном соусе. Надеюсь, тебе понравится.
Билл кивнул и принялся ковыряться вилкой в тарелке. Есть не хотелось вообще. Вот ни капельки. Он даже запаха не чувствовал.
— Слушай, я сейчас, пока ты там медитировал, посмотрела расписание поездов на Гамбург. Есть поезд в пять минут первого. То есть у тебя два с половиной часа, чтобы поесть, одеться и добраться до вокзала, — быстро тараторила она, ловко цепляя вилкой кукурузные зерна и кочанчик брюссельской капусты. — Первый утренний поезд уходит в семь-двадцать. Можно и на машине, я знаю, кого можно попросить, но это дольше, зато мы не привязаны ко времени.
— Зачем? — оторвал Билл тяжеленный взгляд от тарелки. Адель даже вилку уронила.
— То есть?
— Зачем я должен туда ехать?
Девушка часто заморгала, с недоверием и непониманием глядя на парня.
— Ну… Том… Ты нужен ему… — растерянно произнесла.
— Нет, — жестко отрезал он.
— Билл?..
Билл вновь принялся лениво смешивать рис с соусом.
— Подожди, — затрясла она головой, отказываясь верить услышанному. — Билл, твой брат-близнец Том в реанимации с воспалением легких. Это, вообще-то, смертельная болезнь. И он там уже пять дней. И, судя по виду Йоста, они его только-только откачали…
— Он в надежных руках.
— Билл, ты просто обязан поехать к Тому. Если бы мой брат сломал, к примеру, ногу и его жизни ничего не угрожало, я бы все равно немедленно кинулась к нему.
— Хорошо, что у тебя нет брата.
Адель вспыхнула. В глазах блеснула злость.
— Я не понимаю, как ты можешь так говорить?
— А я не понимаю, что ты ко мне привязалась? Я сказал — нет, значит, нет!
— Дьявол! Действительно, хорошо, что у меня нет такого брата, как ты. Потому что, если бы мой брат не приехал ко мне, он был бы законченным идиотом. В таких ситуациях нормальные люди готовы наступать себе на горло. Ты должен…
— Очень рад за твоего гениального фантомного брата, — перебил он. — Но я никому ничего не должен.
— Билл, чтобы между вами не произошло, твой брат сейчас нуждается в тебе. Он ждет тебя, понимаешь? Только тебя.
Билл молча царапал вилкой тарелку, нервируя девушку отвратительнейшим звуком.
Она задумалась, опять затрясла головой, нервно теребя пальцами мочку.
— Пять дней назад… Ты здесь уже шесть дней? Ты сказал, что он температурил после тура, простыл… И на следующий день Тома увозят в реанимацию? Ты бросил его одного и больного? — она смотрела на него, как на призрака — с суеверным ужасом.
—Я не бросал. Я спросил у Тома, хочет ли он, чтобы я остался. Он сказал, чтобы я проваливал. Я вызвал ему врача. Тот сказал, что это простуда, ничего серьезно… Ты понимаешь, они за неделю мне не позвонили! Никто! Им Том запретил. Он не хочет меня видеть. Я никуда не поеду. Всё. Хотели избавиться от меня? У них это отлично получилось. У меня больше нет брата!
— Ты — дурак… — произнесла тихо и расстроено. Глаза большие и влажные. Нос покраснел. — Ты можешь обижаться на Дэвида, на Георга, на Густава, на всех… Можешь… Но Том тут ни при чем, и ты должен это понимать. Том тебе никак позвонить не мог по состоянию здоровья. Ты должен лететь к нему и держать за руку, пока ему не станет лучше. Когда я звонила в тот вечер, ты уже тогда должен был напрячься, понять, что что-то не так…
— Я никому ничего не должен, — чеканя каждую букву, прорычал он и со всей силы стукнул вилкой по тарелке, разбивая ее. Швырнул погнувшийся столовый предмет на стол, опрокидывая стакан с соком, встал и вышел из столовой.
Он лежал в спальне и ни о чем не думал. Просто повернулся носом к стене, поджав ноги. В животе собирался комок обиды. Ему ничего не сказали. Никто не позвонил и ничего ему не сказал. Родной брат пять дней в реанимации, а ему никто ничего не сказал. Он обо всем узнал из телевизора мало того, что последним, так еще и совершенно случайно. Отлично! Том настолько его ненавидит, что даже запретил сообщать о больнице. Прекрасно! Великолепно! Если они наивно полагают, что смогут его еще как-то унизить, то глубоко ошибаются — хрен вам всем! Не захотели говорить? Не надо. Билл не доставит вам такого удовольствия — вытереть о себя ноги! Он не приедет. Не будет унижаться и умолять, чтобы пустили в палату. И пусть чертов Йост продолжает врать дальше! Это теперь их проблемы!
Краем уха Билл услышал, что в комнату вошла Адель и начала собираться.
Он зажмурился и закусил губу — уходит. И она его бросает. Да, иди. Брат ушел — променял его на какого-то аристократического педрилу. Друзья предали — за неделю ни разу не позвонили. Дэвид… Без комментариев. Иди и ты, Адель. Оставь. Брось. Он как-нибудь один выкарабкается. Может быть… Хлопнула дверь… Когда-нибудь… Один…
Одиночество накрывало с головой, окутывало одеялом. Баюкало. Если бы он был девушкой, то сейчас рыдал в голос. Но он парень. Он не может плакать. Если бы он был слабым, то сейчас положил бы нож в морозилку, потом пошел бы в ванну, налил очень горячей воды, надел бы что-нибудь очень красивое, обязательно черное, накрасился бы, а потом вскрыл вены. Говорят, когда нож холодный, а вода горячая, боли не чувствуешь. Он представил себе громкие заголовки в газетах, скорбные репортажи. Друзья без улыбок, рыдающую маму, хмурого Тома, Адель, бьющуюся в истерике, что не спасла, не нашла слов остановить… Все очень красиво и трагично. Белое лицо с заострившимися чертами. Черные одежды и много цепей на груди. Гроб из красного дерева с белыми кружавчиками по краям и крупными стразами на крышке. Море цветов… Роз. Тоже красных. В тон гробу. Эх, жаль, что черных роз не бывает. Потом Билл подумал, что если он себя убьет, то подумать могут на Адель. В голову тут же пришел текст предсмертной записки: «В моей смерти прошу винить Т.» У Тома как раз и алиби есть — он в реанимации, ну хоть совесть его сожрет, хоть тут нагадить. Потом Билл подумал, что если найдут его не сразу, то он в ванной, наполненной несколькими литрами крови, совершенно точно протухнет. И никакого тебе белого лица, черных одежд, цветов и гроба со стразиками и кружевами. Его разваливающееся тело просто заварят в морге в какую-нибудь капсулу, чтоб не воняло, и сожгут на фиг… Тьфу! Какая гадость! Даже умереть не получается по-человечески. Что за жизнь? Билл повернулся на спину, уставился в потолок и опять постарался придать лицу горестное выражение. Захихикал. Нет, его так просто в гроб с пошлыми стразами не загонишь. Перетопчутся! Он порылся под подушкой и выудил из щели между матрасом и спинкой кровати телефон. Проверил список входящих. Не звонили. Смс? Не писали. Включил ноутбук. Посмотрел почту. Видимо, впервые о Томе заговорили позавчера, потому что шквал писем от знакомых как раз пришелся именно на этот день. Запустил мессенджер. Большая половина его контакт-листа стучалась и требовала разъяснений по поводу брата. Кто бы знал? — вздохнул он. Комментарии в дневнике тоже не блистали разнообразием. Надо узнать, что было, что говорили, и вообще, что происходит. Секс — это хорошо, но быть в курсе никогда не лишнее. Билл запустил поисковик и вбил два слова — Tokio Hotel. Как же он не любит эти фанатские сайты, но только там он может найти нужную ему информацию о Томе.
Не прошло и четверти часа, как он знал всё. По крайней мере всё, что знали фанаты и телевизионщики с газетчиками. Пересмотрел десяток роликов-репортажей о том, как Тома на следующий день после его отъезда ближе к вечеру увезли в реанимацию, что врачи пытаются его вытащить и не делают никаких прогнозов. Если откинуть весь тот бред, что журналисты написали, то выходит, что Тома забрали через сутки. Если сразу в реанимацию, то все было очень плохо. Дьявол, надо было побыть с ним хотя бы день. Хотя бы в одной квартире. Том, уродец дредастый, и сопротивляться-то не мог, уж как-нибудь присмотрел бы за ним. Очень напрягало, что забрали в реанимацию. Некстати вспомнилось, как брат ухаживал за ним на Мальдивах. Билл тут же покраснел и нахмурился. Спорный вопрос, кто тут уродец… Нет, нельзя ехать. Билл и так как тонкая стеклянная ниточка, одно неловкое слово Тома и всё, не восстановить, сломает сам того не желая. Да и хорош он будет под дверью. Йоста пускают, Георга и Густава пускают, а Билл под дверью, как верный пес. Нельзя…
— Билл! Чудовище (от слова чудо)! Может, ты хотя бы сумки до кухни дотащишь? — раздался недовольный крик Адель из прихожей. — Мужчина недоделанный! Не стыда, не совести у человека!
Билл счастливо улыбнулся и понесся помогать подруге. Не один! Не брошен! Вместе!
Глава 19.

Билл гордо шествовал по залу, поглядывая на всех сквозь черные стекла очков и гоняя из одного уголка рта в другой зубочистку. В принципе, он опаздывал, и сильно. Но внутреннее чутье ему подсказывало, что без Билла Каулитца рейс Гамбург — Чикаго взлетит разве что на воздух. Он представил, как белую тушку самолета с темно-синим хвостом подкидывает над землей метров на пятьдесят, а потом пару раз переворачивает. Из нее вываливается взбешенный Йост…
— Каулитц! — гаркнули ему в ухо.
Билл вздрогнул.
Дэвид вынырнул перед ним и принялся что-то громко вопить.
Парень сделал очень заинтересованное лицо и, выдернув наушник из уха и неторопливо сплюнув зубочистку, кротко спросил:
— Дэйв, ты что-то сказал?
— Я придушу тебя, кошка крашеная! — покраснел от гнева продюсер.
Билл наивно заморгал и, сложив губки бантиком, пусячно произнес:
— Ну, если ты меня сравниваешь с этим милейшим созданием, то тогда уж кот. И глупо как-то красить котов, согласись.
Он думал, что сейчас на воздух взлетит не самолет, а здание аэропорта. Ох, как Йост взбеленился. Ну и пусть беснуется, сволочь! Билл им всем еще «Браво» припомнит!
С этим глупым журнальчиком у них вчера с Адель вышла целая история. Все полторы недели он почти не выключал телевизор и не вылезал с одного из фанатских сайтов. Он даже зарегистрировался там под ником Сладкая вишенка Тома в знак протеста против этой своего рода насильственной меры — новости появлялись очень часто, были вполне себе адекватными, но для того, чтобы их прочитать, форум требовал активизацию. Пришлось выдумывать сетевое имя. Вышло кошмарно пошло, зато можно прикидываться девушкой, и, самое главное, никто в существе под ником Сладкая вишенка Тома не заподозрит его младшего близнеца. За неделю Билл настрочил от скуки почти тысячу сообщений, влюбил в себя полфорума, несколько раз чуть ли не до выцарапывания кнопок из ноута, поругался с администрацией, и был забанен вчера после обеда, как раз в тот момент, когда девчонки выложили новые сканы статей из «Браво». Обложку-то он увидел с громким названием «Интервью на больничной койке. Том Каулитц: “Если бы не брат, я бы умер”», а вот саму статью прочесть не смог — на форум его уже не пустили. Пришлось звонить Адель и просить, чтобы она захватила по дороге из университета журнал. Билл еле дотянул до вечера. Весь извелся, исстрадался, испереживался. Он увеличил маленькую картинку обложки до максимума и принялся разглядывать брата. Том был в бандане и белой футболке, сидел на широкой кровати по-турецки, улыбался. И это всё, что ему удалось разглядеть сквозь квадраты пикселей.
Адель пришла на час раньше. С порога протянула «Браво» и, видя, как он судорожно рвет целлофан упаковки, заливисто захохотала.
«Что ты ржешь?» — злился Билл, едва не уронив маленький подарок — тени для век каких-то кислотных расцветок — приложенный к журналу.
«Смотрю, как ты его девственности лишаешь. Настоящий мачо».
Журнал выскользнул из рук и шлепнулся на пол. Адель захохотала еще громче.
«Я несколько недель назад участвовала в фокус-группе. Там как раз выясняли в одном из исследований, надо ли упаковывать журнал в пленку. И дядька сказал, что когда разрывает пленку, ему кажется, что он лишает журнал невинности, он у него первый, никем еще нецелованный. Два других с ним согласились. Вижу, ты тоже настоящий мужчина — лишил журнал девственности».
«Дурында озабоченная, — ухмыльнулся он, нежно ее целуя. — Вот! Смотри, это про Тома. Я не успел прочитать, эти идиотки на форуме меня забанили, когда я сказал, что на самом деле Билл Каулитц редкий урод — у него заячьи зубы, косые глаза, лопоухие уши, некрасивый нос и уродские губы, а еще он вечно в прыщах, тощий и в голом виде на него смотреть невозможно…»
Адель придирчиво осмотрела друга, стоящего перед ней в трусах.
«Действительно, урод».
«Да, — закивал Билл. — Они спросили, с чего я взяла? А я ответила, что вижу эту уродскую рожу каждый день в зеркале. И вот объясни мне, почему они меня забанили?»
«Скажи спасибо, что машину из психушки не вызвали».
Билл горестно вздохнул и убежал в комнату читать статью.
А потом он вопил на всю квартиру. Матерился и, если бы не фотографии Тома, разорвал бы журнал в клочья. Он хотел поехать в редакцию и сжечь ее. Он хотел подать на них в суд. Он хотел наслать на них тысячу несчастий в один день! Он поклялся девушке, что никогда больше не даст им интервью. В статье его брат рассказывал, как Билл все эти дни находится рядом (но сейчас буквально на один день уехал в Берлин на фотосессию), как выхаживает его, как переживает и чуть ли не с ложечки кормит. Еще Том извинялся перед фанатами за срыв концерта в Белграде, объяснял, что выступал с высоченной температурой и чуть ли не падал в обморок за сценой, но только благодаря Биллу смог дотянуть до конца, и очень благодарен публике за теплый прием. Если бы не Билл… Билл… Билл… Только Билл… Адель молча пережидала бурю, с интересом следя за его передвижением по спальне. Потом улыбнулась и ехидно заметила:
«Судя по всему, у Тома новый брат-близнец, который и будет выступать в Америке, а тебя они пригласили в аэропорт просто проводить».
«Это всё Йост!» — зашипел он злобно, сверкая глазами.
Чемоданы сдали, Билла отвели в зону для особо важных персон. Если честно, то ноги подкашивались самым натуральным образом. Он старался холодно улыбаться и ни с кем не разговаривать, чтобы не выдать напряжения. Достал мобильный и принялся тыкать пальцем по кнопочкам, с таким лицом словно сквозь телефон ласкает женщину.

«Руки дрожат. Щеки горят. Сбежать. Спрятаться. Испариться. Он смотрит».

Отправил.
Почти сразу пришло подтверждение доставки.
Билл сидел, гонял во рту жвачку, дрыгал ногой и делал вид, что ему пофиг. Он спиной чувствовал его взгляд. Обжигающе-холодный. Словно прикосновение Хель.

«Ты ж самый умный,» — сообщила ему смска от Адель.

Билл обиделся. Расстроился. Но томно-улыбающуюся рожу корчить не перестал…
Не то, чтобы ребята с ним не разговаривали или не общались. Билл чувствовал себя неуверенно, неуютно и всячески их избегал. Всех. Ему казалось, что группа отдалилась, что за спиной шушукаются, обсуждают. Он замкнулся, уходил сразу же после репетиций или концертов, благо в Америке они еще могли передвигаться самостоятельно и без охраны. Он не расставался с телефоном, держась за него, словно за спасительную ниточку — Адель почти всегда была на связи, смешила его, подкалывала, поддерживала, когда он совсем отчаивался. Билл еще кое-как улыбался журналистам, был наигранно-весел на ток-шоу, куда их с братом вывозили на показ, как цирковых мартышек. Они общались только на интервью. Смотрели друг другу в глаза, касались, улыбались. И Том заученно повторял с сильным акцентом, какой Билл у него молодец, и что б он без него делал… Билл злился в глубине души — это брат делает специально, чтобы побольнее уколоть его. А потом он опять прятался в своей норке, хватался за телефон и писал смс Адель.
Еще Билл заметил, что Том все еще очень слаб после больницы, что его берегут, о нем заботятся. По утрам брат плохо выглядел, был каким-то опухшим, мятым, хмурым. Он и вечером был хмурым, особенно когда оставался наедине с собой. Билл несколько раз видел, как близнец прятался в отелях где-нибудь в людном, но в тоже время очень уединенном месте. А потом понял, почему брат по утрам похож на перекормленного поросенка — Том пил. Брал фляжку, бутылку и пил. Много. Очень много. И не пьянел. Даже от половины такой дозы Билл бы ушел в нирвану и радостно похрюкивал под столом, а у того лишь взгляд становился мутным, тяжелым, черным. Билл напрягся и начал следить за ним. Через несколько дней самые нехорошие предположения подтвердились — его близнец медленно, но верно становится алкоголиком. Том вел себя так же, как и он: на людях был весел и активен, а потом где-нибудь прятался и квасил в одно опухшее лицо. Билл начал прислушиваться, о чем он говорит на интервью. Брат действительно очень часто вспоминал о них. Может быть, Том переживает, что прогнал его, а подойти боится, или гордость не позволяет? Может быть, Том нуждается в нем? А дома… Он же один сопьется!
— У нас вечером очень ответственное мероприятие, — Дэйв присел на краешек стола и начал таскать ломтики салями. — Встреча с людьми из головной компании. Нам надо выйти, поулыбаться, произвести хорошее впечатление. Это благотворительная акция, на которой мы должны будем подарить что-то какому-то там фонду для аукциона, и дать небольшой бесплатный концерт. Всего запланировано пять песен.
— А что за зал будет? Или опять автостоянка? — скривился Георг.
— Это магазин. Вирджин мегастор. Само действо будет в магазине, а выступление на улице.
— Том, — захохотал Билл. — Не забудь взять с собой побольше кепок для подаяний. Чур мне красную! Она идеально подходит под цвет моих глаз.
— Билл, это серьезное мероприятие, подумай, что ты можешь им подарить? — строго произнес Дэвид.
— Ничего. Мне все дорого. Заработано кровью и потом. Если тебе что-то надо подарить от моего имени, сходит и купи. Почему я должен что-то покупать себе, а потом кому-то дарить?
— Потому что от этих людей зависит твое будущее.
— Да, конечно! Мое будущее зависит от выступлений на автостоянках и около магазинов! Точно! Петь для двадцати человек, пятнадцать из которых приехали с нами из Германии, — это то, о чем я мечтал всю жизнь!
— Ты, кажется, забываешься.
— Дэйв, а на кой я тебе вообще сдался сегодня? У меня сегодня планы. Другие. Ты обещал нам свободный вечер. А у тебя и без меня все прекрасно получается. Смотри-ка, как вы красиво обстряпали тему братской любви для «Браво»… Все в шоколаде, один я тут в дерьме по уши!
— Ооо, — сладко-сладко протянул Йост голосом кота, который увидел неповоротливую канарейку. — Ты предпочитаешь, чтобы весь мир узнал, какая ты мразь, что оставил брата без еды в пустой квартире с температурой и свалил к любовнице? А может к любовнику? Ишь морда, как светится! Так хорошо было, Билли, что за две недели о брате и не вспомнил ни разу, не посчитал нужным не то чтобы приехать, а даже позвонить? А, мальчик? От звездной болезни не тошнит? Или в брате конкурента почувствовал? Две недели все СМИ только и кричали о нем, а о тебе позабыли? Решил заранее…
Внутри все закипело. Билл, словно выпущенное из пушки ядро, подлетел к Дэвиду, но ударить не успел. Йост одной рукой перехватил занесенный кулак, а второй раскрытой ладонью накрыл его лицо и с силой оттолкнул, сбивая падающим телом стоящие стулья и гитары. Вроде бы и ударил, и не ударил, но со стороны, наверное, всё выглядело очень унизительно. А потом он услышал еще один удар. И что-то тяжелое скрипнуло по полу, что-то мягкое упало, сбивая мебель в другом конце комнаты.
— Охуел?
Билл удивленно распахнул глаза и увидел, как совсем рядом, спиной к нему стоит Том, чуть расставив ноги. А на полу метрах в трех лежит испуганный Дэвид и держится за разбитую губу.
Убедившись, что никто в драку больше лезть не собирается, Том повернулся к Биллу и протянул руку.
Тот не заставил просить себя дважды. Вцепился в родную теплую ладонь, а потом не удержался и крепко обнял, торопливо, глотая слова, зашептав ему в ухо:
— Я не знал, правда. Я не знал… Я звонил. Я думал, ты опять в Италию улетел. Мне никто не сказал, что ты в больнице. Я только через неделю случайно узнал. Думал, что ты не хочешь меня видеть. Думал, что ты сказал, чтобы меня не пускали. Я хотел поехать. Я боялся, что ты прогонишь. Я бы не вынес…
Том улыбался ему в плечо. Гладил по спине. Потом повернулся к присутствующим, закрыв брата собой.
— Дэвид, разве ты не сказал Биллу, что я в больнице?
— Я твоя секретарша что ли? — огрызнулся мужчина, аккуратно промокая салфетками кровь.
— А вы? — переводит взгляд с притихшего Георга на потупившегося Густава.
— Мы, если честно, думали, что Дэвид позвонит, — пробурчал Густав.
— Решили, что если Билла нет до сих пор, значит, он отказался приезжать, — еще тише ответил Георг.
— Том, мы не знали, что ему никто ничего не сказал, — кивнул Густав. — Вы со своими терками…
— Никто лезть не хочет, — поддакнул Георг.
Том опять обнял его:
— Прости меня.
С Йостом они потом напились и помирились. Хотя Дэвид вроде бы даже остался рад, что так удачно получил по морде — затяжной конфликт близнецов достал всех, включая высшее руководство, а сейчас дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. По крайней мере, братья сидели рядом, издевались друг над другом и хохотали, а не крысились по углам, как обычно.
Трудовые будни внесли небольшие коррективы в перемирие. Билл порхал, громко ржал и доставал всех своей неуёмной активностью. Том был спокойным и грустным, немного отстраненным. Младший близнец, помня о предыдущих ошибках, старался лишний раз брата не напрягать, зато по полной отрывался на Густаве или Георге, выливая на них так неожиданно обрушившееся на него счастье. Друзья стойко терпели его пару часов, а потом разбегались, как тараканы по щелям. Тот строил трагичную рожицу и упархивал куда-нибудь еще. Том от него не прятался, не сторонился, но некоторая прохладность все равно чувствовалась. Билл не торопил его. Главное, что Том подпустил к себе, а там уж он его обратно как-нибудь приручит. И только одно отравляло его радость — Том продолжал бухать. Много и постоянно. Каждый вечер. Билл подозревал, что именно в этом и кроется апатия брата — на следующий день ему так плохо, что не до общения. И он придумал! Идея была сильно идиотской, к тому же чреватой серьезными последствиями для организма, но что не сделаешь, чтобы отучить старшего от спиртного.
Билл распахнул мини-бар и начал изучать содержимое. Надо что-то такое, чтобы не сильно травануться, но при этом, чтобы напиток выглядел солидно. Том предпочитал то водку, то текилу, то виски. От водки у него всегда сильно болела голова, от текилы нападал сушняк, оставалась бутылка виски. Билл заранее поморщился и… плотно поел. Очень хотелось довести дело до конца, а не отрубиться после трех глотков.
Билл облазил весь отель. Том как сквозь землю провалился. Но это не страшно. Он найдет его. Обязательно найдет.
Побродив по своему этажу, он обнаружил дверь, ведущую наружу. Билл прищурился и улыбнулся. Если она открыта, то Том на пожарной лестнице. Больше деться некуда. Повернул круглую ручку. Дверь скрипнула и подалась вперед. Он ступил на пол, сделанный из сваренных толстых металлических прутьев. Прикинул, куда мог пойти Том. Наверх. Да, Билл бы пошел наверх.
Расчет оказался верным. Том Каулитц сидел на площадке последнего этажа, свесив ноги сквозь стойки перил, и наслаждался закатом. Рядом стояла ополовиненная бутылка виски.
Билл молча подошел. Молча сел рядом. Молча открыл бутылку и сделал несколько глотков. Глотку обжег крепкий напиток, в нос ударили пары алкоголя. Билл стойко держал спокойную морду лица, отчаянно борясь с рвотными позывами.
Том с интересом посмотрел на брата. И ничего не сказал. Отвернулся.
Том пил.
Билл пил.
Они видели, как солнце скрылось за домами, а улицы окрасились разноцветными огнями. Внизу ходили маленькие человечки, похожие на блох, ездили машины, похожие на жучков. Билл смотрел на них и мечтал только об одном, чтобы Тому надоело пить это жуткое, мерзкое, отвратительное, горькое, вонючее пойло.
Том пил.
Билл пил.
Огоньков становилось все больше, а небо все темнее. Звездочки танцевали в каком-то причудливом вальсе, а может быть и не звездочки. Железные прутья под попой кружились, елозили, раздвигались.
Том пил.
Билл пил.
Это невозможно. Его желудок не вынесет. Веки тяжелые, словно в них налили чугуна. Во рту так мерзко и отвратительно, что это выпивание становится похоже на пытку. Его тошнит. Прутья под задом уже конкретно ходят ходуном и, кажется, что перила вот-вот оторвутся, и он полетит вниз. Или не полетит… В желудке столько алкоголя, что кожа на животе того и гляди треснет, выплескивая и ужин, и виски…
Том пил.
Билл сделал глоток и… соскользнул в ночь.
Очнувшись с утра в номере, он испугался. Такой головной боли, такой сухости во рту и такого отвратительного состояния у него никогда в жизни не было. Рядом на прикроватной тумбочке стояла двухлитровая бутылка минералки, стакан и таблетки от похмелья. Билл выпил воду с лекарством. И понял, что не напился. Надо найти еще.
Свежий и довольный Густав, открывший дверь, шарахнулся в сторону, когда Билл вошел. Скривился от запаха перегара и нечищеных зубов, когда друг попросил воды. Достал две бутылки и отдал ему. Одну Билл почти сразу же выпил, вторую забрал с собой.
Увидев себя в зеркале, Билл отшатнулся и охнул. Стало страшно за то чудище, что таращилось на него в овале стекла. Он умылся, кое-как почистил зубы, намочил холодной водой полотенце и водрузил на лицо в слабой надежде, что это поможет хоть как-то убрать отек.
Отек не убрался.
Йост его чуть не убил.
Зато Билл весь день ни к кому не приставал и вел себя тише воды, ниже травы.
А потом они переехали в другой город, заселились в другой отель, и наступил вечер отдыха перед концертом. Билла всего трясло от предстоящего. Но он знал точно, что не отступит. Том пьет, и Билл будет пить. Пить до тех пор, пока организм не умрет от интоксикации или Том не перестанет пить.
И опять все сначала. При слове виски волосы без лака вставали дыбом, поэтому в этот раз он выбрал текилу. Билл нашел Тома. Сел рядом и начал пить. Молча.
На текилу организм отреагировал хуже, чем на виски. Его всю ночь рвало, а наутро он мечтал умереть вчера.
И умер.
Почти.
Когда солиста с бодунища увидел продюсер, то едва не вцепился ему в глотку отполированными зубами. Билл вяло и очень виновато улыбался, пряча глаза, мечтая вернуться в постель и обязательно умереть. Вечера он ждал с суеверным ужасом. А еще же выступать…
После концерта хотелось только одного — спать. И он мысленно умолял брата отправиться в кроватку, а не куда-нибудь в тихое интимное место с бутылкой очередной дряни.
Брат мысленным мольбам не внял, и вскоре Билл заметил, как Том тихонечко вышел из номера и скрылся в лабиринтах коридоров. В этот раз предстояло решить две проблемы — найти бутылку спиртного (потому что его мини-бар, кто бы сомневался, неожиданно оказался забит соками и минералкой) и близнеца — начинающего алкоголика. Желудок тут же протестующе заныл, живот закрутило, а в висках застучала боль. Билл захныкал и пошел к Георгу за алкоголем.
— Не дам, — строго сказал друг. — Меня Йост завтра на ремни порежет.
— Пожалуйста, — упавшим голосом повторил он.
— Нет, Билл, извини, — подталкивал его Георг к двери. — Ради твоего же блага.
— Том сопьется, — прошептал Билл. — Он все гастроли пьет. И это я только в Америке заметил. Не факт, что он тайком не бухал в Европе.
— Пока я вижу, что бухаешь ты.
— Нет, я знаю… Он видит, что на меня постоянно орут, он чувствует, как мне плохо, он знает, что я делаю это специально, он перестанет…
— Билл, вернемся домой, я лично отвезу тебя к наркологу. Такой бред выдумал!
— Пожалуйста. Просто поверь мне. Честное слово. Просто поверь. Присмотрись к нему завтра. Внимательно присмотрись. Поверь мне. Если я солгу, то… ну можешь рассказать всем, как я клянчил у тебя бутылку, прикрываясь именем брата.
— Я проверю завтра. И если ты врешь… — процедил Георг нервно.
— Ты думаешь, я с этого кайф ловлю? — мученически вздохнул Билл. — Я бы сейчас спать пошел, я на спиртное смотреть не могу. Меня от самой мысли тошнит…
В этот раз Том удрал от него в холл на самом последнем этаже. Билл бы его не заметил в темноте, если бы не подозрительно повернутый диванчик к окну и зацепленные за пальму в кадке гардины. Решил проверить…
…Ну вот! Что и требовалось доказать.
Когда он сел рядом, Том едва слышно выругался, пряча от него полупустую поллитровку виски. Билл отпил водки и обнял ногу — так живот болел не очень сильно.
В окне ничего интересного не видно — ржаво-серые крыши и облупленно-желтые фасады. В окнах напротив горел свет, но расстояние такое, что без бинокля ничего не рассмотреть.
Том пил.
Билл пил.
Желудок подговорил почки и печень устроить забастовку.
Билл чувствовал, что еще одно отравление, и сердце не выдержит. Пошлет его к черту и уйдет вслед за другими органами.
— Ты изменял ей? — неожиданно, впервые за три вечера спросил Том, не отрываясь от окна.
Билл мечтательно улыбнулся и качнул головой.
— Ни разу?
— Ни разу.
— А она?
— Я не спрашивал.
— Ты ее любишь?
Вопрос застал его врасплох. Он дернул плечами.
Том сделал глоток.
Билл поднес бутылку к губам и болезненно сморщился. Нет, не может больше. Еще глоток и всё… Физически всё.
— Не знаю… — опять пожал плечами.
Том молчал.
Билл думал.
— Это что-то другое. С ней хорошо и уютно. Она позволяет мне быть собой. Просто собой… Не знаю… Любовь… Любовь — это… Более яркое? А с ней мне спокойно.
— А если она уйдет, тебе будет больно?
— Очень.
— А если я скажу, чтобы ты оставил ее, ты оставишь?
Билл промолчал. Выпил. Нахмурился.
Они долго сидели молча. Спокойное дыхание в унисон. Взгляд в никуда. Иногда тишину нарушали глотки и всплеск жидкости в бутылках.
— Оставил бы, — сказал с болью. — Но сначала я попытался бы поговорить с тобой и объяснить, как много она для меня значит, и что ты причиняешь мне сильную боль своим требованием, рвешь мою душу пополам. И если бы ты все равно сказал мне после этого: «Откажись от нее» — я бы отказался.
— А как бы ты относился после этого ко мне?
— Надеюсь, я никогда этого не узнаю.
И опять тишина и темнота. Очень хочется спать. Тошнит. Настроения никакого.
— А что ты делал на форуме под самым пошлым ником на свете Сладкая вишенка Тома?
Билл не просто покраснел. Билл вспыхнул красной лампочкой на весь холл. Вопросительно уставился на совершенно невозмутимого брата. Тот смотрел на него мягким и открытым взглядом, насмешливо слегка.
— Я… — промычал Билл растерянно. А потом распрямил плечи и чуть заплетающимся языком выдал: — А это не я!
— Ну, конечно, не ты. Вишенка Тома была девушкой, — закивал Том с умным видом. — Которая иногда прокалывалась и говорила о себе в мужском роде. А вообще, нет, не ты.
— Ты за мной следил?! — возмущенно воскликнул он.
— Не могу сказать, что следил. Просто ты был таким активным, что привлек мое внимание. Мне показалось, что я тебя знаю… И эти речи… И это бесконечное я, я, я… А потом ты немного сдал информации про нас. Кроме тебя, ее никто больше не знал. И я понял, что на форум пожаловал Билл Каулитц собственной персоной. Так что ты там делал?
— Ты же знаешь…
— Хочу услышать от тебя.
Билл опустил голову и пробормотал:
— Мне же надо было знать, как у тебя дела, а отловить всю информацию в газетах и по телевизору я не мог. Пришлось идти в Интернет и искать место, где народ работает оперативнее меня… По крайней мере, они знали, где искать… А ты?
— Я там еще зимой зарегистрировался. Смотрел, что пишут про нас с Луизой, нашли ее или нет, есть о ней хоть что-нибудь… Потом долго не ходил. Заглядывал изредка — сплетни посмотреть, отчеты, фотографии с концертов, наши интервью… А в больнице так скучно стало, решил почитать чего-нибудь… Смотрю, а ты на форуме вовсю резвишься. Я по твоим сообщениям-темам походил, понял, что ты узнал неделю спустя, сильно переживаешь. Но я почему-то решил, что ты не звонишь из принципа, хочешь быть в курсе, но категорически не хочешь звонить. И я не стал тебя беспокоить.
— Ты такой дурак, — ткнулся Билл ему в плечо лбом, широко улыбаясь. — Да я места себе не находил!
— Так почему же ты не позвонил? Я ждал тебя.
— Я боялся. Правда, боялся. Адель говорила, чтобы я позвонил, ехал, а я, как представлю, что ты меня за дверь при всех выгоняешь, так ноги прорастали в паркет.
— Ты такой дурак, — обнял его Том, вздохнув.
— За это надо выпить! — неожиданно для себя поднял Билл бутылку.
Они чокнулись. Выпили.
— Я тебя в номер на себе не понесу, тут брошу, — пригрозил Том.
— Тут нельзя. У нас еще четыре концерта, а тут кондиционер, я простыну, заболею и умру. Скажи, а как ты в больницу попал? Ведь герр Шмидт говорил, что это обычный бронхит.
— Как-как… Ты ж умный! Кроме конфет и дисков ничего из еды мне не купил. Я вечером до холодильника дополз — есть нечего. Позвонил Георгу, попросил, чтобы он мне завтра продуктов привез. Лег спать… Потом ничего не помню. Очнулся в больнице через несколько дней. У медсестры спросил про тебя, она сказала, что ты не приходил и не звонил.
— Прости меня, — потерся Билл носом о его плечо, потом щекой, виновато заглядывая в глаза. Коснулся своей бутылкой его и сделал несколько шумных глотков.
— Я прощу тебя. Но при одном условии. Ты прекратишь пить.
— Идет. Только и ты тоже.
— А я не пью.
— А это что?
— Чай. Успокоительный, — Том протянул ему свою бутылку.
Билл усмехнулся и понюхал горлышко. Пахло мятой. Он сделал глоток. Чай с травами.
— Что?!! — завопил он на весь этаж, подскакивая с дивана. Тело резко повело в сторону, и Билл приземлился в кадушку, ухватившись за пальму, сорвав гардину, которая накрыла его с головой, как покрывало. — Я себя травлю, как последний идиот, а он тут чаевничает?! — Попытался выпутаться он из ткани. — Нет! Вы видели, какой гад! Брата спаивает! И ведь, сволочь, ни слова не сказал! Я чуть не умер! — Предпринял еще одну попытку встать, но опять свалился в кадушку. — Нет! Я умер! Отравился! Не сплю! А он… А он!!! Он…
— Не ори, — зашипел Том, закрывая ему рот ладонью. — Заткнись, Билл! Я просто сегодня сменил виски на чай. Только сегодня. В смысле, решил, что хватит травить организм, и стал пить успокоительный чай. Не ори, люди спят! Пойдем в номер, пока ты тут не убился.
Том с трудом поднял его, положил руку на плечо и подхватил за талию. Билл, словно почувствовав себя в безопасности, несколько провис, вцепившись в ремень на его джинсах. Так они и шли, довольные, до лифта, чтобы спуститься на свой этаж.
В номере Том стянул с брата футболку и джинсы с кроссовками, достал из мини-бара сок и воду, обещал попозже занести обезболивающее на завтра. Билл блаженно улыбался, влюбленным взглядом следя за каждым его движением.
— Всё, спи, — остановился он в дверях, положив руку на выключатель. — Я попрошу, чтобы тебя завтра не будили как можно дольше.
— Том, — простонал Билл. — Том… А что ты мне написал и не успел отправить? — почему-то именно сейчас для него это было очень важно.
Он покачал головой, улыбнувшись.
— Тебе не надо этого знать. Спи.
— Пожалуйста, Том.
— Ты уверен? Даже если мой ответ тебе не понравится?
— Скажи мне правду.
— Я написал: «Мне без тебя тоже плохо. Ты мне очень нужен. Только дай мне немного времени и не спрашивай ни о чем».
— Я не буду, клянусь.
— Спи.
— Тоооом… Тооом…
— Ну что?
— А твой ник там Твое Отражение, да?
— Да, спи, — фыркнул Том сквозь тщательно замаскированную улыбку.
— Я знал… Меня всегда тянуло к Моему Отражению…
Том усмехнулся и погасил свет. Билл улыбнулся, крепко обнял вторую подушку, словно обнимая брата. Брата, который обещал вернуться.

0

11

Глава 20.

Громкая музыка била по ушам так сильно, что внутренние органы неприятно вибрировали, а кровь пульсировала в венах в такт какой-то очередной навязчивой композиции. Билл потягивал через соломинку безалкогольный коктейль и хохотал над анекдотами, которые в лицах рассказывал Георг. Друг строил такие умильные рожи, что, если бы молчал, все равно бы веселил окружающих. Том сидел напротив. Вроде бы улыбается, но как-то странно, чему-то своему.
— Вот! Еще один потрясающий анекдот про рыжих! — цапает Тома за руку Листинг.
Том, словно на мгновение забывшись, приподнимает уголки губ. Поворачивается, делает вид, что внимательно слушает.
— Как ты думаешь, почему они всегда такие сексуальные и так любят секс?
Близнецы переглянулись.
— Потому что рыжие? — осторожно предположил Билл.
— Бреют лобки, и они все время чешутся? — выдал Том.
Георг захохотал, ухватившись за живот.
— Потому что когда крыша ржавая, в подвале всегда сыро!
Ребята захихикали.
— А мне, представляете, однажды Густав позвонил, — доверительным тоном произнес Билл. — Я такой говорю: «Алло?» А он мне вдруг: «Что-то ты ни фига не моя бабушка» и трубку положил.
Георг опять закатился, подвывая и размазывая слезы по лицу.
Вдруг Том дернулся, словно увидел привидение. Лицо стало молочно-белым. Губы задрожали.
Билл обернулся, чтобы увидеть, кто произвел на него такое неизгладимое впечатление, и расплылся в счастливейшей улыбке. Около барной стойки стояла невысокая худенькая девушка в коротком красненьком платьице с огромными темными глазами, в которых, казалось, спрятались все тайны вселенной.
— Луиза, — протянул Билл довольно.
Она широко улыбнулась, глядя в глаза Тому, а потом развернулась и медленно пошла к выходу.
— Луиза! — сорвался с места Том.
Билл мечтательно смотрел ему в след. Облегченно вздохнул.
— Это та его Мальдивская телка? — облизывая уходящую девушку взглядом, спросил Георг.
— Ага. Хорошенькая, правда?
— Да, зря ты про нее плохо говорил. Она красивая. А что она делает в Америке? Она же вроде бы как из Италии…
Билл не понял почему, но внезапно ему стало так страшно, что волоски на руках встали дыбом.
— Том! — вскрикнул он и бросился следом за братом.
Он выбежал в фойе на первом этаже. Закрутил головой, пытаясь понять, куда мог пойти Том. Еще, как назло, народу никого, спросить не у кого. С психикой творилось что-то странное — отчаянье, страх и паника перемешались, и теперь Билла разрывало на части от предчувствия БЕДЫ. Откуда-то пахнуло странноватым сладковатым запахом. Он не приятно щекотал ноздри, заставляя плоть дрожать от ужаса. Том выскочил на тротуар — Билл это увидел сквозь стеклянные двери с разъезжающимися створками.
— Том!!! — завопил он, следуя за братом.
Выбежал из гостиницы.
На улице ночь. Горят фонари. Тишина тоненько-тоненько звенит в сознании, постепенно усиливаясь, разрывая натянутые нервы.
Билл видит, как по широкой проезжей части идет Луиза. Она недалеко, метрах в тридцати. На ней ожившее платье извивается языками красного пламени, но ни с кожей девушки, ни с ее волосами ничего не происходит. Платье постепенно прогорает, отваливаясь искорками, которые тухнут еще в полете. И вот уже девушка идет по улице совершенно нагая. Подходит к темному переулку.
— Луиза! — кричит совсем рядом брат.
Билл вздрагивает.
— Луиза! Возьми меня с собой! — бросается он за ней следом.
Девушка оборачивается, и Билл едва не теряет сознание от ужаса. Левая половина ее лица кроваво-красная, а правая — иссиня-черная. Крик замер на его губах. Легкое марево, как в жару, и он увидел, что ее ноги по пояс вдруг стали покрываться серо-сине-фиолетовыми пятнами. Ее плоть гнила на глазах. Вот уже кожа провисает лоскутами. Ветер донес до него приторный удушливо-сладковатый запах вперемешку с запахом прошлогодней листвы.
— СТОЙ!!! — на грани своих голосовых возможностей закричал Билл.
Откуда-то вынырнула огромная машина — черная тень и две ярко-белых фары. Билл моментально оценил и сопоставил скорость движения машины и брата. Не успеет…
— СТОЙ!!! — взвыл, хватаясь за голову.
Том не успел…
Упал на асфальт.
Рассыпался черной листвой, которую тут же подхватил ветер, закружил в вихре.
Билл беспомощно открывал и закрывал рот, не в силах издать ни звука.
Луиза так и стояла на той стороне улицы, с интересом смотрела то на кружащийся ворох листьев, то на замершего парня. Взгляд теплый и манящий. Обволакивающий. Гипнотизирующий. Потом повернулась в сторону и указала на что-то пальцем. Билл едва успел заметить вспышку белых фар и черную тень… Резкий удар по ребрам. И он провалился в вязкую черноту… А в ушах набатом звучало какое-то слово. Он не помнил какое…
Билл очнулся от собственного вопля и того, что очень сильно ударился при падении локтем. Судорожно дернул головой, осматриваясь. Он лежал на полу около постели, с которой свесилась лохматая русая голова.
— Георг?! — взвизгнул Билл и в страхе быстро попятился от него. — Что ты здесь делаешь? Ты какого черта спишь в моей постели?
— Я!? — не менее пронзительным голосом возмутился друг. — Я что здесь делаю? Ты вообще-то в моем номере! Это тебя отсюда вчера увести не могли!
— Я?!! Ты спал со мной?!
— А где я должен был спать? Вцепился в меня, как клещ! Урод!
— Я?! В тебя?!
— Еще и Йоста лягнул! Прям по яйцам замочил! Он несколько минут ничего приличного сказать не мог, только матерился. Тома достал. Все пытался его раздеть. Густав от тебя еле сбежал. Ты же знаешь, он щекотку ненавидит. Надо было так нажраться!
— А ты? — пролепетал Билл.
— А что я? Ты сказал, что всю жизнь мечтал иметь задницу, как у меня!
Билл стал пурпурным, сделал огромнейшие глазищи, прикрыл рот одной ладонью, а другой ухватился за попу. Георг побагровел и прорычал тоном, после которого обычно бьют по лицу руками, сжатыми в кулаки:
— В смысле накачать хотел, как я, а не то, что ты подумал, гейская твоя душонка!
— А мы что, вместе спали? — тихо пискнул.
— Да, пока ты лягаться не начал и орать дурным голосом. У, недоразумение с яйцами, одни неприятности от тебя, — и голова переместилась на подушку.
— Я пить хочу, — мрачно сообщил Билл, поднимаясь с пола на кровать.
— Я тоже. Но ты вчера всю воду вылил себе на постель. Сказал, что хочешь сделать бассейн.
— Что, так сильно дурил?
— Это если охарактеризовать твои действия культурно, мягко и без мата. Ты чего так нажрался-то? Проблемы опять?
Билл покачал головой.
— Том сильно будет на меня обижаться?
— Не знаю. Вы сначала вдвоем дурили. Потом друг против друга, чуть не подрались. Тому почему-то не понравилось, что ты решил отстричь его дреды и одну наполовину уже отпилил перочинным ножиком Йоста. А потом вы доковырялись до Густава. — Георг неожиданно расхохотался. — Вы его спящего накрасили, поставили волосы дыбом, а ногти на ногах и руках покрыли черным лаком.
Билл ожил.
— Он уже встал? — нетерпеливо заерзал.
— Нет, — с полуслова понял его парень. — Но я тоже хочу посмотреть на его реакцию.
— Пошли? В шкафу спрячемся.
Они прокрались в номер к другу. Прыснули оба, увидев, как Густав со смазавшейся косметикой раскинулся по центру кровати в позе морской звезды. Грудь и живот юноши размеренно поднимались и опускались, рот чуть приоткрыт, веки подрагивают. Он сладко посапывал и томно постанывал. Они выкинули из платяного шкафа его вещи и спрятались там вдвоем. Потом решили, что так ждать долго, надо поспособствовать быстрому пробуждению Густава.
— Что ты там говорил про бассейн? — лукаво улыбнулся Билл, пальчиком указывая на стакан на столе.
— А почему я? — возмутился Георг.
— Потому что ты у нас самый ловкий.
Листинг на цыпочках прокрался в туалет, набрал холодной воды, так же тихо вернулся обратно. Прицелился. И метнул стакан в ничего не подозревающего друга. Тот рухнул на соседнюю подушку, орошая спящее тело.
Густав вздрогнул и проснулся. Заворчал что-то, поворачиваясь на бок.
Незваные гости давились от смеха в шкафу, наблюдая за ним в щелку.
Густав понял, что что-то не то. Сел. Потер глаза. Заметил мокрую постель. Недовольно скривился. Встал. Потянулся. Покрутил головой, руками, разминая мышцы после сна. Подпрыгнул несколько раз. А потом… повернулся к зеркалу. Вздрогнул. Шарахнулся, испуганно обматерив сам себя.
Георг и Билл не выдержали, принялись ржать во весь голос, вывалившись из шкафа.
Густав шутки не оценил, выгнал их пинками из номера, покрывая забористым, первоклассным матом.
Но не прошло и пяти минут, как парень влетел разгневанной фурией в номер Георга, где продолжали хохотать друзья.
— Это что? — потряс он руками перед носом Билла.
Тот и так уже досмеялся до слез, а когда увидел черный лак на ногтях их приличного барабанщика, закатился с еще большим вдохновением.
— Дай мне то, чем ты это смываешь! — свирепо рявкнул Густав.
Билл сполз с кресла, хватаясь за живот и дрыгая ногами.
Густав схватил его за плечи и тряхнул со всей силы, швырнул обратно в кресло.
— Дай мне то, чем ты это смываешь, — четко проговаривая каждое слово, произнес он. И Билл понял — или он отдаст смывку, или оставшиеся два концерта придется отменить в связи с внезапной гибелью солиста. Том, конечно, отомстит, но Билл еще слишком молод, чтоб умирать от рук взбешенного Густава. Пришлось тащиться в свой разгромленный номер, рыться в чемоданах и выдавать юноше без чувства юмора жидкость для снятия лака.
Что Густав, что Том, что Дэвид к завтраку спустились в крайне дурном настроении. Том так и вообще есть не стал. Выпил сока и, сославшись на головную боль, попытался удрать в номер. Йост не пустил.
— У нас сегодня важное, но незапланированное мероприятие, на котором вы должны присутствовать обязательно.
— Дэвид, — подскочил Билл. — Ты и так отобрал у меня уже все, что можно отобрать! Я столько тут не заработал, сколько потратил на твою благотворительность!
— Причем тут благотворительность? — передернуло продюсера. — Нас пригласили к Джимми Киммелу на его ток-шоу Джимми Киммел Лайв. Машина будет через два часа. Приведите себя в порядок. И еще. Это очень важно для имиджа группы. Будьте любезны, обойдитесь без своих идиотских шуточек.
— Дэйв, а мы с Густавом нужны? Может близнецы сами как-нибудь, а? — скромно посмотрел на начальство Георг. — Ну, все равно ж Билл никому и рта не даст открыть. А мы хотели по магазинам сегодня пройтись. У Густава кроссовки совсем развалились.
Густав подозрительно дернулся, словно его кто-то пнул ногой под столом.
— Развалились, да, — быстро закивал. — Пальцами землю загребаю.
— Это важно для имиджа группы, — строго отозвался Йост.
— Ну, вот Каулитцы наш имидж портят, пусть они и отдуваются! — хихикнул Густав.
— А почему сразу Каулитцы? — вскипел Билл. — Чуть что, сразу Каулитцы!
Дэвид зевнул, набрал чей-то номер.
— Тоби, разбуди меня через полтора часа и посмотри, чтобы эти охламоны не разбежались. Машины будут через два часа. Я у себя. — Сложил телефон и убрал его в карман. — Вы как хотите, а я спать. И, Билл, не надо все свои ценности носить с собой и на себе, сдай их в сейф.
Через два с половиной часа группу инструктировал редактор программы как, что, зачем и почему. Охрана изучала схему павильона, решала, кого куда поставить, как отходить. Том с безучастным лицом забился в угол на диване. Билл откровенно скучал, хотя и очень старался сделать заинтересованный вид. Густав даже не счел нужным снять наушники. Георг просто дрыгал ногой и о чем-то думал. Когда от них все отстали, Билл пихнул брата локтем, приглашая покурить.
— Что с тобой? — спросил он, закуривая.
— Все нормально.
— Было бы нормально…
— Все нормально. Не трогай меня.
Билл хотел настоять на ответе, но, наткнувшись на черный взгляд, решил не приставать.
— Мне сегодня очень плохой сон приснился, — тихо произнес младший брат. — Мне приснилось, что мы умерли. Сначала ты на моих глазах, а потом я, когда бросился тебе на помощь. Я боюсь, Том. Если с тобой что-то случится…
— Господи, какими же глупостями забита твоя голова, — брезгливо вздохнул Том, затушил наполовину выкуренную сигарету и ушел.
Билл потупился. Зачем он опять с такими глупостями к нему полез?
Они стояли перед дверью на сцену. Сейчас их объявят, они должны выйти на маленькую полукруглую сцену, по периметру которой будет быстро открываться занавес. Потом повернуть налево. К ним выйдет хозяин ток-шоу Джимми Киммел. Они поздороваются и пройдут к дивану. Хорошо, что это только запись, и они могут остановить ее в любой момент. Их переводчик будет сидеть в первом ряду среди зрителей и обязательно поможет. Билл нервничал. Сильно нервничал. Но как только он услышал знакомые слова, как только дверь распахнулась, они вчетвером выдохнули и с улыбками взошли на помост. Ведущий — плотный коренастый мужчина с неестественной жемчужной улыбкой и, кажется, крашеными черными волосами — понесся к ним под ликующие вопли фанатов в зале. Билл усиленно скалился. Крики фанатов действовали на него, как самое мощное успокоительное. Значит, здесь свои. Значит, все пройдет хорошо. И нечего бояться. Все будет хорошо.
Джимми пожал руки каждому участнику группы. Ребята все еще оглядывали зал, махали зрителям. Ведущий пригласил гостей к дивану, сам проследовал на свое место. Близнецы повернулись и замерли: в кресле сидел князь Альберт. И судя по выражению лица, эта встреча для него тоже стала полной неожиданностью.
Билл коснулся ледяной и потной руки Тома и чуть сжал ее, как бы говоря, что он здесь, он рядом и не позволит обидеть брата. Сделав тяжелый взгляд настоящего тру-рокера, он проследовал к дивану и сел рядом с Юргеном. Их разделяло два подлокотника и китайская стена, сложенная из переживаний Тома и скрепленная ненавистью самого Билла. Князь тут же одарил его приветливой улыбкой. Билл оскалился в ответ. Он кинул теплый взгляд на Тома. Тот тут же спрятал взгляд под козырьком, руки нервно теребят край футболки, задирают ее чуть ли не до талии и тут же одергивают, поправляют, чтобы опять задрать. Младшего близнеца тряхнуло от праведного гнева, но он изо всех сил работал лицом.
— Рад вам представить нашего гостя. Князь Альберт, — по-идиотски прощебетал Джимми. И Билл понял, что, если, не дай бог, сейчас кто-нибудь посмеет хотя бы рот открыть по поводу его брата и их отношений с этим голубым придурком, это будет последнее, что сделает в своей никчемной жизни сей милый человек. — Мы, пока вы готовились, разговаривали с князем о благотворительности, о том, что сегодня молодежь не спешит помогать нуждающимся. А Его сиятельство активно участвует в различных акциях, курирует детские дома и спортивные школы. Насколько мне известно, вы так же регулярно перечисляете средства на благотворительность. Вот, не так давно на аукционе было продано кольцо…
И Билл выдохнул, расслабился. Кажется, его Тома никто обижать не собирается.
Странно, им говорили, что шоу Джимми Киммела — это круто, очень позитивно и всегда с огоньком. Если бы не Юрген, Билл бы задремал прямо там в студии на диванчике. Князь отжигал и хохмил по полной программе, втягивая в это близнецов. И, не смотря на серьезность темы, Билл стебал парня, не щадя собственного остроумия. Он даже пересел к нему поближе на подлокотники и поставил ноги в дорогих казаках на сиденье его кресла, отчего острые носы то и дело касались бедра парня. Том и Георг оживились где-то к середине, стали влезать в спор, шутить. И только Густав поглядывал на часы. Шеффер хотел есть и вся эта кутерьма сбоку его немного раздражала.
Они вышли из павильона, ожесточенно споря с Юргеном, что последняя коллекция Гуччи, выполненная в русском стиле, просто кошмарна, потому что трудно представить их, современных парней, в каких-то стремных кушаках, шапках-ушанках и дубленках-шинелях. Билл обратил внимание, что тот так же ходит с охраной — три человека. Секьюрити не конфликтовали между собой, но поглядывали с опаской на шумную молодежь. А вообще князь ему нравился! И если бы не Том, то Билл с радостью бы с ним подружился. Оказалось, что Юрген начитан, хорошо разбирался в моде и очень приятен в общении. А бархатный баритон молодого человека с легким акцентом так и вовсе сводил с ума — голос лился прозрачным желтым медом, вызывая страстное желание постоянно его слушать.
— Берти, покурить не хочешь? — тихо спросил Том, когда они подошли к их гримерке.
Билл тут же насторожился и, конечно же, тоже захотел курить.
— В другой раз, — раздавил его черными глазами старший брат.
— Может, ко мне зайдешь? — позвал Юрген. Улыбка нежная, мягкая, наивная. Губы такие, что хочется их кусать, кусать до крови, а потом слизывать соленые капли языком.
Том облизнулся в ответ, коротко кивнул и поплелся за любовником.
— Куда он? — спросил Георг, хмуро смотря на сгорбленную спину друга.
Билл поджал губы и недовольно засопел.
— Такое чувство, что он его повинность какую-то повел отрабатывать, — не к месту влез Густав.
Он вздрогнул и ринулся к Тоби.
— Тоби, — зашептал Билл ему на ухо. — Мне этот парень не внушает никакого доверия. А Том с ним ушел. Ни в коем случае не оставляйте их наедине. У этого князя любовник бешеный, месяц назад его порезал. Вдруг он решит, что князь изменяет ему с моим Томом и убьет? Ты уж проследи, а…
— О’Кей.
Телохранитель сдвинул брови на носу и что-то тихо произнес в рацию, быстрым шагом направляясь следом за Томом. Билл зловредно улыбнулся — если Тоби сказать фас, он измельчит в муку все кости обидчика, но живым не отпустит.
— Когда мы поедем обратно? — проворчал Густав.
— Скоро, — вышагивал по гримерке Билл.
Потом понял, что не может больше ждать. Сон! Этот ужасный, кошмарный сон! А если с Томом что-то случится? Еще этот дурацкий Юрген с его психопатом Франком откуда-то выполз в Америке! Сидел бы себе в своей Италии! Нет, приперся! А если Франк попытается убить Тома? Если… Билл выбежал из комнаты и понесся за братом.
Тоби стоял около двери в конце коридора и тихонечко переговаривался с охранником Юри.
— Там все чисто, я проверил. Том попросил оставить их наедине. Да и Мартин говорит, что все спокойно. Они специально так выбрали гримерку, чтобы пробраться было трудно.
— Переживаете из-за Франко? — со знанием дела спросил Билл у охранника князя.
— Нет, синьор Фаниччи хотел поехать с нами, но ему не дали визу. В адрес Его сиятельства поступали угрозы.
— Ой, какой ужас! — Билл умильно похлопал ресничками. — А дайте я хоть немного послушаю, о чем они говорят.
Мужчины от такой наглости опешили.
Билл воспользовался замешательством и очень осторожно приоткрыл дверь.
— А когда ты сможешь? — грустно спрашивал Том. — У меня сейчас будет полторы недели на отдых, а потом опять вперед… — Вздохнул. — …веселить народ.
— Не знаю. Я здесь буду еще две недели. У меня дела, которые я не могу отложить или перенести.
— Позвонишь, когда вернешься? Не забудешь? Пожалуйста, Берти. Ты же знаешь, как это для меня важно. Или, хочешь, я тебе позвоню? Тогда и подгадаем, когда встретимся… — Повисла пауза. Раздались щелчки зажигалки и выдохи. А потом Том вдруг совершенно чужим, убитым голосом произнес: — Мне страшно. Я схожу с ума. Иногда хочется заснуть и не проснуться. Такое чувство, что в моей жизни солнце выключили. Всё в тумане…
— У тебя забавный брат. Говорит только много.
— Да, — протянул Том, явно с легкой улыбкой. — Он хороший.
Дверь неожиданно распахнулась.
— И подслушивать любит, — сиял Юри.
— Я… Это… — забормотал Билл, то краснея, то бледнея. — Пришел сказать, что машину вот-вот подадут.
Том шумно выдохнул и закатил глаза. Скривился так, что Биллу захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Сон… Как же он сейчас боится за брата.
— Почему ты называешь его Берти? — спросил Билл, плетясь за ним по коридору.
— Так называют его друзья.
— А разве не Юри? Юри — это же уменьшительное от Юргана, да?
— В принципе да. Это одно из имен Берти, но так его никто не называет. Ты же Густава Вольфгангом не зовешь.
— А я его Юрганом про себя называю… Юри… — растерялся Билл.
Том остановился.
— Скажи, а как ты нашел меня в Модене?
— Ну, я вычислил отель, куда ты мог поехать, а потом попросил администратора показать мне список въехавших за последние сутки. Я искал Юри Лойера или Луизу, и в итоге увидел его имя. Юри — сокращенно, Юрген — полностью.
Том от удивления даже рот приоткрыл.
— Ты — гений, Билл, — абсолютно серьезно сказал он.
— Шутишь? — насторожился брат.
— Нет. Ты, действительно, гений, Билл. Мне просто иногда казалось, что ты издеваешься, причем очень жестоко и зло. Я ж на это и обижался… А ты…
— Что я? — в груди сердце дернулось и остановилось.
— Ты самый лучший брат на свете. Спасибо, что ты у меня такой.
— Иди к черту, придурок! — оттолкнул его Билл и вошел в гримерку.
Вечером они всем коллективом собрались в комнате Густава и смотрели запись передачи, комментировали, смеялись над шуганным Биллом и набычившимся Томом. Князя показывали чаще всего. Билл к своему неудовольствию понял, что он еще и очень умный. Мягкая, красивая улыбка, томный взгляд. Черт! Такой из кого хочешь гея сделает. И как его Том умолял о встрече… Любит, он так его любит… А Тома, разве можно Тома не любить? Он же такой красивый, спокойный, ласковый. Том сидел у его ног на полу, облокотившись на колени, смеялся со всеми. Билл не удержался и погладил брата по голове. Тот посмотрел на него, улыбка мягкая, но очень печальная, в глазах грусть.
Все будет хорошо, — мысленно сказал ему Билл. — Все образуется.
Я знаю… — едва заметно кивнул он. — Мне нужно время.
— Пойдемте в бар, — предложил Том, когда передача закончилась, и восторги немного улеглись. — Посидим часок. Отметим…
— Я спать, — зевнул Густав, потягиваясь.
— Пойдем, только если вы обещаете, что не нажретесь в две близнецовые рожи, потому что у меня нет никакого желания потом ловить вас по всему отелю, — ухмыльнулся Георг.
— Я не буду пить. Не могу больше. Но с вами посижу с удовольствием, — слишком серьезно произнес Билл, и все засмеялись.
Они спустились вниз. Заняли столик так, чтобы звук от колонок не рвал барабанные перепонки и не сотрясал внутренности в груди — от ежедневного шума устаешь, хочется тишины. На танцполе извивались девушки go-go, кое-кто из посетительниц тоже весьма активно двигал телом, чем постоянно приковывал внимание молодых людей. Они заказали пива, мяса, сок. Том пытался шутить, но как-то очень не смешно, поэтому Георг взял роль клоуна на себя — рассказывал анекдоты и корчил забавные рожицы. Билл потягивал пиво, облизывал губы от пенки и хихикал над другом, тайком наблюдая за братом. Дьявол, после разговора с Юри Том вообще с лица сошел. Вроде бы улыбается, но как-то странно, чему-то своему.
— Вот! Еще один потрясающий анекдот про рыжих! — схватил Георг Тома за руку. Брат вздрогнул. — Как ты думаешь, почему рыженькие всегда такие сексуальные?
Том хихикнул, открыл рот, чтобы ответить, но Билл опередил:
— Потому что, когда крыша ржавая, в подвале всегда сыро, — дрожащим голосом сказал он и побледнел.
— Ты знал, — обиделся Листинг.
— А мне, представляете, однажды Густав позвонил, — развалился Том на стуле. — Я такой говорю: «Алло?» А он мне вдруг: «Что-то ты ни фига не моя бабушка» и трубку положил.
Ребята заржали. А Билл почувствовал, как волосы на голове шевелятся от страха. Это было! Это всё было!
Вдруг Том дернулся, словно увидел привидение. Лицо стало молочно-белым. Губы задрожали.
— Луиза! — крикнул он, срываясь с места.
— Луиза? — обернулся Билл.
Около барной стойки стояла невысокая худенькая девушка в коротком красненьком платьице с огромными темными глазами. Она посмотрела прямо в душу Билла и медленно пошла прочь.
— Луиза? — обрадовался Георг. — Это та мальдивская телка? Зря ты про нее плохо говорил. Она красивая. А что она делает в Америке?
Это можно было принять за стойкую галлюцинацию, но Билл увидел, что маленькое платье при ходьбе подозрительно живое — словно ярко-красное пламя. Внезапно ему стало так страшно, что волоски на руках встали дыбом. Сон!
— Хель! — завопил он, бросаясь за братом. — СТОЙ!!! ТОМ!!!
Уже подбегая к двери, Билл услышал пронзительный женский визг. Такой, что кровь моментально превратилась в лед. Он резко остановился, всхлипнул и закрыл лицо руками.
— Том… — прошептал.
— Ты чего? — подлетел к нему Георг. — Билл?
— Том… — он указал рукой на дверь. Из глаз полились слезы.
Друг понесся в холл.
В голове пульсировало какое-то слово, но Билл не мог его разобрать. Слишком часто, слишком сильное эхо, слишком больно. Он обессилено упал на колени посреди прохода, зажал уши руками и принялся тонко скулить и раскачиваться из стороны в сторону. Том… Погиб… Как во сне… Хель… Это была Хель… Он же знал об этом… Знал… И ничего не сделал… Погиб… Как во сне…
Кто-то обнял, принялся гладить, что-то шептать в ухо. Билл не слышал. В ушах звучало слово. Переливы колокольчиков и грозный бооммм-бооммм-бооммм. Кто-то попытался его поднять. Билл сжался, свернулся на полу, как зародыш, затряс головой, отказываясь передвигаться. Его взяли за плечи и с силой подняли голову за подбородок. Плеснули в лицо водой. Он зажмурился. Ему опять что-то шептали в ухо, вытирали воду с лица. Билл подался вперед и обнял сидящего перед ним на коленях человека. Уткнулся носом в шею, вдыхая знакомый до боли сладковато-свежий аромат. По рукам елозило что-то странное и щекотное. Билл ухватился за это мочалоподобное нечто и дернул назад. Том зашипел змеей и грубо заматерился, пытаясь высвободиться из его объятий. Слово красным огнем четко вспыхнуло в сознании и оформилось буковками с красивыми старинными завитушками.
Рано, — ясно прозвучало в голове колокольчиками.
Не время, — отозвалось колоколом.
— Жив! — выдохнул Билл счастливо.
— Спятил?
Он его всего обсмотрел, для пущей верности облапав руками.
Георг наблюдал за ними с высоты собственного роста, засунув руки в карманы. И вид у него был весьма озадаченный.
— Живой, — протянул довольно.
— Ты рехнулся? — Том поднял его на ноги, потащил прочь из бара. — С тобой только позориться в приличных местах. Люди скажут, обдолбался. Идиот какой! Нет, ну какой идиот!
Том довел его до кресла недалеко от администраторской стойки и усадил. Георг принес воды из бара.
— А кто визжал? — наконец-то разлепил губы Билл.
— Баба одна, — усмехнулся Георг. — Том обознался, подлетел к ней сзади, схватил за плечи, а она как начала визжать. Гадость! Такой скандал закатила. Ну, мы тут же прикинулись, что по-английски ни слова не понимаем, пошаркали ножками и сбежали. Кстати, откуда ты знаешь, что ее зовут Хелен?
— Я не знаю… Мне сон приснился… Помнишь, я орал утром? Ты еще меня с кровати скинул, помнишь? Мне Хель приснилась! В образе Луизы! Вечер вот этот приснился. И анекдот про рыжих! И про Густава! И Том выбежал за ней из отеля. Она стояла на другой стороне улицы и манила к себе. Том побежал, и его сбила машина. Я бежал за ним. И меня тоже… Она улыбалась… Я… Я… Я решил, что его сбила машина…
— Чего раньше-то не сказал? — надул губы Том.
— Я тебе весь день пытался сказать! — с обидой заорал Билл. — Еще этот Юрген притащился со своим гребаным Франком! Потом эта баба… Как во сне! Один в один!
Георг похлопал его по плечу.
— Я думаю, что все не настолько плохо, как ты думаешь. Хель — это не просто смерть, это своего рода трансформация прошлого себя и шанс обретения себя нового.
— Листинг, иди в задницу! Тоже мне умник нашелся! Вечно начитаешься всякой дряни, а потом другим мозги паришь. Не пугай мне брата, он и так психованный. Билл, пошли спать. Завтра концерт, а ты не в себе.
Билл повернулся к Георгу, чтобы что-то сказать, но тот отшатнулся и протестующее замахал руками:
— Нет! Нет! Нет! Даже не думай! Я не буду больше с тобой спать! Ты орешь и брыкаешься во сне!
Близнецы заржали.
— Анекдот хотите? Билл, только если он был в твоем сне, скажи сразу, — вызвал Георг лифт. — Четыре часа ночи. Звонок в дверь. Муж открывает, а на пороге жена никакущая стоит, вот вообще никакая, в рваных колготах, одном туфле. Он ей говорит: «И ты думаешь, я тебя такую домой пущу?» — «Да на хуй надо! Я за гитарой!»
— Гео, — Том серьезно посмотрел на него. — Не говори никому про это, ладно? Не надо. Ну их всех… У нас и так полно неприятностей.
— А о чем я должен рассказывать? — часто заморгал парень.
— Ну, о том, что произошло в баре, — замялся Том.
— А что произошло в баре?
Братья улыбнулись.
— Спокойной ночи, — в унисон.
Но заснуть у Билла никак не получалось в ту ночь. То ли он так перенервничал за бесконечно долгий день и взбудораженная нервная система была еще не готова ко сну, то ли слишком рано лег для себя обычного, но глаза глупо пялились в темноту и отказывались закрываться. Он крутился с бока на бок, борясь одновременно с ленью и желанием покурить. Пока лень побеждала. К тому же ему все равно было страшно. Казалось, что вокруг копошатся тени, слышны какие-то шорохи и стоны. Состояние, как в детстве — хочется прижаться к кому-то, чтобы обняли, погладили по голове, убаюкали, успокоили, сказали, что все это фантазии уставшего разума. Одиночество. Он такой маленький, такой беспомощный, совершенно один. Страх. Страх потери. Горе. Тоска. Отчаянье… Билл сжимался на постели, прячась под одеялом от чего-то липкого и ужасного. Оно холодом просачивалось сквозь тонкую шерсть. Словно давит что-то. Хочется втянуть голову в плечи. Спрятаться. Исчезнуть. Хочется выть. Лежать на полу, обнимать паркет и выть… Билл старался не думать об этом, но мысли воровато пробирались в глубь сознания, вонзались занозами, застревали иглами. Билл крутился. Укладывал подушки получше, расправлял одеяло. А непонятное что-то лезло и лезло в сознание. Пока он не понял, что это не его. Это чужая боль и страх. Чужое отчаянье. Чужое горе…
Он даже не стал одеваться. Так и пошел к нему в трусах, наплевав на камеры в коридоре. Робко потоптался перед дверью. Надо бы постучать… Но почему-то не хочется.
Тронул ручку вниз.
Дверь подалась, бесшумно впуская его в номер брата.
Приглушенный свет двух бра.
Билл осторожно переступил порог. Страшно… Очень страшно…
Тома в комнате не было. Кровать и кресла пусты. Постель разобрана и смята.
Сердце колотилось настолько сильно, что отдавалась где-то в ушах. Руки ледяные и вспотели. Билл на полусогнутых очень медленно прошел на середину. Почему-то от нахождения здесь сейчас он испытывал такой мощный стресс, что, казалось, еще немного, и грохнется в обморок. Осмотрелся.
Медвежонок! Его рыжий плюшевый Том в Америке? Том привез его сюда? Он хотел взять игрушку, но опасливо отдернул руку. Хватит того, что брат закатил истерику в автобусе. Не надо трогать чужого медведя.
Том сидел в углу за дверью, сжавшись в комок, уткнувшись носом в колени.
Билл не просто опешил. Он растерялся. Стоял и смотрел, как содрогается тело брата, как вздрагивают плечи, как тяжело и напряженно дышит.
Плачет?
Да нет же… Том… Том… он не плачет… Не умеет…
Билл очень медленно подошел к нему. Опустился на колени, почему-то боясь прикоснуться к сгорбленной спине. Это все настолько интимно, что Том вряд ли захочет, чтобы он видел его таким слабым и беспомощным.
Том тихо хлюпнул носом.
Он протянул руки и осторожно его обнял, боясь, что тот сейчас взбрыкнет, оттолкнет, прогонит. Брат находился в каком-то странном трансе. Том не шевелился, если не считать дрожащего тела, почти не дышал из-за заложенного носа, и очень-очень тихо скулил.
Алкоголь?
Нет, не пахнет…
Наркотики?
Внутреннее чутье подсказывало, что опять не угадал.
Неужели встреча с Юри причинила ему настолько сильную боль?
Билл прижал его к себе так крепко, как только смог.
Неожиданно Том громко всхлипнул и поддался вперед, обнимая его, утыкаясь мокрым от слез, соплей и слюней лицом в шею, вцепляясь зубами в голое плечо, сжимая их до боли.
Он выл. Впивался ногтями в спину, драл кожу и выл.
Он рыдал. В голос. Громко. Не стесняясь.
Его трясло. Ломало.
Он пытался сжаться обратно, отталкивал брата, но Билл лишь крепче прижимал его к себе, не позволяя вырваться. Самого трясло от страха и чужого горя, от беспомощности, оттого, что вообще ничем не может помочь, только вот так крепко держать, не давая упасть.
Том извивался и кричал. Кричал так, словно его рвут на части. Кричал и рыдал.
Бился в истерике.
Билл не произнес ни слова. Он не мог даже думать и панически боялся шевелиться. Лишь крепко держал.
— Я не могу больше! — вдруг провыл Том единственную за все время членораздельную фразу. — Не… мо… гу… Мне… ды… ы… ша… а… ть… нечем… — сквозь всхлипы.
Глаза Билла заслезились. Он зажмурился. Маленький, глупый, влюбленный Том. Как же тебе помочь? Ты только скажи, он же луну достанет, если надо… Только скажи, как помочь…
— Том, а хочешь, я тебе Луизу привезу? Ты же так любил ее до этого Юри. Хочешь? Луиза лучше Юри. Правда-правда! Она лучше Юри. Ты только скажи. Скажи, как тебе помочь? Я все сделаю, чтобы тебе не было так больно…
Том затряс головой.
— Ты ведь помнишь ее. И мне кажется, ты ее любишь. Ты же за ней с места сорвался. Помнишь ведь… Я привезу ее. Ты только скажи… Поеду к ней домой. Все объясню. Я попрошу ее вернуться к тебе. Слышишь, я верну тебе ее.
— Это бесполезно, — всхлипнул Том.
— Нет. Больше не будет никакого Юри. Она ведь тоже тебя любила. Я видел, когда мы ездили в Мале, как она смотрела на тебя. Она тебя любит. Я все сделаю для того, чтобы она вернулась. Я достану ее из-под земли, но верну тебе.
Том опять взвыл. Опять ногти полоснули по спине.
— Верну. Верь мне. Я найду ее и верну.
Он опять покачал головой.
— Ты не сможешь…
— Ты хочешь, чтобы она вернулась?
Кивок.
— Я верну. Верь…
Они спали вдвоем, как в детстве, прижавшись друг к другу и крепко обнявшись. Завтра Билл позвонит в Германию и попросит друзей найти девушку. Он уже знает кому. У него есть пять дней до возвращения домой и еще полторы недели, чтобы найти и привезти ее в Германию. Он уговорит ее. Из шкуры вон вылезет, но уговорит. Уж лучше Луиза, чем этот князь, из-за которого его брат сходит с ума по ночам и едва не спился. А он ее уговорит. Билл Каулитц уговорит кого угодно, если очень захочет. И никаких встреч с Берти. Фу, даже имя пидористическое! Бетти!
Глава 21.

На утро Билл понял, что не может нормально шевелить головой — покусанная братом шея кошмарно болела. К шее добавлялась спина, которую Том изодрал до крови, отчего на белой простыне остались бурые пятна. Сам же Том выглядел так, словно неделю бухал без остановки, взгляд тяжелый, лицо хмурое. Билл еще несколько часов назад дал себе обещание, что уйдет из его номера до того, как близнец проснется. Он боялся, что утром брат закатит скандал, когда обнаружит в своей постели незваного гостя. Но, проснувшись одновременно от настойчивого стука в дверь, Том лишь бросил короткое: «Спи», — и, в чем был, впустил визитера.
— Опять напился? — выругался Йост. — Том, какого черта? У нас фотосессия через три часа, а ты с оплывшей мордой! Мне что, приставить к каждому по охраннику? Я это сделаю! Достали вы меня!
— Я не пил, — буркнул Том и вернулся в кровать к брату под бок.
Дэвид ошарашено уставился на две одинаково опухшие физиономии.
— Я не понял… — пробормотал он. — Вы знаете, что вам за это будет?
— Кретин! — задохнулся от негодования Том.
— Придурок! — подскочил в бешенстве Билл.
— Иди на хер! — злобно рявкнули близнецы в один хриплый голос.
— Какой на хер?! Вы себя в зеркало видели, уроды? — заорал Йост. — У вас интервью на телевиденье, выступление! Вы охренели? Значит так, если через час вы не будете нормально выглядеть, я вас обоих придушу. Лично!
Он ушел, громко хлопнув дверью.
Билл покосился на Тома, уткнувшегося ему носом в плечо:
— Я выгляжу так же плохо, как ты?
— Не знаю, но ты выглядишь безобразно.
— Черт… Что делать?
— Надо пойти в ванную, полежать в теплой воде с полотенцем на лице, потом принять контрастный душ, протереть морду кубиком льда, и будет все более-менее симпатично. По крайней мере, такая реанимация внешности обычно мне помогала.
— И часто ты ее себе устраиваешь?
— Когда как. Я даже знаю, как бороться с красными веками: или капли в глаза, или вату, смоченную в крепком чае, и полежать минут десять.
Билл прикинул, как часто по утрам Том заказывал в номер именно чай, хотя всегда был фанатом кофе. Выходило, что едва ли не каждый день. Хреново…
Оказавшись в своем номере, он закрыл дверь на замок и набрал номер старого доброго папы Саки. Бывший телохранитель столько знал о них, что доверить такое конфиденциальное дело Билл мог только ему. К тому же у папы Саки были связи. После пустой десятиминутной болтовни о том, о сем, он наконец-то решился попросить.
— На самом деле я не просто так позвонил, — замялся Билл.
— Я уже понял. Выкладывай.
— Помнишь, мы в январе ездили на Мальдивы? Так вот, наш Том там девушку встретил, влюбился по уши и всячески жизнь мне отравлял.
— Это та, из-за которой потом полмира перегрызлось?
— Она самая. Мне надо найти ее.
Саки захохотал.
— А внеземной разум тебе не надо найти?
Билл надулся.
— Пожалуйста. У нас проблемы. Очень серьезные проблемы. Я из-за Луизы на острове очень сильно с ним поругался. Потом по пьяни трепанул друзьям про девчонку. А Рон своей подружке ночью поведал. Подружка оказалась журналистом. Ей — сенсация, а у меня с братом отношения к чертям полетели. Вроде бы сейчас налаживаются потихонечку, но тут есть и другая проблема. Его недавно опять бросили. Я не могу тебе всего рассказать, просто поверь, что для Тома это был сильнейший удар. Наверное, если бы его не бросили, он бы так и не подпустил меня к себе. Сейчас ему одиноко, я стараюсь его поддержать, быть рядом. Он очень болезненно переживает этот разрыв. А Луизу, я знаю, он любил. Мы говорили с ним вчера. Он бы хотел ее вернуть, но считает, что это бесполезное дело, она не вернется, потому что очень сильно на него обижена. Он ее невинности лишил, а я ему скандал закатил и потребовал ее бросить. Думаю, что он прав, она не захочет возвращаться, считает его сволочью. А я хочу с ней поговорить. Чувствую, что если мне удастся уговорить ее простить брата, если она согласиться вернуться к нему, то и мои отношения с ним наладятся. Саки, это очень важно для меня и для него. Ты же волшебник, Саки.
— Билл, я не могу тебе ничего обещать.
— Вот! Мне уж нравится! Возьми ручку, запиши. Я знаю, ты волшебник. Ты все умеешь! Все сможешь! Найди ее, Саки.
Мужчина вздохнул.
— Диктуй, недоразумение.
— Мы с Томом отдыхали в The Beach House at Manafaru Maldives. Там на острове два отеля. Наш и ее. Как он называется, я не знаю.
— Гениально, — проворчал Саки. — Давай дальше.
— Она отдыхала в двухместном номере с теткой…
— Погоди, дай угадаю… Ты не знаешь, как ее зовут?
— Почему не знаю, знаю.
— Я про тетку.
— Тетку не знаю.
— Еще лучше.
— Девушку звали Мария Сьюзен Луиза. Фамилию не помню. Там была приставка фон. Она говорила, что ее дед из древнего аристократического рода, командовал танками на войне и вообще герой. И отец у нее какой-то там аристократ. Ей семнадцать или восемнадцать лет. Живет в Италии, в Риме, занимается спортивными танцами, учится в академии не то художеств, не то художественной академии. Это все, что я про нее знаю.
— А главное, информации ноль. Итак, что мы имеем. Название твоего отеля. Сложное имя девушки без фамилии, и то, что она живет в Риме. И ты хочешь, чтобы я ее нашел?
— Я в тебя верю.
— Зря.
— Саки.
— Билл, здесь нет информации, по которой бы я мог ее найти, а у меня нет таких связей, чтобы по твоей информации найти эту девушку.
— Ну, Саки…
— Можешь не уговаривать.
— Ну, Саки… Ты же волшебник, Саки.
— Билл, ты же знаешь, твои штучки на меня не действуют.
— Саки, мне больше не к кому обратиться, а ты самый настоящий волшебник! Практически фея, Саки. Не ради меня, ради Тома. Он загибается, правда. Только ты можешь его спасти. Саки, я буду твоим вечным должником.
— Билл…
— Всё! Кто-то стучит! Это Том! Я очень рассчитываю на тебя! Жду звонка! — и отсоединился. Хитро прищурился, глядя на себя в зеркало. Саки найдет. Саки обязательно найдет Луизу.
Реанимация внешности и волшебная кисть стилиста — и через два часа Билл был как новенький. Том выглядел похуже, но в целом гораздо приличнее, чем с утра. Шею Билл замаскировал водолазкой с высоким горлом, и дополнительно прикрыл металлическим шарфиком — подарком какого-то дизайнера после очередной фотосессии.
Они блистали на интервью, хохмили и играли, как это всегда было до ссоры. Осторожно издевались над чернокожей ведущей, которая задавала осточертевшие за несколько лет одни и те же вопросы. Билл с улыбкой наблюдал за братом, морщил носик, когда тот отмачивал уж что-то совсем неприличное.
А концерт он посвятил ему. Он пел для него, крутился вокруг него, прислонялся к его спине и опирался на его плечо. А Том для него играл. Он знал, что сегодня Том играет только для него. Знал и бросал на брата полные нежности взгляды. Пусть те, в зале, думают всё, что хотят. Ему все равно. Он любит его, он все сделает для него, для самого близкого и родного человека на свете.
Вечером, когда они наконец-то вернулись в отель, Том покрутился в комнате Билла и куда-то тихо улизнул. Билл не переживал и не беспокоился — на душе безмятежно, а значит, и с Томом все хорошо, его настроение спокойное и легкое — он чувствовал его сейчас, как никогда хорошо. Он валялся на кровати, смотрел телевизор и лениво терзал пиццу.
Ближе к полуночи к нему пожаловали гости. Друзья о чем-то ожесточенно спорили, и, для полного счастья и разрешения конфликта, им требовалось авторитетное мнение Билла.
— Вот многие утверждают, что близнецы — это одно целое, — откуда-то издалека начал Георг. Густав многозначительно кивнул. — Что вы думаете одинаково, говорите одинаковые фразы, у вас одинаковые предпочтения, вкусы… Ну ты понял.
— Гео, ты знаешь нас столько лет, что мне от тебя сейчас это очень странно слышать, — не улавливал основной мысли Билл.
— Это я тебя подвожу к вопросу. Так вот. Мы тут с Густавом были в «Старбаксе» и вычитали там в журнале, что если… Билл, ты только это… Мы вообще… Без задних мыслей… Мы вычитали, что если один близнец голубой, то и второй будет то же голубым, и что инцест для близнецов — это что-то совершенно естественное.
Билл округлил глаза и приоткрыл рот.
В следующую секунду он сделал глубокий вдох, чтобы через мгновение разразиться витиеватой матной тирадой, вспоминая всех родственников Георга до пятого колена последними словами.
— Стой!!! — подскочил Густав. — Мы же не про тебя говорим! Не про вас! Мы вообще говорим!
— Да-да-да! — замахал руками Георг. — Не про вас! Просто хочется узнать, что ты об этом думаешь.
— Я думаю, что это безобразно! — набычился Билл. — Мы с самой первой секунды вместе. Для меня Том — это часть меня, как моя рука или нога! У вас же не встает на собственные ноги или руки? Для вас естественно трогать себя за ляжки и за пальцы, и никаких пошлых мыслей не возникает? Для меня Том — это что-то такое же естественное, без чего я буду чувствовать себя ущербным. Он — половина меня. А это… — он осторожно кивнул за плечо. — Ему ночью плохо было. Я держал его, чтобы он в истерике не убился. Я и ночевал у него, боялся, что он с собой что-нибудь сделает.
— Надо было вызвать врача, — тихо произнес Густав.
— Разве что психиатра… Это не физическое. Это еще с тех пор… А с чего вы вообще о голубых заговорили? И почему, если один близнец гей, то и второй должен быть геем?
— В статье было написано, что сексуальные предпочтения у близнецов одинаковые.
— У меня девушка есть, — стыдливо опустил глаза Билл, заливаясь краской. — Мы три года вместе. И Том у нас по девушкам все больше… Вы же знаете.
— Про Тома мы знаем, — кивнул Густав. — А еще мы про князя знаем. И вообще про него много, кто знает.
— А они сейчас сидят в «Старбаксе», — с металлом в голосе говорил Георг. — Князь держит его за руки и заглядывает в глаза. А если бы ты видел ту улыбку… Он, по-моему, в уме уже все позы перебрал, в которых нашего Томми перетрахает в ближайшем будущем.
— Еще он ему по запястью постучал. Это типично гейский жест, приглашающий к сексу. Билл, здесь папарацци… Мы уважаем его выбор, но… Сам понимаешь…
— Твою мать, — процедил сквозь зубы Билл. — Он еще в Модене до него домогался. — Начал быстро собираться. — Убью, скотину.
— Мне пойти с тобой? — предложил Георг.
— Нет, считай, что это семейные разборки, — обмотал шарф вокруг шеи.
Теперь все понятно, думал Билл, быстрым шагом идя к кафе, откуда у него такая реакция на Юри. Том любит его, они были близки, и сейчас Билл испытывает к парню такие же чувства, что и брат, — желание. Нет, ну губы там действительно такие, что грех на них не пялиться. Да и сексом от князя прет за километр. Он просто ходячий секс, словно кричит — бери меня и трахай. Но что же Том-то так палится? Вот идиот же! Если уж их ребята пропалили, то, не дай бог, другие выследят. Идиот влюбленный! Только вчера ночью рыдал, а сейчас уже всё — вот он я, люби меня… От жопы отлегло? Около двери он остановился. Нельзя закатывать истерики. Он уважает выбор брата. Что же Франк оказался таким дундуком и не прирезал его, а? Почему пожалел?
Они сидели плечо к плечу на рыжем кожаном диванчике и о чем-то говорили, наклоняясь друг к другу. Том улыбался, но смотрел перед собой. А Юрген распинался, что-то рассказывал, махал одной рукой, вторая заведена за спину Тома. Билл почувствовал укол ревности. Брат напялил Биллову новую футболку (теперь понятно, что ему надо было в его номере), дреды распущены, по паре передних заведены на затылок и завязаны узлом, чтобы остальные не мешались. Красивый до такой степени, что Билл непроизвольно возгордился — у него удивительно шикарный близнец. Он надел на лицо улыбку и направился к столику, по дороге захватив стул.
— Приятно видеть тебя, — произнес как можно доброжелательней, садясь на стул верхом и положив локти на спинку.
— Будешь что-нибудь пить? Заказать тебе кофе с пирожным? — одарил его томным взглядом Юри-Юрген-Берти.
— Да, пожалуй, чай бы я выпил. Можно и с пирожным. Как твое ранение? Франк не сильно тебе шкурку попортил?
Юрген улыбнулся. Холодно. В глазах возникли льдинки.
Что, не нравится упоминание любовника при Томе?
— Говорят, что он хотел поехать с тобой, но ему не дали визу? — наивно хлопал ресничками Билл.
— Да, я тоже расстроился. Из-за ранения я теперь не смогу выступать еще пару месяцев точно. А отсутствие Франко мне вполне компенсирует Том. Если бы я знал раньше, что вы в Америке, то мы бы виделись чаще.
— Мне бы не хотелось, чтобы твой Франко убил в припадке ревности моего Тома. И мне бы не хотелось, Том, чтобы завтра весь мир облетела новость с фотографиями, как вы тут милуетесь, — жестко ответил Билл.
— Все в порядке, — устало отозвался близнец. — Мы просто болтаем.
— Да, вы просто болтаете, — грустно кивнул Билл, вспомнив дурацкие вопросы Георга и Густава. Просто болтают, держась за ручки… — Вы где ночевать будете?
Вопрос, судя по всему, князя шокировал. Брат захихикал. Что-то прошептал Юри в ухо.
— Тебе какая разница? — веселился Том.
— Одна дает, другая дразнится, — пробормотал Билл зло. — Просто надо будет отследить, чтобы Йост вас не запалил.
Неожиданно Юрген обнял Тома за плечи, прижал к себе и пристально посмотрел в глаза. Поцеловал в уголок губ. Туда, где колечко пирсинга уже несколько минут ходит из стороны в сторону, даже Билл загляделся.
— Мы с моим маленьким Томми, сначала пойдем гулять по ночному городу. Потом оторвемся на какой-нибудь дискотеке, а затем… — Он посмотрел на Тома так, словно прямо сейчас готов вставить. Том в ответ состроил умильную мордашку. — Я думаю, у нас будет чудесная ночь. Томми в последнее время хандрит, а мне бы хотелось, чтобы он улыбался. Знаешь, когда он улыбается, на душе теплее становится. Я бы хотел быть Биллом, я бы очень хотел, чтобы у меня был такой брат.
— Твинцест не одобряется обществом, — с интонацией следователя по особо важным делам сообщил Билл. — Так что ему повезло, что у него в братьях я, а не ты.
Глаза Юри смеялись, но он очень старался удержать лицо серьезным.
— Мне кажется, что ты уделяешь ему мало внимания. Если бы я был его братом…
— Если бы я был на твоем месте, то оставил бы моего брата в покое, — Билл поднялся. — Но так как каждый из нас на своем месте, то, Том, кинь мне смс, где будешь ночевать, чтобы я не волновался, и пользуйся презервативами. Вероятность подцепить СПИД и гепатит В среди наркоманов и геев гораздо выше, чем среди людей традиционной ориентации.
— Господи, — захлопал ресницами Юри, заламывая ручку. — Почему ты не моя мама, а еще лучше папа? Я б на тебя молился.
— На брата лучше моего молись, — бросил Билл, поморщившись. — Том, я тебя прошу, кинь мне смс, чтобы я не скакал по городу с выпученными глазами. До завтра.
— Билл, — остановил его князь. — Не уходи. Оставайся с нами. Я, правда, хотел показать Тому город. Ты не будешь лишним. Обещаю, нам будет весело.
— Спасибо, Берти, но я уже как-то сходил с одной милой девушкой на экскурсию по городу Мале. Не хочу еще раз испортить наши с братом отношения. Слишком долго и тяжело их потом восстанавливать. Береги его, пожалуйста. — Повернулся к Тому: — Смс. Папарацци. Не забудь. — И ушел.
Он медленно брел по ночному городу и думал. Не было сейчас в глазах брата счастья, которое было раньше, которое он видел с Луизой, которое было потом. Все, что угодно, но не счастье, не влюбленность, не обожание… Том какой-то замороженный сидел. Да, общался. Да, шутил. Да, шевелился. И всё равно Билл чувствовал, что это не то, как будто у него сердце вырвали — рана все еще кровоточит и сильно болит, но он старается держаться. Том улыбался их перепалке с князем. Не суетился, как перед Луизой, не пресекал, а именно наблюдал и улыбался. Не было в глазах той ревности, того желания казаться лучше. Биллу даже на мгновение показалось, что Тому все равно. А когда парень обнял его и поцеловал, Том не обхватил его в ответ, не ответил на поцелуй, просто смеялся, позволяя себя тискать. Стеснялся? Наверное… Было неловко? Возможно… Стыдно? Скорее всего. Одно Билл знал точно — он чертовски устал и хочет спать. А за Томом он понаблюдает на свежую голову… И поможет ему. Обязательно поможет. Лишь бы Саки не подвел.
Билл крутился в постели и никак не мог заснуть. Все телефоны лежали рядом, все заряжены, все включены. Уже час прошел, а Том так и не позвонил, не написал… Ничего… Ну вот почему он такая сука, а? Ну ведь попросил же по-человечески. Опять началось? Вроде бы ничего плохого сегодня Билл не делал, не говорил, вчерашняя истерика их сблизила окончательно, и если Том еще не до конца ему доверяет, то это дело времени. Причем ближайшего будущего. Он пока так и не добавил его в дневник, Билл был не уверен, что разблокировал и в почте. Не знал он и о паролях. Можно было логически просчитать его, чтобы вскрыть все его «уединенные местечки», но он не хотел, хотел, чтобы Том сам, своими руками вернул его везде, без напоминаний. И когда это случится, значит теперь Том с ним на сто процентов. Билл подождет. И смс тоже подождет. Том напишет…
В тишине раздался подозрительный шорох. Мышь? — испугался Билл. Прислушался. Офигеть вообще. В Европе они останавливались в отелях пять звезд, несколько раз их селили в замках. В Америке финансовые возможности поскромнее, поэтому их размещают в обычных номерах простеньких гостиниц, хорошо если в четыре звездочки. Блин, а тут мыши! Нет, мышей как таковых он не боялся. Но они же могут вещи испортить!
Опять шорох… А если это крысы? А вот крысы они могут и на человека напасть… Нос отгрызть… Почему-то он тут же вспомнил рассказ одного из друзей про ручную крысу, которая умела открывать клетку, вылезала из нее, приходила к другу, раздвигала лапками губы и облизывала зубы — его слюна для нее была прекраснейшим деликатесом.
Шорох… Явно разумный… От двери? Поклонницы? Твою мать… Лучше крысы!
Билл включил ночник, нашел спортивные штаны, натянул их и пошел открывать. Хоть бы крысы! Хоть бы крысы…
Приоткрыл дверь.
Том. Улыбается.
— Я вернулся. Все в порядке, — сказал очень тихо, почти шепотом.
— А князь? — расплылся в улыбке Билл.
— Берти к себе поехал. Мы еще немного посидели, а потом меня его телохранители до гостиницы подвезли. А насчет папарацци — там в кафе охранников пять штук сидело, а с улицы нас было не видно. Они четко следили, чтобы в нашу сторону не было повернуто ни одного объектива и мобильного телефона. Берти угрожали последние несколько месяцев. Это не Франк его ранил. Франк был тем, кто не дал ему умереть в Модене. Только пока полицейские разобрались со всем, его на всякий случай арестовали и сделали главным подозреваемым.
— Ты так спокойно о нем говоришь, — покачал он головой.
Том пожал плечами.
— Я спать пойду, хорошо?
— Спокойной ночи, Том.
— Спасибо тебе, Билл.
— За что?
— Просто так.
Билл проследил, чтобы брат дошел до двери напротив без приключений. Запер свою дверь. И заснул, едва оказавшись в горизонтальном положении. Во сне он улыбался. Во сне он был очень счастлив.

0

12

Глава 22.

— А еще, помнишь, — заговорщицки шептал Билл Тому в самолете. — Я на тебя косился?
— Да ты вообще скотина! — зашипел близнец. — Ты зачем подглядывал?
— Ну я ж сказал, что случайно, — наивно опустил глазки он. И тут же снова оживился: — Я видел как ты ее… Ну… Ну… — покраснел и сжал губы в скрытой улыбке.
— Ну?
— Ну это… Там… — Билл сидел пунцовый, но довести мысль до конца отчаянно стеснялся.
— Билл! — шикнул Том на него с укоризной. — Трахал?
— Дурак! Нет же!
— А я красивый во время секса?
— Очень.
— Врешь!
— Правда! Очень красивый. Гибкий. Мышцы напряжены все. Очень-очень красивый.
— Ну? Что там?
— Лизал… — выдавил он так, словно языка во рту не было и пришлось слово как-то изображать звуками.
— Тьфу! — прыснул Том в кулачок. — И?
— И я попробовал тоже. Сначала противно было. Я вообще не понимал, как ты ходишь с таким ртом. Фуууу… А потом решил, что если тебе нравится, то и мне должно нравиться.
— Идиот, — простонал он, закатываясь от смеха.
— А она какая на вкус?
— Сладкая, — Том произнес это очень ласково и мечтательно.
— Странно… — растерялся Билл. — А Адель соленая… А отчего это зависит?
Том взвыл, поджимая ноги и размазывая по лицу слезы от хохота.
— Не, ну кончай ржать-то, — обиделся он и двинул брату локтем по ребрам.
Старший через пару минут кое-как справился с приступом гогота и постарался сделать серьезное лицо.
— Это зависит от индивидуальных особенностей человека и того, что он ел. Ты тоже на вкус всегда разный. От пива и водки — горький. От ананаса и апельсинов — сладкий. Ей понравилось?
— Думаю, она не успела понять, что я собрался делать, потому что в последний момент я струсил и перешел к более привычному для себя сексу.
Том опять захихикал.
— Тут все зависит от того, насколько ты любишь человека, — доверительно шептал он ему в ухо, обжигая мочку дыханием. — Мне хотелось, чтобы Луизе было очень приятно. Я в нашу первую ночь ласкал ее так, как никого не ласкал до этого. Я сам получал удовольствие. И еще мне хотелось понравиться. И… я не знаю… Ну это такой волнительный шаг был для нас.
— А ты хотел бы быть с ней? — на выдохе спросил Билл. Замер.
— Я был бы счастлив быть с ней… Но… — он помрачнел. На мгновение Биллу показалось, что ему больно. Он даже почувствовал, как в душе брата заворочался какой-то клубок, словно просыпался тщательно убаюканный дракон.
— Знаешь, о чем я мечтаю? — Билл тут же начал переключать его с грустных мыслей. — Я хочу, чтобы ты, я, Адель и Луиза пошли в одно прекрасное местечко… Там такие чилл-ауты… мммм… закачаешься! Представляешь, зеркала на потолке, на стенах. Помещение, вот где мы были с Адель, сделано, как будто спальня средневекового короля… Боже! Я так никогда в жизни не трахался!
— Правильно, брат чуть ласты не склеил, а он по чилл-аутам сиськи мял, — ухмыльнулся Том, следя за реакцией.
— Давай не будем, — резко отозвался Билл. — И вообще, ты меня на князя своего променял. Что же он не побеспокоился, когда ты от него вернулся мокрый до трусов? Я смотрел погоду, в Италии шли дожди в тот день.
— Я уже в Сербии промок до трусов. Мне пришлось три квартала бежать под ливнем, чтобы успеть на концерт, потому что мы тупо простояли в пробке без каких-либо перспектив на движение минут сорок. Берти тут ни при чем. Из Италии я улетел сухой. Ну… Почти… сухой… У меня просто не было другой одежды, чтобы переодеться…
— Все равно могли позвонить, — проворчал Билл, насупившись.
— После того, как ты мне вместо еды купил дисков и бросил в полубреду одного…
— Между прочим, я тебе еще конфет купил. Твоих любимых.
— Вот уж точно, твою мать, обожраться можно! Хочешь диски грызи, хочешь конфеты соси! Буду знать. В следующий раз, когда тебе придет в голову словить солнечный удар, буду лечить тебя тем же способом — куплю тебе фильмов и сосалок, а сам свалю трахаться.
— Я спрашивал тебя, хочешь ли ты, чтобы я остался.
— А я просил тебя не уезжать с самого начала. Но ты же решил. Как большой. Сам. В Берлин. Вот и вали!
— Вот и свалю!
— Проваливай!
— И провалю!
Они каждый обиженно отвернулись. Надулись. Билл принялся методично закидывать в рот конфетки. Томовы любимые. Которые он перед вылетом специально купил для брата.
— Кстати, спасибо, фильмы были хорошими, — минут через пять буркнул Том. — Я их потом в больнице посмотрел.
Билл промолчал. Хотелось что-то сказать едкого, но Том был прав — он не имел права оставлять его одного в таком состоянии.
— Я скучал по тебе, — наконец-то отважился он открыть рот. — Представляешь, Адель заметила, что…
— Две зубных щетки?
— И твой шампунь и воск для дред…
— И маски для волос…
— И станок… Ты заедешь ко мне?
— За вещами?
— А Адель?
— Да. Как-нибудь заеду.
Словно удар поддых. Билл сжал зубы, чтобы не вскрикнуть от боли.
— Ты не так понял… — принялся оправдываться. — Просто она живет сейчас в той квартире. Там оплачено за полгода вперед, это лучше, чем в общежитии. А я… Вы были правы, в Берлине я слишком оторван от группы. Вот даже твою болезнь пропустил…
— Билл, если тебе хорошо с ней, то не вижу смысла прекращать ваши отношения только потому, что я привык видеть тебя рядом. Живи в Берлине. Будем ездить друг к другу в гости.
— Я домой хочу.
— Не надо приносить себя в жертву. Живи с Адель. Ты потом не простишь мне этого.
— А ты...
— Главное, чтобы тебе было хорошо.
— А ты… простил?
— Я постарался понять.
Билл затряс головой, запустив пальцы в волосы, забормотал тихо, сжимаясь:
— Я не хочу… Я тебе больше не нужен… Тебе нужен только он, да? А я… Я останусь в Берлине… Я уеду в какую-нибудь Гвадалахару…
— Не уедешь, — обнял его Том.
— Почему?
— Во-первых, ты не знаешь, как это слово пишется. А, во-вторых, ты не знаешь, где она находится. Куда ты пойдешь подавать документы? В какую страну? И, в-третьих, кто тебя, дурака, так далеко одного отпустит? В Берлине хоть Адель за тобой приглядывала, в туре — я, а в Гвадалахаре ты на фиг никому не нужен. Ты ж готовить не умеешь, языка не знаешь, вечно чем-нибудь норовишь заболеть, а то, как ты предпочитаешь лечиться… Дешевле тебя тут потерпеть, чем оттуда твое мертвое тело переправлять.
— Сволочь ты.
— Я знаю.
Гамбург не принимал. Поэтому, проведя в воздухе лишний час, они вскоре приземлились в Берлине. Чувство эйфории захлестнуло с головой. Все выходили из самолета возбужденные, радостные, сумасшедшие и слегка усталые. Последние формальности на таможне. Собрать весь багаж на ленте…
— Сейчас подадут машины, — подошел Тоби. — Дьявол, это лишних четыре часа в пути…
— Три… — зевнул Густав.
— Четыре. Там какой-то катаклизм образовался. Ураган, говорят, ливень, все деревья в городе повырывало.
— К нашему приезду рассосется, — оптимистично улыбался Георг. — Зато Биллу как повезло! Может, в гости к нему нагрянем всей толпой?
— Ну к черту! — замахал руками Густав. — Домой хочу.
— И я… И я… — раздались голоса.
— В другой раз, — резюмировал Тоби, с улыбкой наблюдая, как близнецы не могут распределить багаж по тележкам. Еще немного, и они окончательно передерутся. — Пойду, помогу, пока мы не лишились солиста.
— Скорей уж гитариста, — хихикнул Йост. — Его за патлы таскать удобнее. Оставь их. С ними связываться — себе дороже.
Парни захохотали, вспомнив, как Том красивым хуком справа отправил продюсера в полет через всю комнату.
— Мы едем ко мне, — радостно подскочил к коллегам Билл.
— Мы — это кто? — решил уточнить Тоби.
— Я и Том. Хотите, поехали тоже. Буду рад вас видеть.
— Нет, мы тут посовещались и решили, что едем домой в Гамбург, — ответил за всех Йост.
— Как хотите, — не стал настаивать Билл.
— Ты за вещами или как? — как будто между делом, поинтересовался Георг.
Билл дернул плечом и покосился на Тома.
— Понятно, — по-доброму ухмыльнулся Дэвид. — В общем, отсыпайся и возвращайся. Нам не удобно, что ты так далеко. Про тебя сразу как-то забываешь.
— Я вам забуду, — заулыбался Билл. — Мы решили оставить только по одной сумке с вещами. Заберете остальные вещи, ладно?
— Интересный ты такой, — покачал головой Тоби.
— Ну, какой смысл нам их туда-сюда таскать, если все равно через пару дней переезжать?
— Не беспокойся! Заберем, — наступил Йост на ногу начальнику службы безопасности. — Отдыхайте и возвращайтесь.
— А Том в курсе, что он едет к тебе? — вдруг нахмурился Густав.
— Нет. И мы ему пока не скажем, — шкодливо улыбнулся Билл. — Тоби, мы договорились насчет вещей, да? Поможешь нам загрузиться? — подмигнул.
Телохранитель тяжко вздохнул и пошел следом за Биллом.
Конечно же, Том орал, когда понял, что они едут вовсе не в Гамбург, а к Биллу. Впрочем, с чего он решил, что Билл едет в Гамбург, для самого Билла так и осталось загадкой. Зато юный авантюрист светился от радости и строчил смс Адель, чтобы та подготовила для дорогого гостя комнату. Дорогой гость грозился выйти на ближайшем светофоре, вякал, что это похищение, и ему, брату, он этого никогда не простит. Но Билл знал — сытный ужин, теплая ванна с любимой солью и Томми будет белый и пушистый, как котенок. И он волновался. Очень волновался. А вдруг Тому не понравится? А вдруг, он не захочет остаться? А вдруг он около подъезда развернется и уйдет…
Том не ушел. Осмотрелся около подъезда, удовлетворенно кивнул, закинул сумку на плечо и пропустил Билла вперед.
— Тоооом! — повисла у него на шее Адель. — Я так рада! Когда Билл сказал, что ты приедешь, я все боялась, что в последний момент ты передумаешь и сбежишь!
— Билл меня так в машине посадил, что сбежать я мог только под колеса других автомобилей, — проворчал Том, обнимая девушку и целуя ее в щеку. — Как ты?
— Скучно. Такая квартира огромная… Я хотела подруг пригласить, но не отважилась. Тут везде вещи Билла, потом замучаешься с паломниками разбираться. Очень рада, что вы помирились. Я его тут, конечно, развлекала, как могла, но без тебя он медленно и верно загибался. А уж когда выяснилось, что ты еще и в больницу попал, Билл притащил в гостиную все три телевизора, чтобы не пропустить новости о тебе, засел в Интернете на каком-то форуме и заставлял меня тоннами скупать прессу, где твое имя упоминалась хотя бы вскользь. Я молчу про телефон, с которым он спал в обнимку. Ужас!
— Мог бы позвонить, — Том ходил по комнатам и рассматривал обстановку. Следом семенил Билл и шикал на подружку. Но Адель категорически не замечала его пламенных взглядов и продолжала тараторить.
— Не мог. Он боялся. Я его пару раз пыталась заставить, даже номер набирала, но ты ж знаешь Билла. Уперся рогом — и все тут. Ни в какую.
— Отговорки все это. А вы тут спите? — Том стоял на пороге спальни брата — комнаты явно более обжитой, чем другие. — Всё как у меня в комнате.
— В ванной тоже, как у вас в Гамбурге. И на кухне… И в той комнате, которую он сделал имени тебя для тебя, — улыбалась девушка, обвивая Билла сзади за талию и тыкаясь носом ему в плечо. Билл поцеловал ее в висок и потерся щекой. Она встала на цыпочки и шепнула ему на ухо нежно: — Я ужасно соскучилась.
— Я тоже, — улыбался он.
Потом они ужинали втроем. Билл рассказывал о гастролях, не столько тяжелых, сколько утомительных: если Европа для них была калейдоскопом нон-стоп, когда в глазах начинало рябить, то Америка больше походила на жвачку, которая все тянется-тянется-тянется… Не было того динамизма, зато монотонности было хоть отбавляй. Том рассказывал о концертах, фанатках, об их развлечениях. И ни словом не обмолвился о князе. Это радовало. Адель постоянно что-то спрашивала, перебивала и спорила. Билл мечтательно смотрел на них и довольно улыбался. И пусть он не чувствовал себя здесь как дома, но наличие рядом брата и любимой девушки делали любое чужое место почти родным.
Громкий беспокойный звонок вывел его из приятной задумчивости. Билл посмотрел на дисплей, и сердце заколотилось сильнее — Саки! Он схватил телефон и умчался в спальню — чтобы брат не подслушал.
— В общем, смотри, что мне удалось узнать, — перешел к делу Саки после обмена любезностями. — Записывай. У них есть резиденция в пригороде Рима и квартира в центре. Вилла Триджория находится в районе Триджория, Колль дель Пени под Римом. Там совсем рядышком, между городом и морем. И квартира находится в самом Риме рядом с площадью Венеции и фонтаном ди Треви на улице Сан Марчелло, дом 15. Точнее не скажу, сам спросишь. Луизу твою зовут Мария Сьюзен Луиза Мелатто фон Клейст. Фельдмаршал Пауль Людвиг Эвальд фон Клейст один из известнейших немецких военачальников, чучело ты необразованное. Ее прадед из баронского рода Клейст, в котором, что ни отпрыск, так исключительно будущий фельдмаршал. Так что у Тома губа не дура, знает, кого выбирать. У меня еще есть ее телефон, но я вот уже два дня не могу по нему дозвониться. Может, потеряла или поменяла. И, имей ввиду, ты теперь мой должник до конца своих дней. Я из-за тебя трое суток в пути провел и еще полдня объяснял администратору их отеля на Мальдивах, почему она должна дать мне координаты девушки. Расскажешь потом, как слетал, хорошо? Всё, отдыхай.
Билл, еле сдерживаясь, чтобы не заорать от счастья в голос, заскулил, принялся целовать листок с адресом Луизы и пританцовывать. Всё идет так, как он хочет! Он избавится от князя! Избавится! Сейчас главное Тома немного повернуть в сторону девушек, а потом окончательно добить Луизой. Вроде бы брат не против возобновить отношения, скучает по ней. Ничего, если переключить Тома на девушку, то про Юри он и не вспомнит. Надо заказать билет на Рим и подготовить близнеца к встрече, прощупать, настроить. Адель должна помочь. Да, без Адель ему не обойтись. Билл тщательно спрятал адрес и, сияющий, понесся в столовую.
— Адель, мы идем в тот клуб, куда ты меня водила в прошлый раз! — заявил он с порога. — Том хотел посмотреть на это чудо-место. И возьми с собой хорошенькую подружку, чтобы ему скучно не было.
— Я вообще-то спать собирался, — нахмурился Том.
Билл умоляюще глянул на девушку.
— Ой, да ладно, спать ты собрался! — подхватила она. — Потом выспишься! Собирайтесь, там сегодня чудесная программа.
— И кто выступает? — спросил Билл.
— Клевая группа! Тебе понравится. Пошли, Том, я тебя больше полугода не видела, а ты спать собрался. Посидим, выпьем, поболтаем. Пошли.
— Давайте завтра… — прохныкал Том. — Я ужасно устал. Меня беречь надо. Я после болезни.
— Завтра я не могу. Завтра я должен буду поспать хоть немного, потому что мне сегодня этого сделать не дадут, — аж пританцовывал от нетерпения Билл.
— Почему? — в один голос.
— Я послезавтра уезжаю в Рим! — не удержался он и показал друзьям клочок бумажки, свернутый в трубочку.
— Зачем? — подняла брови Адель.
— Зачем? — нахмурился Том.
— Том! Братишка! Всё хорошо! Я нашел ее! Понимаешь? Я ее нашел! Послезавтра рано утром я вылетаю в Рим. И вернусь к тебе с ней. Я буду не я, если не уговорю ее прилететь к тебе. Вы помиритесь. Боже, я так счастлив! — запрыгал, запрокидывая голову назад. — Я так счастлив! Долой всех этих Юри и Франко! Ты и она! Только так! А Юрген пусть…
— Билл! — подскочил Том. Взгляд суровый, ноздри раздуваются, кулаки сжались.
— Том, ты любишь ее! Я знаю, что ты ее очень любишь до сих пор. Я слышу, как у тебя голос меняется, когда ты о ней вспоминаешь. Я привезу ее, чего бы мне это не стоило. Привезу. Ты ведь нормальный, слышишь? Ты классный! Ты любишь ее, а она любит тебя. Я уверен! Она любит тебя. А Юри — это недоразумение, это ошибка, которая ничего не значит.
— Билл! — прошипел гневно Том. — Я с тобой поговорю. Потом. Дома.
— Стоп! Брейк! Успокойтесь! — Адель дернула Тома за футболку, вынуждая сесть. — Вот дома и будете ругаться, а у меня, чтоб сидели и сладко улыбались! Том, я не знаю, что задумал Билл, но, судя по его счастливому виду, это что-то очень хорошее для тебя.
— Да он… — попытался воскликнуть Том, но Адель закрыла ему рот ладонью.
— Тссс, ты правильно сказал — дома. Не кричи. Тихо. Вот вернетесь домой и поговорите. По душам. Как раньше. Сядете вместе на диван. Возьмете по бутылке пива и попкорн в большой миске. И поговорите. Ты будешь говорить и слушать Билла, а Билл будет говорить и слушать тебя. А сейчас мы идем в клуб. И никаких нет! Давай, вали отсюда переодеваться. И не вздумайте портить мне вечер. Я вам этого никогда не прощу.
Том, ворча и шаркая ногами, поплелся переодеваться. Ладно, все равно разница во времени даст о себе знать, а тут хоть время с пользой проведет.
Близнецы собирались долго. Так долго, что пока Том расслаблялся в ванной, Адель уронила Билла на кровать и… Сначала он решил, что можно позволить себе просто поласкаться и поцеловаться, потискать друг друга, подразнить, оставив секс на потом. Но разум давно возбудился от легких прикосновений, взглядов, полуулыбок и, как только телу представилась такая дивная возможность получить немного ласки, разум тут же сделал все возможное, чтобы ласками тело не ограничилось. Девушка оседлала его, языком ворвалась в рот, а потом принялась жадно зацеловывать губы, лицо, шею, уши, рукой пытаясь высвободить член из тесных штанов. Билл постанывал, мял груди, кусал соски, извивался под ней, сильно прижимаясь пахом к телу. Он взял ее быстро и жестко. Она закатывала глаза, кусала губы, зажимала рот рукой, чтобы не кричать от удовольствия, непроизвольно щипала его за бока и царапалась, сжимала бедра так, что, казалось, переломает ему все ребра. Билл сосредоточенно долбил, иногда рассеянно накрывал губы своими, тяжело дышал, уткнувшись в шею, вцеплялся в мочку зубами, совершенно не контролируя себя. По телу девушки прошла судорога. Она сдавленно замычала, вжалась в него. Из уголков глаз покатились слезинки. Билл словно только этого и ждал, тут же подхватил их языком и кончил с громким стоном. Упал на нее расслабленно, все еще лениво двигая бедрами. Адель крепко обняла его, удовлетворенно выдохнула.
Билл прислушался — вода шумит, значит, Том моется, то есть ничего не слышал. Он сполз с девушки и потянулся за сигаретами. Очень хотелось пить. Весь мокрый, липкий. Адель улыбалась.
— Ты с Томом помирился, теперь уедешь, да? — обняла его.
— Какой там?.. — вздохнул он, прикуривая. — Помирился… Все равно он общается со мной, когда ему надо, все равно стена, пусть прозрачная, стеклянная, но стена. Я хочу девушку ему привезти. Ту, из-за которой мы поругались. Вроде бы, он не против. Мне Саки ее адрес достал. Послезавтра утром улетаю в Италию. Хочу поговорить с ней. Том в нее был сильно влюблен. Может быть, если они помирятся, эту стену удастся разбить.
— Ты точно уверен, что он хочет этого?
— Да. Я заметил, что у него даже лицо меняется, когда он о ней говорит. Она действительно нужна ему. Он у нее первым был, и Луиза его сильно любила. Надеюсь, что смогу ее уговорить. Она хорошая, мягкая.
— Ты только не наседай на нее. Вину всю на себя бери, скажи, что только она спасет вас, на жалость дави больше. Если хорошая и мягкая, то сработает. Превозноси ее и опускай себя — и она с тобой на край света пойдет. А Том отходчивый…
— Угу, — выдохнул дым через ноздри. — Только с января в креативе, я для него пустое место. И сейчас, если б его не бросили два месяца назад, он бы в мою сторону и не посмотрел.
— Ты преувеличиваешь. Он так же, как и ты, сильно переживает вашу ссору. Просто у него какие-то свои причины… У него что-то серьезное произошло. Ты нужен ему. Он даже толком не улыбался сегодня… Шутил, хохмил, но не улыбался, это маска.
— Бросили его. А в Америке они опять встретились. Только Том какой-то… ну… никакой… Вроде бы и рад… А вроде бы и все равно… Это даже не обида… Это что-то другое. Не знаю, как объяснить. Это похоже на разочарование. — Билл пристально посмотрел на дверь и прислушался — вода шумит, Том не сможет подслушать. Зашептал: — Вот если бы я вдруг очень сильно влюбился и сменил ради него ориентацию, а он бы мной просто воспользовался, чтобы доказать кому-то другому, что он даже гетеро может геем сделать. И вот во мне бы тогда жил тот микс чувств разочарования, обиды, досады… Не знаю, понимаешь ли ты меня…
— Понимаю… Его использовали в какой-то игре, а потом выкинули. Наверное, тут еще очень чувство собственного достоинства пострадало. Том ведь очень мягкий внутри, а сейчас в нем словно солнце выключили. Я позвоню одной своей подружке. Ей можно доверять. Она на психолога учится, очень хорошая девушка, смешливая, хулиганистая. Может, разболтает его, а там по обстоятельствам будем действовать. Билл, езжай в Гамбург, не оставляй его одного.
— А ты?
— Мы три года с тобой любим друг друга на расстоянии. Я пока не готова к серьезным отношениям. Ты тоже. Нам хорошо вместе, но когда мы живем отдельно, когда соскучимся друг по другу. Давай, не будем портить нашу идиллию.
— Скажи… Только честно… Ты ведь встречалась с другими эти три года?
— Встречалась.
Он опустил глаза. Адель коснулась носом его щеки, провела им по губам, прикусила подбородок.
— Но спала я все это время только с тобой. Ты у меня первый и единственный. Любимый. — Положила голову на грудь.
Билл закрыл глаза и запустил пальцы в ее волосы. На губах застыла легкая улыбка. Любимый — переливалось на душе разноцветными капельками счастья…
Том не испытал никаких восторгов по поводу клуба, он даже пытался поругаться с администрацией, которая хотела отобрать у него мобильный и снять обувь. Впрочем, настроение брата оставляло желать лучшего, и они с Адель нянчились с ним, как с капризным ребенком. Девушку для Тома звали Дита. Она была натуральной блондинкой с желто-пшеничными волосами, ярко-синими глазами, нарисованными бровями и смешными конопушками на носу. Голос очень приятный, низкий и такой, что Билл невольно замолкал, стоило Дите открыть рот. Скорее всего, Адель проинструктировала подругу о правилах поведения с близнецами, и с Томом в частности, потому что буквально через час брат расслабился, присосался к кальяну и втирал дамам что-то очень умное, глупо хихикая. Билл тоже заметно повеселел, не скрываясь, строил глазки Адель, обнимал ее, целовал и шептал на ухо непристойности.
Непристойные шутки закончились грязными танцами, а потом и вовсе отменным нежным сексом. Билл словно наверстывал эти несколько недель, стараясь вылить на девушку всю скопившуюся страсть. Он бы вообще сейчас сгреб ее в охапку и поехал домой, чтобы там предаться разврату по полной программе, но вдруг Дите удастся раскрутить Тома на секс. Когда они вернулись через два часа оба удовлетворенные и с блеском в глазах, Том как раз напился до такого состояния, что стоять не мог уже даже в собственных фантазиях. Он довел девушку до слез и больного живота: бедняжка заливисто хохотала, махала ручками и ножками и заваливалась на парня. Том шкодливо щурился и счастливо лыбился, заплетающимся языком вещая что-то очень забавное. Доволен, и то слава богу.
Дотащив полужидкое тело близнеца до спальни, осторожно раздев его, похрапывающего, Билл заботливо расставил на сервировочном столике минералку, стакан и упаковку таблеток от похмелья. Посмотрел на безмятежное лицо брата, на приоткрытый рот, на растрепанные у корней дреды, нежно улыбнулся и накрыл его теплым одеялом. Пусть спит. Пусть отдыхает… А Билл пока займется другими, очень важными для организма делами.
Он выдохся окончательно к тому моменту, когда за окном уже во всю кипела жизнь. Адель, сложив на него голову, ногу и руку, сладко посапывала. Билл то ли от переутомления, то ли от разницы во времени, все никак не мог заснуть, лежал, пялился в потолок, обнимал девушку и мечтательно улыбался.
В комнату тихонечко вошел Том. Одетый. Полностью. Лицо такое, словно это вовсе не он несколько часов назад нажрался до невменяемого состояния, только глаза красные. Билл недоуменно уставился на брата, прикрывая наготу подруги одеялом.
— Я хочу умереть дома, — шепотом заявил он.
— Что случилось?
— Я домой хочу. У тебя тут классно, весело, девчонки клёвые, клуб шикарный, мне очень все понравилось. Но я соскучился по своему дому, по своей постели… Я уезжаю.
— Том? — недоуменно воскликнул Билл.
— Мне очень все понравилось: и комната, которую ты для меня сделал, и Адель — прелесть, и Дита эта… тоже понравилась… Но ты знаешь, что засыпать можно где угодно, а просыпаться лучше дома. Я очень соскучился по дому.
— Том… — обиделся он.
— Билл, я не хочу, чтобы ты оставлял Адель, хочу, чтобы ты был счастлив и не хочу поэтому, чтобы ты возвращался в Гамбург…
Он побледнел.
— Но дома мне очень тебя не хватает…
Сжал губы и закрыл глаза.
— Наш дом пустой без тебя. А это… — он обвел взглядом комнату. — Это не мой дом.
— Я обидел тебя чем-то? Тебя Дита обидела или Адель? Это из-за того разговора?
— Нет, вечер был чудесный, но очень хочется домой. Я буду ждать тебя дома. Ты просто помни, что у тебя есть дом, в котором тебя всегда очень ждут, а уж когда ты захочешь вернуться и захочешь ли — это твое дело, — Том улыбнулся, легонько щелкнул ему по носу и ушел.
Вот какой теперь сон?
Черт, как все сложно. Ладно, завтра он увидит Луизу. Завтра он поговорит с ней и привезет ее к Тому. Завтра… Завтра его жизнь круто изменится! Всё встанет на свои места, как и должно быть! Завтра… Скорей бы оно наступило.

0

13

Глава 23.

Мужчина старательно вывел печатными буквами транскрипцию итальянской фразы. Медленно прочитал вслух и протянул листок Биллу.
— У меня не получится. Какой сложный язык, — покосился парень на шпаргалку.
— Все получится, — улыбнулся знакомый. — Зато представь себе. Ты, иностранец, придешь к человеку в гости и произнесешь первую фразу на его родном языке. Тебя же никто не осмелиться прогнать. Это будет неуважением. Попробуй.
— Бэл джорно, — прочел Билл.
— Мягче! Бель джорно. Мягче… Вот как будто женщину по груди гладишь! Вот так же.
— А как вы думаете, мне куда лучше поехать: сначала в Рим, а потом в Триджорию или наоборот?
— До Рима я могу тебя подвести совершенно бесплатно, а вот до Триджории тебе придется взять такси. Поэтому, думаю, с экономической точки зрения, лучше сначала в Рим. Давай дальше.
— Пос-со вэ-дэ-рэ…
— Боже! Не гневи богов! Мягче! Помни о женских сиськах!
Синьор Лучано так же, как Билл, безумно боялся летать. Об этом он поведал попутчику в тот момент, когда самолет поехал на взлетную полосу. Тонкие пальцы впились в подлокотник, он занервничал и начал что-то бормотать на смеси итальянского и немецкого. Когда самолет оторвался от земли, а уши заложило, синьор Лучано пристал к Биллу с какими-то совершенно идиотскими вопросами. В другой ситуации, Билл бы послал его к черту, но сейчас он был рад, что может хоть как-то переключиться на болтовню несносного итальянца. Потом Билл поведал о том, что у него важная миссия и попросил мужчину обучить его нескольким фразам на итальянском. Лучано с радостью согласился помочь. Спустя полчаса парень понял, что не может запомнить и половины из предложенного Лучано приветствия, но было уже поздно — мужчина категорически отказался завершать обучение и поставил себе цель добиться произношения двух простейших фраз без какого-либо акцента вообще.
Через час Билл говорил на итальянском не хуже самого Лучано. Бегло, уверенно и так же певуче — «как будто гладил женские сиськи».
Они ехали по городу в маленькой японской машинке. Настолько маленькой, что длинные ноги Билла толком не помещались на заднем сидении. Про себя он усмехался — Саки или Тоби в такую машинку не влезли бы вообще, застряли бы. Хорошо, что он никого не взял из охранников, оделся очень скромно, спрятал волосы под кепкой, на голову натянул капюшон от куртки, а высокий длинный ворот олимпийки застегнул и поднял так, что один нос остался торчать, — зато его так никто не узнает и не привяжется. Всё, нет солиста известной группы, есть Билл. Просто Билл. Простой немецкий парень, который приехал по очень важному делу. Лучано что-то очень эмоционально вещал своему сыну-водителю, который был лет на пять старше самого Билла, тот не менее эмоционально ему отвечал, и со стороны казалось, что они крепко ссорятся и вот-вот подерутся. Лишь веселые смешки разряжали обстановку.
Они долго петляли по маленьким и узеньким улочкам, рискуя сбить стоящие на обочине ряды мотоциклов, ловко лавируя между зомбиобразными туристами. И наконец-то приехали! Высадив парня на площади Венеции и объяснив, куда идти, синьор Лучано с сыном благополучно отправились по своим делам, а Билл пошел искать дом 15 по улице Сан Марчелло.
Его, действительно, словно кто-то вел. Казалось, что он бывал здесь раньше, что знает эти улицы и эти повороты. На углу продаются жареные каштаны, а чуть дальше по параллельной улице толпами бродят туристы. Вон там школа… Дети высыпали на улицу. Стоят родители…
Желтый дом.
Табличка с номером.
Он прошел в небольшой дворик и остановился у первого подъезда. Принялся изучать список жильцов. Всего две семьи… Вот! Синьор Мелатто ф. Клейст… Ох, Саки! Какой же ты молодец!
Билл сосредоточенно собрал мысли воедино. По идее они должны быть тут или за городом. Скорее всего здесь. Учебный год не закончен, и у Луизы тренировки… Ну, ни пуха… Он утопил черную кнопку звонка.
— Sì?   — раздался в домофоне мужской голос.
— Bel giorno! Posso vedere Mary Susan Louise?  — с улыбкой, очень доброжелательно протараторил Билл, чувствуя, что сейчас от волнения грохнется в обморок.
— Mi dispiace, ma Louise qui non abita piu.
— Эээ, — растерялся он. Забормотал по-английски, припав к предполагаемому микрофону: — Я не понимаю. Мне нужна Луиза. Я специально приехал издалека, чтобы поговорить с ней. Пожалуйста, как мне ее найти? Помогите. Это очень важно. Это вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, мне очень надо ее найти.
Домофон отключился.
Билл смотрел на резное полотно, украшенное ручкой в виде головы льва. Чувствовал, как уходит земля из-под ног. Э, нет, так просто он не сдастся! Он найдет ее. Зря что ли он летел сюда через всю Европу! На кону судьба брата. И он не может проиграть.
Он еще раз позвонил, твердо решив настоять на аудиенции.
— Un momento , — отозвался дядька.
— Да я и два моменто могу подождать, — пробормотал Билл, когда домофон отключился. — Я даже три могу подождать. Был бы толк.
Через пару минут дверь открылась, и перед ним предстал мрачный невысокий мужчина с усталым взглядом.
— Bel giorno, рosso vedere Mary Susan Louise? — робко повторил Билл, пытаясь улыбнуться. Господи, хоть бы Лучано не научил его плохому. До него только что дошло, что мужчина мог научить его какой-нибудь сильно непристойной фразе, поэтому и синьор Мелатто фон Клейст (если, конечно, это он) так реагирует. — Простите, я не говорю по-итальянски, — на всякий случай подстраховался Билл по-английски. — Non… эээм… parlе… italiano?.. Не говорю, — добавил по-немецки, вспомнив, что Луиза сама достаточно сносно трепалась на его родном языке.
Мужчина еще больше помрачнел, кивнул и протянул сложенный пополам листок. Билл взял его, развернул. Адрес!
— Спасибо! Больше спасибо! — попятился он, почему-то раскланиваясь. — Grazie! Grande grazie!
Бегом выскочил на улицу и поднял руку, заметив желтую машину с шашечками.
Он передал таксисту адрес и откинулся назад. Опять волнуется. Что он ей сейчас скажет? Прогонит ли? Даст ли сказать? Билл будет настырным. Он будет очень настырным. Он сделает все, чтобы уговорить ее. Всё! Абсолютно всё!
— Вам нравится наш город? — неожиданно спросил водитель по-английски.
— Да, очень, — обрадовался Билл, что может немного отвлечься от своих панических мыслей.
— Вы замечали, что если слово Roma  прочитать наоборот, то получится Amor ? А еще его называют античный Рим — Roma attiko. Вслушайтесь! Roma-antico. Romantico. Город любви и романтики.
— Красиво, — улыбнулся он, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, а в голове суетливо бьется мыслишка — все получится, город любви и романтики, все получится. Она простит и поедет с ним. Город любви. Поедет.
Машина остановилась.
— Вам туда, — указал мужчина на ворота.
Билл расплатился и легко выпрыгнул из машины. Осмотрелся.
— Куда — туда? — ошарашено пялился он на ворота, за которыми виднелись надгробия. — Спятил он что ли?
Он внимательно прочитал записку.

Il cemeterio di Verano. Viale centrale. Linea 12. La tomba di famiglia v. Kleist.

Еще б понимать хоть что-то на итальянском…
Обратился к прохожему. По-английски не понимает, но опять указал в сторону кладбища. Билл по-немецки послал его в интимное место.
Еще одна милая синьора. И опять… Туда же…
Он стоял на площади и отказывался верить.
— Могу ли я вам помочь? — спросила молодая женщина по-английски.
— Да, — кивнул он. — Мне очень нужна помощь. Что здесь написано?
Она мельком глянула в записку:
— Кладбище Верано. Центральная аллея. Линия 12. Фамильный склеп фон Клейст.
Билл побледнел и пошатнулся.
— Вам плохо? — схватила она его за плечо.
— Вы даже не представляете, насколько…
— Вызвать скорую?
— Нет.
— Хотите, я помогу вам найти…
— Пожалуйста…
Она пошла вперед к воротам. Билл проследовал за ней. Постояла около схемы, изучая ее. Билл нервно курил, не в силах поднять глаза.
— Я узнаю у администрации. Подождите здесь, — усадила его на скамейку.
Он закурил еще одну. Все как в тумане. Такого не может быть. Ей же восемнадцати еще не исполнилось! Или только-только исполнилось… Идиотизм… Ошибка! Это какая-то ошибка…
Девушка появилась минут через десять. Билл как раз докурил третью сигарету. Поманила за собой. Он покорно поплелся следом, прикуривая четвертую…
Она уверенно прошла по широкой аллее мимо красивых статуй и каменных крестов почти до самого конца. Билл отчаянно разглядывал собственные кроссовки. Руки дрожали. Ошибка! Господи, пусть это будет ошибкой! Ну, пожалуйста, Господи, пусть это будет ошибкой! Все так хорошо складывалось… Словно вел кто-то…
Повернула налево и опять до конца.
Красивый памятник на импровизированной площади. Много фамилий. Братская могила.
Направо. Шагов сто.
— Кажется, нашла. Сейчас посмотрю, — обогнула небольшое строение с готической башенкой наверху, поросшей травой, похожей на осоку. Веерная пальма под каменным окном, в котором вырублен какой-то сюжет из Библии.
Пахнет смолой кипариса.
Птички щебечут.
Припекает.
Страшно…
— Сюда, идите сюда. Здесь закрыто, но не заперто.
Билл сделал над собой усилие и пошел на зов.
Над низкой дверью склонилось две женских фигуры. Лица скрыты капюшонами, головы низко опущены. Рядом стоят вазы с белоснежными цветами. Маленькие кустовые хризантемы. Пахнут. Тонко и горько. Над дверью каменный вазон, откуда свешивается какая-то пушистая трава с длинными, тонкими листьями. На двери католический крест и отходящие от него солнечные лучи.
Девушка с некоторым усилием толкнула дверь и та тяжело, но поддалась двумя половинками. Она осторожно вошла. Билл так тупо и стоял в метре от ступеней, прикуривая очередную сигарету…
Она зажгла свечи внутри.
Вышла на улицу, посмотрела на часы.
— Мне надо идти. Но если хотите, я могу остаться. Мне кажется, вам сейчас нельзя одному…
Билл не ответил.
Сигарета в руках дрожала.
Холодно как-то…
Страшно…
Этого не может быть… Ей же еще и восемнадцати не исполнилось… У него же все так хорошо получалось… Ему все помогали, словно вел кто-то незримый, дорогу освобождал…
Очень медленно зашел в склеп, буквально преодолевая какую-то мощную преграду.
Он увидел это сразу же: на полу в большой вазе стоят свежие белые розы, а на стене — мраморная табличка, на которой выбито золотыми буквами

Mary Susan Louise Melatto v. Kleist
1990 — 2008

Билл ошарашено смотрел на буквы. Дотронулся до них пальцем, словно не веря глазам. В груди и голове боролось несколько весьма противоречивых эмоций, начиная от обиды и заканчивая полным ступором.
— Что ж ты… — растерянно произнес, погладив камень. — Ты ж так меня подвела... Я к тебе специально приехал… Человек ради тебя на Мальдивы летал, администраторов уговаривал, связи поднимал, а ты… Как ты могла? Как ты могла так подло умереть такой молодой? Ты же меня подставила. Что я скажу Тому?..
Билл уперся лбом в табличку. Потом прижался к ней щекой и закусил губу. Хотелось кричать. Кричать так сильно, как только возможно. Но вместо этого он лишь прерывисто дышал, кусая губы. Хотелось бить кулаками по стенам, разбить здесь все. Но вместо этого он лишь сильнее вжимался в мрамор. Он настроил себя только на победу. Он последние сутки прокручивал в голове тысячу вариантов ее отказов и своих убедительных доводов. Он готов был отбить ее у парня. Он готов был ее уговаривать и брать измором до тех пор, пока она не согласиться поехать с ним. Он готов был взять все грехи мира на себя, лишь бы она вернулась к Тому. Любой компромисс. Любой каприз. Любая прихоть. Лишь бы вернулась. И что теперь ему делать? Что сказать Тому? Если бы брат не знал, что он поехал за Луизой в Рим, то Билл бы молчал, не вспоминал о ней никогда и заткнул бы любого, кто произнес бы ее имя при близнеце. Но Том знал. Знал и ждал его возвращения. С Луизой. Не об этом ли он хотел поговорить? Не это ли хотел сказать? Билл вспомнил, как во время истерики в Штатах Том сказал, что у него ничего не получится, он не сможет вернуть Луизу. Билл сполз на пол и закурил от ближайшей толстой свечи. Давай вспоминать… На Мальдивах он ставит брату условие, чтобы тот избавился от девушки. И Луиза каким-то загадочным образом из его жизни исчезла, но за это Том от него отвернулся, обиделся и не общался. А потом, видимо назло, завел себе не любовницу, а любовника, и жестко пресекал все попытки Билла влезть в свою жизнь. Но как он мог отшить девушку? Он ее неделю раскручивал на секс. А она же вся из себя такая правильная была… Он ее трахнул… И бросил… Твою мать… Потом этот скандал в Европе, где ее имя не полоскал разве что ленивый. Том тоже нес какую-то муть про баб, про очень большое количество баб, которых он трахал на отдыхе. А она ж правильная… Она же из приличной семьи… И они, получается, опозорили ее. Может быть, она забеременела? И тут Том про своих баб на весь мир… Нагулянная беременность — это такой позор для семьи. Билл обхватил голову руками и уткнулся носом в колени. Они довели ее до самоубийства. Они опозорили ее и довели до самоубийства. И если Том об этом узнает, конец всему. Его бросил князь. Бросил, наверное, так же, как Том бросил Луизу. Все сходится… Бумеранг… Карма… Том гуляет с девчонкой, трахает ее и бросает. Они позорят ее на весь мир. Потом у брата появляется любовник, который трахает его и бросает. Не дай бог, чтобы откуда-нибудь выплыла информация по этому. А сон? Том ведь бежал к Луизе, которая… Он задохнулся. …Которая превратилась в Хель. Хель звала его. Луиза… отомстит? Тома нельзя оставлять одного! Его бросил князь. Он постоянно пил в последнее время. И эти истерики. Как часто это с ним случалось? А вдруг однажды он не выдержит и вскроет себе вены?
— Я не знаю, зачем ты меня сюда привела, — тихо произнес Билл, глядя в бок, как если бы рядом с ним сидела Луиза. — Но я хочу… Я приехал, чтобы вернуть тебя, чтобы уговорить, убедить вернуться к брату. Я хотел извиниться перед тобой. И если ты хочешь забрать его у меня, то забирай и меня — это я виноват во всем. Мы близнецы. Мы не можем жить по одиночке. Я не знаю, что сказать сейчас. Мои слова ничего не значат в этом месте, ничего не вернешь, никак не исправишь. Том наказан за то, что прогнал тебя, — над ним жестоко посмеялись два гомика. Я наказан за то, что выставил ему условие — я или ты: брат больше не доверяет мне, между нами стена, которую я никак не могу сломать. Том любил тебя. Правда, любил. И то, что произошло… Прости меня. Не забирай его. Хель, пожалуйста, не забирай его. Я хотел все исправить… Я не знал, что так получится. Я был уверен, что ты простишь его, и вы будете вместе. Знаешь, еще несколько часов назад я мечтал, как мы вчетвером — я, Адель, Том и ты — поедем вместе отдыхать куда-нибудь на неделю. Я думал, как будет здорово, что в нашей квартире в Гамбурге появится девушка. Адель бы к нам приезжала… Мы бы ходили все вместе в клуб. А теперь я не знаю, что сказать брату, который ждет тебя. Если он узнает, что ты умерла, то это будет для него страшным ударом. Его предали. Он один. И твоя… Как ему сказать? У него депрессия. Он недавно чуть не умер, его еле спасли… А тут это… Почему ты не связалась с нами? Почему не нашла нас? Ты же знаешь, что мы бы помогли и решили все. Я ведь был совсем не против ваших отношений, просто обидно было, что Том всегда с тобой. Я не привык его ни с кем делить, понимаешь? Адель нас не делит. Адель — это плюсик в моей жизни. Мы с Томом не пять и пять, а десять с плюсиком. Я говорю бред, да? Но ты ведь понимаешь меня? Не забирай его, пожалуйста.
Билл еще долго сидел и бормотал какую-то несуразицу, выкуривая сигарету за сигаретой. Он рассказывал Луизе про Юри и Франко, про свои переживания, про отвернувшегося Тома, про то, как ему было плохо, про их ссоры и беды, про Берлин, который он ненавидит, про все свои мысли и надежды, которые он возлагал на эту поездку. По щекам текли слезы. Он хлюпал носом, рвано дышал и временами заикался. Он говорил с ней, как будто она сидит рядом, как будто она спрашивает, а он отвечает, как если бы он был у нее дома и просил вернуться. Говорил до тех пор, пока слезы не высохли, а на душе не стало немного легче, пока его не отпустило. Он обещал ей прийти завтра, перед отъездом, попрощаться. А еще он попросил ее беречь Тома, потому что Том — это всё, что у него есть. И он откуда-то знал, что так оно и будет. Наверное, Георг был прав: Хель — это не всегда смерть, иногда это гибель старого и рождение нового. Сейчас из склепа выходил другой Билл, новый.
Он абсолютно бесцельно шел по вечернему Риму, иногда останавливаясь, чтобы перекурить где-нибудь в укромном месте (не хотелось проблем с итальянским правосудием и штрафа в 500 евро). К концу подходила вторая пачка, во рту было противно, в голове туманно, в душе пусто. Надо снять номер в ближайшем отеле и лечь спать. Ничто так не восстанавливает мозговую деятельность, как крепкий сон. Дьявол! Дерьмо! Какое дерьмо! Что делать? Как сказать Тому? Что ему сказать? Если он вернется без Луизы, то Том будет считать его слабаком, который не может решить элементарной проблемы — уговорить девушку. Если он вернется без Луизы, то Том сам захочет поехать к ней. Поедет и всё узнает. Надо что-то сказать такого, чтобы брат за ней не поехал совершенно точно и при этом не думал, что Луиза его бросила. А именно так он все и воспримет — Биллу не удалось уговорить Луизу вернуться к Тому, стало быть он ей не нужен, не интересен, он ей неприятен, у нее кто-то есть, тот, кто лучше Тома. Как же все сложно… Как теперь выкрутиться из этой ситуации? Луиза должна жить! Черт побери! Она не имеет права умирать! Это бесчеловечно! Это отвратительно, в конце концов!
Перед сном, лежа в маленьком номере, больше похожем на кладовку в их квартире в Гамбурге, с окном, выходящим на выступ в стене в полуметре от самого окна, он пришел к выводу, что Саки мог ошибиться и найти не ту Луизу. Мало ли Луиз на свете? Может это одна из них? Да, пока он не увидит доказательств того, что это та самая Луиза, не успокоится.
За завтраком Билл придумал, как разузнать про девушку. Он отошел от шока и теперь был способен на нечто большее, чем глупые заламывания рук. Идея была простая и гениальная одновременно. Он попросит у мужчины для своего брата фотографию, скажет, что они с Луизой подружились в прошлом году в академии, встречались, потом его брат… Георг! …потом его брат Георг уехал в Германию, и сейчас бы хотел возобновить отношения хотя бы по переписке. Билл должен был передать от него привет и пригласить ее в кафе. Он выстроил целую соболезнующую речь, потренировал перед зеркалом скорбное лицо и печальный взгляд. В целом история выглядела более чем складно. Он решил не произносить имени Тома вообще. На всякий случай. Вдруг Луиза что-то говорила про них, и синьору Мелатто фон Клейсту будет неприятно видеть его в своем доме. А ему очень надо. Очень-очень. К тому же ее фотография — это доказательство для Тома того, что он действительно был у Луизы дома.
Он вылез из такси, покурил для успокоения и подошел к уже знакомой двери с головой льва вместо ручки. Позвонил, борясь с желанием удрать.
— Мне надо с вами поговорить, — произнес спокойно на немецком. Луиза говорила, что в их семье этот язык знают. Он помнит об этом.
Домофон запищал, пропуская его внутрь.
— Синьор Мелатто фон Клейст, — сказал Билл, переступив порог. — Мне очень жаль. Я не знал. Примите мои соболезнования. Для меня самого это такой удар, что… — замолчал, потупившись.
Мужчина молча смотрел на него очень тяжелым взглядом. Билл прогибался под ним, его раздавливало, размазывало по полу. Если бы не важное дело, он бы уже позорно сбежал отсюда.
— Мой старший брат Георг дружил с вашей дочерью, — начал он врать заикающимся голосом. — Они вместе учились. Потом мы с семьей переехали в Германию… Георг просил меня зайти к Луизе, передать привет… Я… зашел… Простите… Брат очень любил ее. Любит… Могу ли я просить вас об одолжении? Могли бы вы дать мне хотя бы одну ее фотографию и какую-нибудь безделушку. Игрушку… Вещь, которая принадлежала Луизе. Это очень важно. У брата ничего не осталось на память о ней… Пожалуйста, не откажите… Это очень важно. Пожалуйста…
Хозяин вздохнул, устало потер глаза, поморщился, как будто голова болит. Билл неожиданно понял, что тот на успокоительном. Скорее всего, еще и на снотворном или каких-то транквилизаторах. Движения замедленные, реакция вялая. Он апатично махнул рукой, приглашая гостя за собой.
Они шли через большую гостиную с камином, а у Билла подкашивались ноги — со стен на него смотрели фотографии Луизы и какой-то красивой женщины, угрюмый мужчина на них везде улыбался, обнимал дочь, целовал жену. Билл остановился, глядя на счастливые лица, а внутри все взрывалось и рушилось — последняя надежда на ошибку умирала в страшных муках. Это Луиза. Та самая Мэри Сью, над которой он издевался на Мальдивах, которую любил его брат и из-за которой они так сильно поссорились. Билл еще по дороге сюда думал, что может быть та табличка на кладбище — это способ увезти девушку подальше отсюда, избавить от позора семью… Но вид мужчины говорил красноречивее всех слов…
Они поднялись на второй этаж. На стенах на лестнице висели большие картины в дорогих тяжелых оправах — лихие военные и томные дамы в старинных платьях. Родственники? Центральная картина — семья Луизы: отец в парадной форме офицера, мать в длинном вечернем платье и Луиза в джинсах на низкой талии, кедах и коротком топе. Так смешно это смотрелось. Они улыбаются…
Он толкнул дверь. Пропустил Билла вперед, сам остался на пороге.
— Это ее комната. Здесь все так, как было тогда. Я ничего не трогал. Не могу… Вы посмотрите в шкафу на верхней полке, там должна быть коробка с фотографиями. И возьмите какую-нибудь вещь, которая вам понравится. Спасибо, что помните о моей дочери. Будете уходить, дверь захлопните. Удачи. — Его глаза болезненно блестели. Он прикрыл дверь, уходя.
Билл рассеянно кивнул, проглотив ком, обвел комнату взглядом и вздрогнул: со стены на него смотрел…Том. Рисунок. Акварель. Не очень похоже, но вполне узнаваемо. Красивый. Значит, она помнила о нем, думала… Билл совсем сник. Провел рукой по аккуратно заправленной кровати — какие сны ей снились, много ли она плакала из-за них, уткнувшись носом в подушку? На навесных полках стояли цветы и сидели игрушки. Большое зеркало и крема-склянки на старинном комоде, баллончики с лаком, какие-то женские побрякушки, шкатулка. Том! Его маленький, рыжий плюшевый Том. С таким же кулончиком — половинка сердца!
— Привет, — взял он игрушку и прижал к груди. — Я пришел за тобой. Можно я возьму тебя с собой? Твой близнец Том живет у нас. Тебе ведь страшно и одиноко, да? Мне тоже. Мне тоже очень страшно. Сейчас мы возьмем пару фотографий и поедем домой. Только к твоей хозяйке заедем. Я обещал ей. Я буду заботиться о тебе, не бойся. Если бы ты знал, как мне страшно…
Билл встал на цыпочки и снял с верхней полки шкафа-купе ближайшую большую коробку из-под обуви. Фотографии. Уселся на полу рассматривать их. В основном детские. С родителями. С родственниками. С подругами. С игрушками. Путешествия. Школа. Везде улыбается. Смешные хвостики. Строгая форма… Улыбается… Билл вспомнил, что на Мальдивах она тоже много улыбалась. Вспомнил ту сцену в кафе и ее взгляд… Дьявол! Надо было еще на острове всё сказать брату, а он психовал, внимание к себе привлекал. А Луиза… Она такая… Смешная… Он отложил несколько снимков в сторону. Как же ему сейчас плохо…
Убирая всё обратно, Билл потерял равновесие и едва не свалился со стула, выронив коробку. Фотографии рассыпались по всему шкафу. Он недовольно чертыхнулся. Начал торопливо собирать их, аккуратно укладывать рядами, как было. Какой-то конверт, невесть откуда взявшийся, в стройные ряды не влезал и портил весь вид. Решил положить его сверху. Потом посмотрел и понял, что, во-первых, никакого конверта в коробке раньше не было, а, во-вторых, он не видел его содержимого, а там явно снимки. Билл понимающе улыбнулся — у девочек свои секреты? Достал фотографии и едва успел поймать падающую челюсть — Том! Том на пляже в плавках. Том обнимает Луизу в каком-то ресторанчике. Том смеется. Том грустный. Том в постели, бедра едва прикрыты простыней. Несколько совместных фотографий в бунгало. Целуются. Ласкаются. Хулиганят. Вместе плескаются в джакузи…. голые… И везде у брата такой умильный нежный взгляд. Черт, он ее действительно любил. Очень сильно любил. Билл даже по изображениям видел и чувствовал это. С Юри такого взгляда не было, это что-то другое, что угодно, но не любовь. Тогда какого черта он так убивается? Голос… Он с Юри по телефону разговаривал влюбленным голосом. Может притворялся? А ее он любил… Билл тяжело вздохнул. И зачем Саки оказался таким умным и нашел ее? Билл аккуратно спрятал находку под ремень, прикрыл футболкой и толстовкой. Взял медведя. Вроде бы ничего не забыл. Можно ехать на кладбище, а потом в аэропорт. Кажется, впервые в жизни, Билл очень хотел, чтобы с его самолетом что-нибудь случилось. Он не мог вернуться к брату с дурными новостями. Нет Билла равно нет новостей равно Луиза жива. Какое, однако, хреновое равенство. Только если Том узнает, что к Биллу нет вдобавок и Луизы…
— Что это за цветы? — показал он пальцем на ведро с цветами, похожими на розы, но более нежными и без шипов.
— Лизиантус. Их дарят молодым девушкам, чтобы подчеркнуть их юность.
Билл кивнул и шевельнул пальцами — пойдет.
— А вот это? — указал на маленькие как бы лилии терракотового цвета.
— Альстромерия. Букет из альстромерий дарят активным общительным девушкам, которые много добились в жизни или у них грандиозные планы. Вы для какой девушки букет выбираете?
— Для мертвой.
Продавщица вздрогнула и замолчала. Она была единственной в этом ряду торговок, кто говорил на понятном Биллу английском.
— И вон то тоже… — ткнул в розово-фиолетовые ирисы с желтыми крапинками. — Сделайте большой красивый букет. Самый красивый.
Водитель не стал задавать лишних вопросов, не стал развлекать его и что-то рассказывать. Он терпеливо ждал, пока хмурый молодой человек купит букет цветов, чтобы потом отвезти его на кладбище Верано, там подождать и ехать в аэропорт. Всю дорогу Билл прижимал к груди медвежонка. Взгляд в никуда. Глаза влажные, красные. Сам апатичный.
Он быстро нашел склеп. Заметил, что дверь чуть приоткрыта. Вроде бы вчера он плотно закрыл створки? Зашел во внутрь. Пахло как в настоящей христианской церкви (почему-то в католической вместо свечей теперь зажигали лампочки…). Взял ближайшую свечу и обжегся пролившимся парафином. Когда неровное пламя нескольких свечей осветило небольшое помещение, он увидел, что кто-то поменял букет. Теперь вместо красивых роз в вазе стояла охапка веселых ромашек и мимозы. Билл посмотрел на свой букет. Аккуратно раздвинул ромашки и добавил принесенные цветы. Вышло очень красиво, легко и… весело. Он постарался улыбнуться.
— Обещаю, что буду приезжать к тебе. Не часто, но обязательно буду. И прости меня, но я не скажу Тому, что ты ушла. Я хочу, чтобы ты жила… Чтобы ты была живой… Он ничего не знает. А если он не знает, что тебя нет, то для него ты все такая же живая, как была, какой он запомнил тебя на Мальдивах, какой он любил тебя. И ты не верь ему, у него не было никого, когда он с тобой встречался. Честное слово. Он принадлежал только тебе. Любил только тебя. Говорил и думал только о тебе. Он всецело принадлежал только тебе. Я взял игрушку у тебя из комнаты и случайно нашел ваши фотографии. Это ведь ты выбила у меня коробку из рук, чтобы я свалился и обнаружил их, да? Я передам их Тому. А еще ты прекрасно рисуешь. Твой отец… Ему очень плохо без тебя… Я бы хотел ему помочь как-то, но не знаю как. Но я придумаю. Я обязательно что-нибудь придумаю. И с Томом я что-нибудь придумаю, ты не волнуйся. Мне бы Юри от него отвадить… Мне пора… Ты отца береги. Он мне совсем не понравился… Как-то вот ты совсем не подумавши… — Протяжно вздохнул: — Прощай.
Билл погасил свечи и плотно закрыл за собой створки. Закурил. К черту итальянское правосудие. Он за эти сутки выкурил больше сигарет, чем за весь американский тур. Что же сказать Тому? И самое неприятное во всем этом — они прекрасно знают, когда другой врет. Эх, Саки, Саки, зачем же ты ее нашел? Что теперь сказать брату, чтобы он поверил, что Луиза жива, но не мог никак с ней связаться? Задача не из легких… Он что-нибудь придумает… Обязательно придумает.

***

Таксист покосился на него весьма неодобрительно. Да и шутка ли: уже три часа он наматывал круги по Гамбургу, подъезжал к указанному адресу, стоял минут десять и вновь отправлялся в путешествие в никуда, чтобы через какое-то время вернуться обратно к тому самому дому. Билл Каулитц явно не горел никаким желанием покидать его теплый автомобиль и выметаться под дождь. Он сжался на заднем сидении, уставился в окно и лишь отдавал односложные приказы, куда ехать. Вот и сейчас они в пятый раз отъехали от подъезда и поехали «прямо».
— Герр Каулитц, — притормозил он. — Вы если не хотите туда идти, давайте я вас в отель отвезу, или в кафе какое-нибудь, или к друзьям. У меня смена закончилась час назад. Я вам ничего не говорю, потому что моя дочь ваша большая поклонница. Я даже не хочу брать с вас деньги за все эти катания по городу. Я даже готов вас возить вот так всю ночь совершенно бесплатно, но, боюсь, супруга мне не поверит.
— Я ей расписку напишу, — буркнул Билл.
— Хотите кофе? — улыбнулся мужчина.
Билл кивнул.
Они заехали в МакАвто. Водитель купил ему латте и вишневый пирожок. Себе взял апельсиновый сок и гамбургер.
— Вы обманываете жену?
— Бывает. Она ревнивая. Что-то случилось?
— Нет. Все хорошо.
— И поэтому вы не хотите идти домой?
— У меня плохие новости для брата. Поэтому я оттягиваю тот момент, когда надо переступить порог собственного дома и сказать ему об этом.
— Вы можете приехать домой завтра, а еще лучше послезавтра или через неделю. Уверен, через неделю ваши плохие новости покажутся ему сущим пустяком.
— Сомневаюсь. Он начнет меня искать, а так как он знает, куда я уехал, то… Эх… Отвезите меня домой.
— Да не вопрос.
В этот раз Билл пересилил себя и открыл дверь, выбрался из машины. Расплатился с таксистом. Оставил ему автограф для дочери. Поднялся к себе на этаж и заставил себя вставить ключ в замок.
В квартире царили тишина и темнота. Билл скинул кроссовки и куртку, прошел к себе в комнату, на ходу соображая, что спать ему не на чем — он увез отсюда все, даже подушки и одеяло. Черт… Вернулся домой называется…
Странно, но в его комнате был порядок, постель застелена и даже на письменном столе все было так, как если бы Билл жил дома и никуда не уезжал. Правда, шкаф остался непривычно пустым. В ванной все было так же, как всегда — две щетки, два станка, гель для бритья для чувствительной кожи, маски для лица, для волос, крема… Несколько полотенец на его вешалке. Билл подпер плечом стену и с грустной улыбкой посмотрел на все это — Том ждал. Ждал и скучал, так же, как Билл в Берлине скучал по Тому. А он так и не придумал ничего вразумительного.
На плите остывший ужин. Том отварил спагетти и сделал свой «фирменный» соус (обжарил немного фарша с луком и залил все кетчупом). Билл поковырялся в кастрюльке — есть не хотелось, но надо чем-то занять рот, чтобы голова не думала.
— Том, — постучал в комнату брата. — Я чай заварил. Посидишь со мной?
Близнец изучающе смотрел на него. По телевизору показывали Формулу-1. Том никогда не увлекался гонками, хотя погонять на картах очень любил. Не ответил.
Билл вернулся к своему чаю.
Том пришел минут через десять. Взял чашку, отвернулся к окну.
Билл долил себе еще кипятка и утопил чайный пакетик, который тут же принялся окрашивать воду в янтарный цвет. Он размешивал сахар, стуча ложкой по стенкам чашки, нервируя сам себя.
— Ты чего так уехал-то внезапно? — нарушил он затянувшуюся тишину.
— Не знаю. Проснулся и понял, что хочу домой и всё тут. Заказал билет на ближайший поезд и поехал. Ты надолго? Или проездом?
— Как скажешь. Если я буду тебе мешать, то могу уехать хоть сейчас. — Замолчал. Потом сказал едва слышно: — Я хочу, чтобы ты был счастлив. И если я тебе мешаю…
Том закурил, глядя в окно.
— Я привез тебе из Италии подарок — граппу. Давай выпьем?
Он принес тонкую длинную бутылку, достал из холодильника лед, поставил на стол фужеры.
— Том? — позвал тихо.
Брат сел напротив.
— За то, чтобы мы помирились… — быстро проговорил Билл, стукнул фужером о фужер и залпом выпил жидкость. Горло с непривычки обожгло сладковатым спиртом. Он распахнул рот, вытаращил глаза, из которых тут же полились слезы, и принялся махать руками.
Том пригубил, поморщился. Взял бутылку и начал изучать этикетку.
— Граппа Ризерва дель Фондаторе Паоло Берта. Жесть какая… Объем 0,7 литра. Производитель: Италия. Крепость: 40 процентов. Цена: 320 евро. Надо запомнить название. Вообще вкусно… потом… Но как-то слишком резко.
— Угу, — промычал Билл. — Неожиданно резко, я бы сказал.
Старший близнец закупорил бутылку и убрал ее в холодильник. Опять закурил.
— В общем, я вижу, ты не хочешь говорить…
— Хочу. Просто не знаю, с чего начать.
— Начни с начала.
— С начала… — потупился он и принялся мять зубочистку в руках. — Сначала я прилетел в Рим. Меня довезли до улицы Сан Марчелло, которая находится рядом с фонтаном ди Треви и площадью Венеции. Там я нашел дом Луизы. Желтый такой… Позвонил. Мне открыл дверь ее отец. Я сказал ему: «Bel giorno, рosso vedere Mary Susan Louise?» Меня этой фразе итальянец в самолете научил. В общем, попросил его позвать Луизу. Он говорит мне, что ее нету, она уехала в… забыл… В общем, она уехала по обмену со студентами в… Как же ее? Ну, в эту… Как же?.. А! …в Нагасаки… Там художественная школа. Да, уехала на три года. Будет жить в Нагасаки, учиться, выступать. Я попросил его дать мне хоть какие-нибудь координаты, чтобы ты мог связаться с ней. Он сказал, что телефон не знает, есть е-майл и мессенджер, и ты сможешь с ней связаться в любой момент… Ну, когда она в сети будет… — Билл осторожно поднял глаза и покосился на Тома.
Том смотрел на него так, словно пытался пробраться в душу и прочитать мысли. Лицо спокойное. А взгляд такой, что Биллу захотелось умереть в тот же миг. Он не выдержал — отвернулся.
— Зачем ты врешь? — спросил очень тихо. Каждое слово — контрольный выстрел в голову разрывными пулями со смещенным центром тяжести.
— Я не вру. — Билл принес фотографии и медвежонка. Протянул добытый трофей, опять отвернулся. Не может он смотреть ему в глаза. Не может… — У нее в комнате на стене висит картина — акварель. Она рисовала тебя. У нее широкая кровать и покрывало с рюшами цвета морской волны. А стены выкрашены в фисташковый цвет. На полу ковер с длинным зеленым ворсом. На окнах какие-то очень красивые занавески. Она живет на втором этаже, под самой крышей. Когда поднимаешься по лестнице, то там картины ее родственников висят… И большая картина — Луиза с семьей. А в гостиной у них камин… Я был там, Том! — почувствовал, что сейчас сорвется. — Я был там… Она уехала… Далеко… Ее отец дал мне только электронный ящик. Я оставил ему твой, просил, чтобы он передал его Луизе. Вы же можете переписываться… — Билл совсем сжался, принялся неосознанно грызть ноготь.
Том докурил сигарету. Достал бутылку граппы, взял бокал.
— Иди спать, Билл. Ты устал. Спасибо тебе за заботу, — похлопал его по плечу и ушел, забрав с собой фотографии и медведя.
Билл закрыл лицо руками — Том понял, что он врет. Да и не может он врать близнецу, не умеет.
Он не знал, что делать. Том не поверил — это очевидно, а его реакции Билл и вовсе не понял. Странное что-то с ним творится… А если бы он привез Луизу? Если бы она была жива, и он бы привез ее, то как бы брат отреагировал на девушку? Дьявол, Том холодный… Билл чувствовал, что близнец холодный. В одном журнале он прочитал про «любовных инвалидов». Смысл в том, что человек, перенёсший какую-то сильную душевную травму и неудачу в любви, больше не способен любить, становиться холодным, безразличным, а любые проявления любви к себе воспринимает «в штыки». Может быть, из-за князя с ним случилось то же самое? Неужели измена Юри настолько сильно ударила по Тому, что тот потерял способность чувствовать? Ведь он ничего не спросил про девушку, не расспросил, не поинтересовался подробностями. Очевидно, что он хотел узнать про нее, но ничего не спросил в итоге, а Билл еще так бездарно врал… Он улыбнулся. Не важно, что там произошло с этим дурацким князем, он вытянет его из депрессии! Осторожно, аккуратно, вытянет. Том не гонит, а, значит, можно попытаться, надо только быть рядом, как в Америке, надо пытаться вытаскивать его в люди, на концерты, больше общаться с девушками. Он хочет быть дома? Хорошо, Билл вернется в Гамбург и будет с ним дома. Завтра он пойдет в магазин и накупит кучу смешных фильмов. И они будут вместе их смотреть. Завтра он узнает, какие группы будут выступать в Гамбурге, и потащит Тома на концерт. Только бы Юрген больше не появлялся на их горизонте. Он причиняет Тому боль. Значит, надо придумать, как избавиться от этого педика. Сколько дел на завтра. Ничего, Томми, всё будет хорошо, Билл поможет, поддержит. На то он и брат, чтобы не бросать в таких гнилых ситуациях. Он поможет… Главное, не отталкивай.
Утро началось странно. Когда Билл выполз из своей комнаты, его ждал… завтрак. Он от неожиданности даже не понял, в чем юмор — Том почему-то поставил перед ним тарелку с яичницей и беконом, свою убрал в посудомоечную машину. Билл тут же решил, что брат наверняка уронил ее на пол (а себе сделал другую), и сейчас хочет скормить любимому брату, потому что выбрасывать жалко. Более того, Том не сбежал, как обычно, не психовал. Он сел на свое место и принялся пить кофе маленькими глоточками. И уж окончательно Билл едва не свалился со стула, когда понял, что брат с ним поздоровался, когда тот вошел на кухню, просто он не сообразил и ответил на автомате. Хороший напиток граппа… Знал бы, что она так повлияет на близнеца, он бы ему две бутылки купил.
— Какие планы на сегодня? — осторожно спросил Билл, боясь спугнуть своего прежнего Тома.
— Никаких пока.
— Сходим в кино?
— Нет, нам лучше вместе нигде не появляться без охраны, а охрана мне уже осточертела. Я себя заключенным чувствую.
— Тогда давай дома кино посмотрим? — тут же предложил альтернативный вариант Билл.
— Давай, — неожиданно легко согласился Том. — Я как раз вчера много дисков купил. Георг еще Кустурицу притащил. «Черная кошка, белый кот». Давно хотел пересмотреть.
Билл светло улыбнулся. Кивнул. Глаза засветились.
Они валялись на диване в гостиной, ели чипсы, пили пиво и один за одним смотрели фильмы. Смеялись. Обсуждали, стукая друг друга по ногам, тыкая в экран пальцами и закатывались от смеха. И ничего, что Адель оказалась права — на Томе действительно сейчас маска, за которой он отчаянно прячется, но Билл постепенно избавит брата от нее. Пусть хотя бы немного отойдет, успокоится. Он не станет расспрашивать Тома ни о чем, если захочет, то сам расскажет. Не будет трогать и донимать. Главное, сейчас не порвать эту тонюсенькую ниточку, что опять протянулась между ними…
Громкий звонок по мобильнику. Он заметил, как Том вздрогнул и напрягся. Билл поднял с пола трубку. В окошечке светилось имя. Берти. Дьявол! Урод! Какого хрена ему надо?!
— Мне ответить? — участливо поинтересовался младший близнец у старшего.
Том качнул головой. Взял трубку и вышел из гостиной.
Билл смотрел ему в след, мысленно посылая потоки ненависти в адрес надоедливого князя. Не выдержал, поднялся с дивана и бесшумно прокрался к комнате Тома.
— Хорошо, договорились. Ты меня встретишь или мне лучше на такси?.. Нет, так плохо. Сейчас надо решить два вопроса — билет на самолет и гостиница… Что значит у тебя?.. Хорошо, можно и у тебя… Давай сделаем так, я сейчас закажу билет на самолет и кину тебе смс, когда прилетаю. А ты уж там сам смотри… Да, хорошо, только не забудь. Берти, и можно тебя попросить? Там Франк… — Замолчал. Билл почувствовал, что Том морщится. — В общем, мне бы не хотелось… Ладно… Хорошо… Как скажешь. До завтра? Спасибо тебе.
Билл опрометью бросился обратно, едва не свалился, поскользнувшись на скользком паркете. С разбега прыгнул на диван и вытянулся, как будто никуда и не уходил. Том вошел через минуту. Глаза нездорово блестят. Уселся в угол у его ног.
— Билл, я на пару дней съезжу по делам, а ты вали в Берлин, собирай вещи и перевози их обратно. Нечего тебе там делать одному.
— Ты к своему Берти? — буркнул он расстроено.
Том… кивнул. Отжал паузу на DVD и начал сосредоточенно грызть чипсы, глядя перед собой. Билл взял себя в руки, заставил улыбнуться и беззаботно прощебетал:
— Вообще, это хорошая идея провести выходные с Юри.
— Да, — рассеянно кивнул тот. — Я проведу выходные с Юри…
— А что с ним случилось? Кто его ранил?
— Берти? Его один поклонник преследует. Уже полгода. Говорит, он то ли шизофреник, то ли еще что-то аналогичное. Влюбился по уши и ревнует ко всем, проходу не дает, скандалы то и дело устраивает… Альберт вообще-то без охраны ходил, пока его не порезали. Там еще на тебя думали. Менеджер гостиницы на тебя показал, сказал, что принесся какой-то полоумный, начал князя искать. На твое счастье там камеры стоят, они видели, что, когда мы уходили, Берти был вполне себе живой и невредимый. И не спрашивай, сколько ему пришлось приложить сил, чтобы не было огласки.
— Тебе обязательно надо ехать? Может быть, лучше со мной в Берлин?
— Мне надо.
— Том, это не мое дело, но тебя потом так ломает после общения с ним, что смотреть страшно… Я хочу поехать с тобой.
— Ты лучше завтра в Берлин езжай. Хочешь, Адель сюда привези. А со мной все нормально будет. Правда.
— Хорошо… — нехотя согласился Билл. — Обещай только, что не отключишь телефон и, если я что-то почувствую, то смогу до тебя дозвониться.
— Ты мне не поверишь, но там наша связь не работает. Я почти никогда не отключал телефон. Он просто не ловит сигнала. Вообще нигде.
— И ты в каждый свой выходной мотался к нему в Италию? — поднял бровь Билл.
— Не всегда в Италию… Пару раз был в Чехии. Один раз в Испании, трижды во Франции… Несколько раз мы встречались в Берлине и Дрездене…
— И везде не ловит связь? — прищурился недовольно.
— Нет, там я отключал.
Билл надулся. Поджал ноги и обиделся. Выпятил нижнюю губу и сдвинул брови на переносице. Том как-то нервно рассмеялся. Выключил телевизор.
— Я тут пока тебя не было придумал кое-что. Только с текстом проблемы. Послушаешь?
Он, насупившись, смотрел перед собой.
Том принес гитару. Подстроил ее. Заиграл. Билл слушал и кусал губы. В мелодии было море любви, тоски и нежности. Она словно гладила его по щекам. Целовала в губы. Она проливала его слезы и невидимой ладонью вытирала их. Билл видел, как изменяется ее цвет, с нежно-золотого превращается в густой кроваво-красный. Потом темнеет… Том болеет. Сильно болеет. Страдает, мучается. Том живет и умирает. Умирает от воспоминаний, от грусти, от безысходности. Каждый день — родиться утром и умереть вечером… Билл захотел обнять его, прижать к себе, трясти за плечи и кричать ему в лицо, что так любить нельзя, что надо отпустить, надо простить… А Том словно упивался своей болью. Рождался и умирал в этой мелодии…
— Том, я не смогу… — прошептал он, когда в комнате перестали звенеть звуки. — Я ее испорчу… Но я попробую… Обещаю… Ты только запиши ее, чтобы не забыть. Это… Это… Мне больно, Том.
— Я записал вчера. И я хочу, чтобы ты написал к этой мелодии стихи. И хочу, чтобы мы ее сделали очень красивой, чтобы еще играли другие музыканты… Я хочу здесь фортепиано… Скрипки… Чтобы они пели… И еще что-то… Не знаю…
— Будет. Она будет такой, какой ты ее слышишь. Я вернусь из Берлина, ты вернешься из Италии, мы поедем в студию и будем ее записывать.
Оставшись вечером один на один со своими мыслями, Билл нервно метался по спальне и грыз ноготь. Надо что-то делать! Надо что-то делать… Что? Юри позвонил, и Том тут же сорвался с места и полетел по первому требованию ублажать эту аристократическую дрянь. Если бы он хотел прекратить их отношения, то не поехал бы, отшил по телефону. Но брат страдает, он любит, переживает, и мы имеем то, что имеем — верная собачонка Томми летит по первому же свисту, высунув язычок и виляя хвостиком. Дурак! При этом планы на завтра у него тоже нехилые — иначе бы взял брата с собой. В Америке у них все из-за Билла обломалось, брат ходит голодный, тоскует по ласке, а тут допускают к дражайшему телу… И даже Франка обещают убрать. Дьявол! Совсем он что ли свихнулся? Никакого достоинства не осталось? Надо что-то делать! Что? Ответ напрашивался сам собой. Только страшно… Билл достал фотографии Луизы. Он отдал не всё. Штук десять оставил как раз для того, чтобы «переписываться» в случае чего с Томом. Но брат так и не спросил ее адрес. Может быть, оно и к лучшему? Но отвлечь его от мыслей о князе можно только одним способом…
Билл включил ноутбук и запустил почту. На эту мысль он наткнулся в аэропорту, пока ждал посадки. Он долго смотрел, как в маленьком Интернет-кафе неподалеку ссорятся парень и девушка, потом подошел к оператору, купил полчаса и придумал электронный адрес для Луизы. Она будет жить далеко. Настолько далеко, чтобы Том не смог прилететь к ней. Жить там будет года два-три — за это время он наверняка заведет себе нормальную девушку. А если Тому приспичит позвонить ей? Посмотрим… Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас надо его отвлечь от этого злополучного князя.
Он выкурил несколько сигарет. Он ходил туда-сюда перед столом, перечитывал текст, стирал его и писал новый. Его трясло, как после большой дозы алкоголя. Он знал, что поступает неправильно. Знал, что потом будут очень серьезные проблемы. А когда всплывет, что девушки больше нет, то в лучшем случае Том набьет ему морду. Но если это сейчас сработает и он прекратит отношения с Юри, то Билл даже не будет оправдываться перед братом. Перечитал еще раз. Надо фотографию прикрепить к письму. Выбрал самую красивую, где Луиза в маленьком серебристом топике, с красными перышками на голове, и очень мягкой улыбкой. Сфотографировал ее, перегнал в ноут. Качество, конечно, дерьмовое. Надо будет остальные отсканировать нормально, а пока эта вполне пойдет. Потом вспомнил, что девушка говорила на немецком с ошибками. Добавил в текст немного грамматических ляпов. Вроде бы вот теперь всё. Прости, Томми, но ты достоин большего, чем этот гребаный педик.
Нажал «Отправить»…
Закурил.
Как же страшно… Как плохо… Как хочется умереть…
Прости, брат.
«Привет, Том!
Это Луиза. Надеюсь, ты помнишь обо мне. Сегодня получила письмо от отца, а там такие приятные новости. Папа сказал, что Билл приезжал к нему, что он очень переживает из-за произошедшего на Мальдивах и хотел бы, чтобы мы помирились и как-то продолжили наши отношения. Насчет продолжили — не знаю, я все-таки слишком далеко. Но быть хорошими друзьями — почему нет? Я очень скучала по тебе все это время, по нашей болтовне, по твоим поцелуям и ласкам. Здесь хорошие люди, но совсем все другое, чужое, не такое, здесь как будто бы другой мир, чужая планета. Мне пока тяжело с ними, а с тобой всегда было очень легко и хорошо. Я скучаю по тебе и хочу, чтобы мы не терялись, общались.
Буду ждать от тебя письма.
Твоя Луиза».

_______________________________

Том ковырялся в настройках ноутбука, пытаясь найти функцию, которая снимает пароли. В прошлый раз он ее со злости так быстро нашел, что даже странно. А сейчас никак не может вспомнить, по каким папкам лазил. Ладно, попозже вспомнит… Поменял пароль в электронной почте. Вытащил Билла из черного списка. Брат, конечно, иногда удивительно сильно тупит и идиотничает, но вроде как не со зла, а исключительно от большой любви и какого-то явного недоумия. Ладно, можно подумать он Билла не знает. Всегда был таким болтуном, инфантильным, вздорным и капризным эгоцентристом. Сейчас хотя бы немного стал себя контролировать, а то раньше вообще хоть лампочки бей, придушить хотелось, лишь бы язык свой прикусил. С другой стороны Билл старается заботиться о нем, и делает это от всей души и с полной самоотдачей. И не беда, что со своей заботой он иногда делает только хуже и очень больно, — как умеет, так и заботится. С мессенджером выходило еще хуже, чем с администраторскими паролями — Том тогда отправил его в игнорирование, а сейчас не знал, кто в этом большом списке из них Билл. Пришлось открывать профили всех ссыльных товарищей и искать близнеца. Нашел. Добавил в список. Потом подумал и включил для него режим «Виден всегда». Все-таки он по нему скучал все это время. Переживал. А уж когда тот коленца начал выкидывать, из дома сбегать, то и вовсе места себе не находил. Билл очень импульсивный, истеричный. Человек-эмоция. Сначала делает, потом думает, а иногда вообще не думает, что делает. Том вздохнул и добавил его в друзья в дневник. Открыл доступ ко всем записям. Впрочем, он почти ничего не писал в дневнике эти месяцы. Сначала был очень зол на брата, раздражало даже его присутствие за стеной, постоянно трындычащий голос, какие-то неуместные фырканья, подглядывания и откровенное преследование везде и всюду. Потом вроде бы Том успокоился, но назойливость Билла все равно периодически выбешивала. В какой-то момент он задумался над тем, чтобы съехать с квартиры. Подыскал недалеко от студии маленькую уютную квартирку, осмотрел ее и остался доволен. Но в последний момент не решился — брат креативил явно из-за него и этот отъезд мог негативно сказаться на тонкой душевной организации младшего. Пришлось терпеть. Правда, Билл, словно почувствовал что-то, беситься перестал и немного угомонился со своей заботой, страшно задолбавшей Тома. За ним стало интересно наблюдать, просчитывать его действия, слова и поступки. С ним стало интересно играть в «шпионов». Ему было забавно подыгрывать. Это была его месть за весь тот ужас, что он пережил, за все неприятности, которые на него обрушились и которым конца и края не было видно долгое время. Возможно слишком жестокая месть, зато действенная.
Том еще раз проверил. Вроде бы везде все вернул обратно. Улыбнулся. Сладкая вишенка Тома… Надо же было придумать такой дурацкий ник. Он когда понял, кто под ним скрывается, хохотал так, что аж иглу из вены выдернул. Там на форуме Том специально перед ним покрутился, дав понять, что он свой. Но брат так и не решился пойти на контакт. В личном общении осторожничал, а как какую-то информацию об их жизни в сеть выложить — всегда, пожалуйста, ничего вообще доверить нельзя. Благо Том знал, что новенькой Вишне быстро надают по косточке и никакой Том не поможет. Бальзамом на его душу лились все его беспокойства, переживания, истерики в сети. И позвонить, глупый, боялся. Том примерно так и думал — боится. Да, он был с ним слишком жестким в последнее время, но ведь всё, что ему было нужно на тот момент — это личное пространство, которого из-за Билла у него не было. А когда брат стал действительно нужен, когда Том по-настоящему в нем нуждался, он снова выкинул финт ушами и уехал. Идиот. Маленький глупый идиот. Вздохнул.
В ящик упало письмо — внизу экрана замигал белый конвертик.
Том обновил страницу входящих сообщений. И шарахнулся в сторону, с суеверным ужасом глядя на адресата.
Луиза Мелатто фон Клейст.
Его затрясло так, что курсор не с первой попытки попал на нужную ссылку. В груди словно запустили огромный миксер, лопасти которого превращали внутренности в чудесный коктейль. Том тяжело задышал. Глаза заблестели.
— Что же ты делаешь, сука? — пробормотал он. — Что ж ты творишь?
С монитора на него смотрела… Луиза.
Это в Праге.
В «Карловых лазнях»…
Он сам ее…
Том быстро пробежал глазами по тексту, прикрыв рот ладонью, чтобы не заорать от боли во всю глотку. Слезы большими каплями стекали по щекам, собираясь у пальцев, ползли по руке.

Надеюсь, ты помнишь обо мне.

Он скулил, как щенок, которому отдавили лапу. Размазывал слезы по лицу и бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону, сжимаясь в комок:
— Что ж ты, суука, делаешь…

Я все-таки слишком далеко.

Его била крупная дрожь. Настолько сильная, что стучащим зубам становилось больно. Он старался подавить в себе крик, вопль, вой, любой звук. А они рвались наружу сквозь рыдания.
— Что ж ты…

Я очень скучала по тебе все это время, по нашей болтовне, по твоим поцелуям и ласкам.

Он подтянул ноги к животу, сжался в кресле. Впился зубами в колено. Замычал, зажмурившись. Он хотел, чтобы ноутбук отключился. Сгорел. Развалился на части. Он не выдержит. Не сможет. Он не сумеет выжить в этот раз.
— Cуууууукааааа, — выл он.

Здесь хорошие люди, но совсем все другое, чужое, не такое, здесь как будто бы другой мир, чужая планета.

Вроде бы только-только немного отпустило. Вроде бы только-только начал спать по ночам, а не корчится от боли, беззвучно истеря в подушку, закусывая угол одеяла, борясь с единственным желанием вскрыть вены. Вроде бы только-только…
— Какая же ты тварь…

Мне пока тяжело с ними, а с тобой всегда было очень легко и хорошо.

Он, наверное, не сможет так больше. Не вытерпит. Не выживет. У него и так вынули всё внутри, сердце разорвали, жизнь погасили… Не живет. Существует. А тут еще это…
— Забери меня, прошу…

Я скучаю по тебе и хочу, чтобы мы не терялись, общались.

— Я хочу умереть… Хочу умереть… Умереть… Забери меня. Возьми меня с собой! Пожалуйста! Мне дышать нечем. Мне воздуха не хватает. Я не могу без тебя…
Кто-то сжал. Прижал к себе. Потом тряхнул. Что-то зашептал в ухо.
— Сукааа… — протяжно выл Том.
Обхватил лицо ладонями. Зафиксировал. Том попытался вырваться, но ему не дали. Что-то опять начали говорить. Он не понимал что.
— Хочу умереть… Умереть… Забери меня. Возьми меня с собой! Пожалуйста… — скулил он жалобно. — Cуууукаааа… Что же ты творишь, сволочь…
Выгнулся, желая оттолкнуть его. Задергался. Затрепыхался. Бессильно провис.
— Прости меня, прости меня, прости меня… — очень отдаленно дошло до сознания.
— Cуууу… ааааа… — извивался Том.
Его обвили руками и ногами, лишив какой-либо возможности двигаться. Том и не сопротивлялся больше… Рыдал совершенно не по-мужски, прижавшись к родному телу, уткнувшись сопливым носом в его шею. А брат все шептал:
— Прости, прости, прости…

0

14

ЭПИЛОГ

Том коснулся холодного мокрого лба губами. Чуть сжал тонкую руку. Отошел на пару шагов назад. В горле стоял ком. Перед глазами все плыло. Он поправил очки, украдкой вытерев слезинку. Натянул капюшон на голову. Глупо стоять в пасмурный день под накрапывающем дождиком в солнечных очках и трикотажной влажной куртке, надо бы спрятаться под зонтик. Не хочется…
Сильный ветер пробирает до костей.
Очень холодно.
Он спрятал дрожащие руки в карманы.
Все в тумане…
Хочется горячего чаю…
Ноги промокли…

«Я позвоню тебе, хорошо? Вот мой телефон, мой e-mail. Не потеряй. Обещай, что сама напишешь. Обещаешь? Как прилетишь, сразу же напишешь. Я буду ждать, обещаешь?»
«А Билл? Я не хочу вставать между вами».
«Я разберусь с ним попозже, это сейчас не важно. Важно, что я хочу быть с тобой, что люблю тебя. Билл — это часть меня. Очень важная часть. Но если я останусь без тебя, то никогда себе этого не прощу и возненавижу его, а с тобой я буду счастлив, понимаешь? Билл только будет ненавидеть меня…»

— Том, пойдем, — тронул его за плечо невысокий мужчина в черном костюме и таких же черных очках.
Том отстраненно кивнул, но с места не сдвинулся, все так же глядя невидящим взглядом на мраморную плиту.
Восемь ступеней теперь отделяло его от любимой.
— Том…
Восемь ступеней и тяжеленная плита из голубого девонширского мрамора.

«Отец! Отец! Он не разрешает мне! Он сказал, что если ты подойдешь ко мне, он убьет тебя! Он сказал, что ты на весь мир опозорил нашу семью, что ты осквернил наших предков! Он называл тебя похотливым животным и наркоманом! Он сказал, что твой брат… Мужчина не может краситься и одеваться, как дешевая деревенская шлюха…»
«Не плачь! Умоляю, только не плачь! Я не могу сейчас приехать. Понимаешь? Не могу! Меня пасут папарацци. Я не могу выйти из дома. Они везде. Они лезут отовсюду. Если они выследят нас, то ты действительно проклянешь день, когда мы встретились. Будь аккуратна. Я тебя умоляю, будь очень аккуратна и никому не говори, что ты меня знаешь. Как только все успокоится, я приеду. Я сразу же приеду. Я поговорю с твоим отцом, слышишь, поговорю с ним. Я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю. Ты только не верь интервью, не читай ничего про нас. Это всё неправда, ложь! Я люблю тебя, я очень тебя люблю! Я придумаю что-нибудь, обязательно! Потерпи, пожалуйста, потерпи немного, я придумаю… Господи, как же я его ненавижу!»

И Тома прорвало… Губы задрожали и скривились. Он запрокинул голову, пытаясь остановить слезы. Глубоко задышал, беззвучно открывая и закрывая рот. А из-под очков быстро-быстро стекали слезы. Он закусил губу, не позволяя себе издать ни звука.
Мужчина подошел к нему, обнял за плечи. Том ткнулся в него лбом, тяжело дыша.
— Пойдем… — повел прочь…
В машине, сидя на заднем сиденье, он рисовал сердечки на запотевшем стекле. Рисовал и закусывал губу. Стирал и снова рисовал, кое-как сдерживая истерику.

«Ты никому не скажешь о наших отношениях. Если отец узнает, он не простит меня. Поклянись мне. Поклянись, что не нарушишь слово! Я очень тебя люблю, сильнее жизни. Ради тебя я предаю своего отца. Обещай, что о наших отношениях никто и никогда не узнает, что бы ни случилось».
«Никто и никогда».

— Зайдешь?
Качнул головой.
— Надо помянуть…
Вяло улыбнулся. Под носом мокро. По щекам ползут слезы.
— Том, то, что произошло… В том ДТП... в той аварии... много погибло… О чем я?.. — нервно махнул рукой. — Альберт рассказал… Моя девочка была очень счастлива с тобой. Он просил… Прости, я не знал… не думал…
— Можно мне взять ее фотографию? И маленького мишку? Он около зеркала в ее комнате. Я знаю… Она хотела подарить мне его в тот вечер и забыла дома… Маленький Тедди с каким-то кулоном…
— Зайди, — мужчина отошел от двери. Том опять потоптался на месте, но в дом не пошел. Он дрожал не то от холода, не то от стресса… Ноги заледенели… К спине прилипла влажная ткань футболки…

«Здравствуй, меня зовут Альберт. Я партнер Луизы по спортивным танцам. Она рассказала мне о ваших проблемах, а я знаю, как их решить. Взаимовыгодно, конечно. Отец Луизы — офицер, а ты оскорбил честь его семьи. Поэтому сейчас синьор Мелатто фон Клейст тщательно отслеживает каждый шаг дочери, проверяет ее телефон, с кем созванивалась, как долго общалась, отключил Интернет, в общем, предпринял все меры, чтобы ты не добрался до Луизы. Мою семью он знает много лет и доверяет мне. Мы ровня. У меня после поездки в Германию осталась местная сим-карта. Я дарю ее Луизе, и вы общаетесь с ней столько, сколько захотите, только сам телефон будет храниться у меня — так надежнее: синьор Мелатто фон Клейст ничего не узнает, даже если перетрясет все ее вещи. За это мы с Луизой объявим себя парой…»
«Нет! И только попробуй прикоснуться к ней!»
«Перебивать собеседника невежливо. За это мы с Луизой объявим себя парой перед нашими родителями. Это позволит мне избежать постоянных конфликтов с родителями и встречаться с моим другом. Они тоже его не любят… Понятно почему. К тому же в дальнейшем Луизу быстрее отпустят со мной, а не одну, еще мы можем выезжать на соревнования… И не обязательно в одно место вместе… Более того, это так же решит и твою проблему: Билл не узнает, с кем ты общаешься на самом деле — номер немецкий, отвечает мужчина, никаких женщин, никаких итальянок, полная конфиденциальность отношений. Луиза и имя себе придумала в твоей записной книжке — Урсула Лойер, так звали любимую женщину Ван Гога. Сокращенно — Ури. Ури Лойер».

Мужчина вернулся минут через десять. Том как раз прикончил вторую сигарету. Протянул ему прозрачный файл с несколькими снимками и маленького медвежонка с кулоном на шее. Половинка сердечка… Символично…
— Ты куда сейчас?
— В аэропорт. Концерт вечером.
— А ты сможешь? — удивленно нахмурился.
Том поежился, тихо пробормотал, словно самому себе:
— Кого волнует?.. Я обязан…
Мужчина похлопал его по плечам. Потом рывком притянул к себе и крепко обнял. Протяжно всхлипнул.
— Звони, — так же резко отпрянул от юноши.
Тот кивнул, низко-низко опустив голову.

Сквозь полумрак ночи ее глаза казались бездонными в тусклом свете торшера у изголовья кровати, а губы слишком пухлыми из-за причудливых изгибов теней. Они рассматривали друг друга, стараясь впитать в себя каждую черточку любимого лица, изучая пальцами, взглядом, мыслями. Она легко коснулась губами его губ, ловя замершее дыхание. Провела рукой по шее, за ухом. Том чуть повернул голову, подставляясь под ласку. Прижался губами к ее плечу. Обнял крепко-крепко.
«Не хочу уходить. Хочу просыпаться с тобой, засыпать с тобой, быть с тобой. Я безумно скучаю без тебя. Хочешь, я скажу всем, что люблю тебя? Хочешь? На первом же интервью, скажу, что люблю тебя!»
«Ты обещал. Никто и никогда».

Ночью в отеле он, наконец-то, даст себе волю.
А пока надо держаться.
Надо держаться изо всех сил.
Том спрятал фотографии в заднем кармане джинсов, прижал медвежонка к груди и побрел прочь.
Надо держаться.
Надо…
Держаться…
А по щекам стекали горячие капли дождя…
Природа плакала в тот день.

Москва
1 ноября 2008 — 3 марта 2009

0


Вы здесь » Творческая Свобода » Het » Imanka: "Природа плакала в тот день"(angst, het, romance, drama).


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно