POV Tom
Курю и вижу, как поглядывает на меня мама, держа руль одной рукой.
- Прикури и мне, солнышко, открой новую пачку, - кивает на сумочку, лежащую на заднем сидении.
Достаю сначала сумочку, а потом и пачку ментоловых тонких сигарет, открываю, и прикуриваю одну, вдохнув дым, со знакомым запахом. Мама берет из моих рук сигарету и с видимым удовольствием затягивается.
- Том, я не знаю, что ты решишь для себя... – выдыхает она, - в свете всех тех новостей, которые на тебя навалились, но я хочу, чтобы ты понял одно - после больницы Билл будет жить у нас. И что бы ни начало происходить между вами, я не смогу разрешить ему остаться одному и вернуться на свою квартиру...
Тоже затягиваюсь и выдыхаю.
- Я тоже, ма. Я тоже...
POV Avt
Промаявшись, слоняясь из угла в угол по квартире, Том провел несколько часов.
Симона была дома, и они периодически сталкивались на кухне. Эти минуты общения были так необходимы обоим: Тома слегка отпускало, когда он чувствовал поддержку Симоны. Чувствовал, как она беспокоится, и понимал, что дома она находится исключительно из-за него. Симона варила некрепкий кофе, понимая, что нельзя сейчас кофеином еще сильнее будоражить нервную систему Тома, и так не отрывавшегося от сигарет.
Да она сама курила больше обычного - не могла спокойно реагировать на то, как себя чувствует ее сын.
Они больше не говорили вечером о Билле. Симона старалась перевести мысли Тома в другое русло, удавалось плохо, но это было лучше, чем ничего и помогало хоть как-то время скоротать.
А само время сейчас работало и на него, и в тоже время - против... Так чувствовал Том.
За - потому, что с каждым часом Биллу становилось легче, он набирался сил, и приближалось время их встречи. А против - потому, что с каждым часом приближался тот момент, когда Тому нужно будет все рассказать Биллу.
Конечно же, он это сделает только тогда, когда Билла выпишут из больницы, и тогда он настанет, этот момент... может не сразу...
Может он сможет на пару дней оттянуть этот разговор?
Первого Том хотел больше всего на свете, второго - больше всего боялся.
Худо-бедно, но время не останавливало свой ход, и наступала ночь. Том собирался завтра пойти в колледж, а значит для этого нужно лечь не очень поздно, и попытаться поспать хоть немного.
Он и лег не очень поздно, еще не было полуночи, а вот на счет заснуть... Сейчас это было проблемно.
Но усталость, в конце концов, взяла свое, и Том уснул. Вернее, просто провалился в спасительное забытье, которое хоть на время но даст возможность расслабиться и нервам, и воспаленному мозгу...
Утром из этого небытия, Тома практически вырвал звонок будильника. Открыв глаза и слушая этот трезвон, он даже не сразу понял, где находится и что вообще происходит - настолько его мозг за последнее время был дезориентирован в пространстве и времени. Ну, а когда дошло все-таки, что он дома уже, не в палате, не в комнате отдыха кабинета Хельги, и что этот звонок предполагает его подъем и сборы в колледж, Том вырубил, наконец-то назойливый будильник и, сев на постели, потер ладонями глаза.
Потом на автомате принял душ, стараясь не намочить дрэды, заварил кофе, покурил, собрал какие-то тетрадки, ручки, оделся и осторожно, стараясь не хлопнуть сильно дверью и не разбудить Симону, спустился на лифте в подземный гараж к своему джипу.
Состояние, в котором он сейчас пребывал, было знакомо ему. Он уже испытывал такое, когда провожал Билла в больницу, и прекрасно ощущал тоже у самого Билла. Ступор.
Может, психика так защищает себя от слишком сильных эмоций? Или просто мозг устал и таким образом решил дать передышку и измученному организму? Но, в любом случае, Тому такое состояние давало возможность отдохнуть, морально в первую очередь, притупляя его восприятие.
В колледже знали, почему его не было все это время на занятиях, естественно в пределах разумного. Кроме Кула и еще пары их общих друзей, больше никто не знал, для кого именно Том был донором. Его обступили, приветствовали, радовались возвращению. О чем-то спрашивали, Том что-то отвечал...
А со стороны на все это смотрел Кул, и видел прекрасно, как Том измучен. Конечно, это можно было списать на стресс от самой операции Тома, но Кул, в отличие от многих, прекрасно знал и представлял себе, насколько Том вымотан - но не этим. Он изведен тем, что его любимый мальчишка еще долго будет в больнице, и не будет возможности с ним встречаться. Кул хорошо помнил их с Томом последний разговор, на вечеринке. И хотя Кул не знал подробностей того, что произошло за эти дни, именно те воспоминания подсказали, как Тому тяжело. И естественно, если бы он знал всю правду, то, наверное, вообще бы не смог понять, как Том находит в себе силы стоять здесь, говорить, дышать...
Нежность в его сердце смешивалась с сожалением, при взгляде на парня, остающегося для него тем, кем был раньше – близким, ближе чем друг, но… Они уже давно расставили в своих отношениях все точки, и остались друзьями.
Кулар скучал по Тому. Он не виделся с ним с тех пор, как они встречались все вместе - он, Том, Билл… А потом Тома положили в клинику.
Он стоял, оперевшись о подоконник, и молча, терпеливо ждал, когда Том освободится. В глазах его была грусть. И если кто видел эту картину, то даже и задумываться не стоило, почему он так смотрел на Тома. Слишком он скучал по Тому, слишком тосковал.
Том наконец-то высвободился из плотного круга сокурсников и посмотрел в голубые глаза, где так много было всего, и которые не могли заставить его отвести взгляд в сторону. Вымученно улыбнулся в ответ, и пошел в сторону Кула.
- Привет, малыш, - Том бросил сумку на стол, и Кул сделал шаг в его сторону, стараясь спрятать все те чувства, которые плескались в его глазах.
- Привет, как ты?- Кулар попытался улыбнуться и не дать голосу дрогнуть.
Том сел на стул и, откинув голову, размял ноющую шею.
- Нормально! Будет все нормально, - он улыбнулся, глядя в глаза Кула, в которые обещали ему поддержку, что бы ни случилось в жизни.
Том старался сосредоточиться.
Пытался слушать преподавателей и вникнуть в суть. Иногда удавалось, иногда нет.
На перерывах между парами курил, как паровоз, и почти всегда, рядом был Кул. Он не лез с расспросами, не пытался развлечь, он просто был рядом. Молча. И Том чувствовал, что это молчание было для него важнее и нужнее любой, самой интересной беседы. И был за это до глубины души благодарен своему, теперь, другу.
Это молчание не было в тягость и Кулу. Он всегда прекрасно чувствовал внутреннее состояние Тома и всегда знал, что ему нужно в тот или иной момент.
Кул не знал всей правды. Но такое тягостное, даже внешне, состояние Тома начало давать ему повод думать, что дело не только в том, что Билл в больнице. Он просто всеми фибрами своей души чувствовал - есть что-то еще, очень для Тома болезненное. И, конечно, ему очень хотелось знать, что происходит на самом деле, но он прекрасно понимал, что сейчас не время и не место для разговоров и расспросов. И еще он знал, что Том ему доверяет, как никому другому. И если действительно Тому есть что рассказать, чем поделиться, то рано или поздно, он, Кул, об этом узнает - от самого Тома.
В этом он даже не сомневался...
После колледжа Том решил купить и преподнести Хельге букет цветов – как благодарность, за все, что она сделала и для Билла, и для него самого. А еще, ему просто физически необходимо было оказаться хоть немного ближе к Биллу. Просто знать, что он рядом. Хоть ненадолго...
Том зашел в магазин цветов и замер, глядя на все это благоухающее разнообразие.
- Добрый день, - подошла девушка в фирменной одежде Я могу Вам что-то предложить?
Том мельком глянул на нее, а потом снова на ряды цветов, расположенные по периметру магазина.
- А можно я сам выберу?
- Да, безусловно, проходите!
И Том пошел вперед, оглядывая цветы - уже собранные в нарядные букеты или просто стоящие яркими охапками. Он никогда не выбирал цветов для кого-то сам, всегда это делала за него мама. А вот сейчас он решил это сделать самостоятельно.
Он смотрел на такие разные цветы, даже не зная названия большинства из них, но, еще только зайдя в магазин, он решил - купит розы. И так и остался верен своему решению - он хотел розы.
Остановившись возле витрины с розовыми, алыми, бордовыми, желтыми и даже оранжевыми розами, Том вдруг подумал, что никогда не дарил цветов Биллу...
Это не показалось Тому чем-то необычным. Для него понятие "Билл - Цветы" не было странным, не смотря на то, что Билл был парнем.
И сейчас перед глазами Тома предстал Билл, с букетом роз в руках, смущенно разглядывающий это чудо, а потом опускающий в них лицо, вдыхая тонкий аромат...
Со спадающей на глаза челкой, с опущенными веками, с трепещущими длинными ресницами и полуоткрытыми губами...
Том выдохнул и даже помотал головой, стараясь прогнать этот образ.
При всем желании ему не дадут передать Биллу цветы, он это знал, может потом... после...
Через пять минут Том ехал в клинику и на пассажирском сидении красовался шикарный букет прекрасных ярко-алых роз.
Может потом, когда-нибудь, он подарит букет шикарных роз Биллу.
Своему любимому... брату...
POV Avt
Прошло четыре дня с тех пор, как Том ушел из больницы.
Четыре дня, прошедших в колледже, возле клиники и дома.
После колледжа Том ехал к клинике и проводил рядом с ней около получаса, иногда больше. Даже просто побыть там, сидя в машине - это было Тому необходимо.
Утром и вечером он звонил Хельге, и она говорила о состоянии Билла. С каждым днем ему было все лучше.
Вставать, он еще не вставал, но уже был неплохой аппетит, и когда Хельга сказала Тому, что даже румянец появился на его осунувшемся лице, Том не смог сдержать эмоций, и глаза стали влажными. Он так хотел увидеть эти худенькие родные щеки, он понимал, что эти щеки сейчас небритые, колючие, но для него это было бы самым нежным прикосновением на свете. Мурашки от шеи и до самых пят прошлись по телу Тома от этих мыслей.
Да, он честно пытался думать о Билле, как о брате.
Но Том не мог врать себе в этом - не удавалось, совсем.
Это иногда Тома даже злило, выводило из себя, но потом он успокаивал себя тем, что просто нужно больше времени, для того, чтобы эта мысль крепко засела у него в мозгу.
Так думал Том.
Но проходили дни. И Том все сильнее скучал по Биллу, и это все сильнее отвлекало его от мыслей о братстве.
Он тосковал так, как не тоскуют по брату, он продолжал его любить не братской любовью. И иногда ему казалось, что эта любовь только становится крепче. Это пугало Тома, и тогда он с новой силой начинал внушать себе, что Билл всего лишь брат.
ВСЕГО. ЛИШЬ. БРАТ.
Всего лишь?
Это понятие иногда почти убивало, и Тому хотелось разбить свою влюбленную башку о стену.
А иногда он представлял, что такая любовь, как у него, может быть вполне братской - просто нужно будет научиться НЕ ХОТЕТЬ своего брата.
Не хотеть Билла?
Не хотеть его целовать, касаясь штанги в языке, которая так и рвала Тому мозг до самого их последнего поцелуя?
Не хотеть касаться его влажных, нежных, чуть припухших от поцелуев губ, при этом сжимая пальцами влажную кожу спины?
Не хотеть вылизывать выступающие позвонки, чувствуя, как в твоих руках плавится от экстаза любимое тело?
Не хотеть почувствовать, как он сходит с ума от бешеных ласк, а потом вздрагивает и вскрикивает от оргазма, вцепившись тонкими пальцами в твои бедра или в смятые простыни?
Не хотеть дарить ему себя, всего себя, без остатка, до самого донышка?
Не хотеть шептать ему на ушко слова любви, боясь разреветься оттого, что знаешь - он любит не меньше...
Научится НЕ ХОТЕТЬ все ЭТО?!
В такие минуты, если Том был один, зажимал виски ладонями, или зарывался в своей постели в одеяло и подушки головой и выл, выл как зверь… Одинокий и потерянный.
И ничто не могло в эти минуты ему помочь. И он это понимал.
Понимал и не пил, зная, что когда проснется, будет еще хуже.
Знал, что такое состояние нужно пережить, перетерпеть, попытаться успокоиться и расслабиться.
Иначе можно было просто сойти с ума.
Симона не оставляла его надолго одного. Она бывала в клубе, когда Том в колледже, а потом передавала все полномочия своему помощнику и возвращалась домой. По-другому сейчас было действительно нельзя. Нельзя было оставлять его одного. Она знала и чувствовала, что на людях, в колледже, Том держался, отвлекаясь, а вот дома...
Она поражалась, что он не заливал свои мысли алкоголем, прекрасно осознавая для себя, что именно так бы она и поступила в его возрасте.
Том был то удивительно тих, и тогда она понимала, что нет желания у него что-то говорить, или слушать, и, естественно, Симона его не пыталась растормошить.
То вдруг наоборот, он был так возбужден, что потребность в общении просто чувствовалась на расстоянии. И тогда они говорили.
Говорили много и долго. Обо всем чем угодно, о фильмах, отношениях, собаках, о мухе, которая неизвестно откуда взялась на кухне в конце зимы, и, зараза, ползала по окну, чувствуя себя тут хозяйкой. О новой танцевальной программе, которая будет пока без Билла, но нового солиста Симона брать не хотела, говорили и о самих танцах, которые Билл танцевал раньше. И Том с удивлением узнал, что большая часть постановок танцев принадлежала самому Биллу. Он выдвигал идеи, а уж только потом Сток, их хореограф, доводил все до совершенства в каждом движении тела Билла. А Том все-таки рассказал Симоне, что когда был ремонт в клубе, Билл танцевал только для него.
Он говорил об этом, размахивая руками, восторженно, захлебываясь словами.
В другой раз, с таким же восторгом он рассказывал ей о катке, где они были 14 февраля. Рассказывал с нежной улыбкой, как Билла приняли за девушку, а потом, как они целовались, у всех на виду…
И в такие мгновения Симона не верила, что Том сможет принять Билла как брата.
Вообще Симона была удивлена силе духа своего сына, в свете всего того, что ему пришлось пережить, чтобы быть рядом с любимым человеком, а вот теперь, когда она понимала и чувствовала, НА ЧТО Том решился, это вообще ее поражало.
В субботу утром, после того, как Билла перевели в послеоперационный изолированный бокс - палату с двумя прозрачными стенами, но закрытыми сейчас жалюзи, ему сказали, что теперь появится возможность видеться с родными , пусть хоть иногда. Билл попросил своего врача принести ему листочек и ручку.
- Хочешь написать письмо? - хирург, улыбаясь, смотрел на своего пациента, стоя возле его постели.
Билл кивнул.
- Да. Хочу хотя бы попытаться, - он приподнял руку, и они вместе посмотрели на то, как она мелко дрожит от слабости.
Усмехнулся сам, выдохнул.
- Все нормально, не переживай, - врач коснулся плеча Билла, - так всегда бывает после операции. Постепенно ты восстановишься, силы вернутся, будь уверен. Конечно, Билл, принесут тебе все, что нужно, обещаю.
И Биллу принесли планшет, чтобы было удобно писать, тетрадь и ручку.
Какой-то трепет охватил Билла, когда он все это взял в руки. Ему помогли удобнее лечь, и он расположил планшет так, чтобы можно было писать, раскрыл тетрадь и взял непослушными пальцами ручку.
Он писал долго, старательно выводя буквы непослушной рукой, как ребенок, который только-только научился писать. Уставал и несколько раз давал себе передышку, чувствуя, как колотится его сердце и начинает кружиться голова.
Билл писал Тому и улыбался, даже не замечая этого. Он вообще не мог не думать о Томе без улыбки. Такое нежное и теплое чувство, разливающееся у него в груди при мыслях о любимом человеке…
Через пару часов таких усилий Билл все-таки закончил свое письмо.
Перечитал его несколько раз, с трудом вырвал лист и сложил его.
Чуть позже передал своему доктору и попросил, чтобы его отдали фрау Хольд, а там он был уверен, что Хельга передаст письмо Тому.
Когда доктор Турм отдал Хельге письмо, и она позвонила Тому, чтобы сказать об этом, то ей пришлось отстранить трубку от уха, когда Том издал победный вопль. И хорошо, что это было на перерыве между парами, иначе, если бы Том так завопил на занятии, то его бы просто выставили из аудитории за нарушение порядка.
Кул был рядом, и как настоящий друг он радовался за Тома, ведь его самого угнетало состояние, в котором пребывал его друг все эти дни. И состояние это не улучшалось со временем, что так беспокоило Кулара. А вот сейчас, когда он смотрел в Томкины сияющие от восторга глаза, то понимал, насколько ему важно то, что он сейчас услышал по телефону.
От избытка чувств, выключив трубу, Том схватил стоящего рядом Кула в охапку и звонко впечатал в его щеку поцелуй.
- Он мне НАПИСАЛ, представляешь? – Том отпустил, офигевшего и порозовевшего парня.
И так близко сейчас были от Кула эти обалденно красивые глаза, со светящимся в них счастьем…
Том смог заставить себя досидеть все пары до конца.
Ох, как же это было нелегко! У него было не просто хорошее настроение, он был возбужден, но Кулу казалось, что это возбуждение и хорошее настроение какие-то искусственные, как от наркотиков.
Что-то все равно было неправильное в этом. Но что именно, он до конца понять не мог, хотя и не покидало ощущение, что с Томом происходит еще что-то, помимо того, что он тоскует по Биллу.
А вот что именно? Кул чувствовал на подсознательном уровне, но объяснить не мог даже для себя - это был страх, элементарный страх Тома. Теперь он прекрасно знал, что еще день-два и им разрешат увидеть друг друга, он так этого хотел, и так безумно боялся... боялся, что все, что творится у него в душе, Билл увидит в глазах, боялся, что что-то заподозрит и начнет расспрашивать... боялся себя, в первую очередь…
Он почти не запомнил, как гнал к клинике, очнулся только когда заглушил мотор на стоянке, закрыл глаза и откинул голову на спинку сидения. Как и многое другое в последние дни, машину он сейчас вел на автомате.
Через пару минут он достал телефон, и, как они договорились с Хельгой, набрал ее номер перед тем, как придти за письмом. Она просто могла быть на приеме или обходе пациентов. Но, к счастью, Хельга оказалась свободной и, поставив джип на сигнализацию, Том не спеша, пошел в сторону входа, хотя так хотелось бежать со всех ног...
Минут через десять Том вышел, держа в руке письмо от Билла, остановился и прикурил. Затянулся, чувствуя внутреннюю дрожь.
Этот листочек, в его ладони, был дороже самого ценного алмаза, что только существует. И он знал, что ни на какие сокровища мира он не променяет этот лист с ободранными краями...
Он еще не читал письмо. Это было равносильно акту мазохизма, настолько он хотел развернуть этот лист, но Том еще перед кабинетом Хельги дал себе слово, что прочитает письмо только после того, как выйдет из клиники, покурит и сядет в машину.
Они еще поговорили с Хельгой пару минут: Билл хорошо себя чувствовал, стабильным было давление, температура, анализ крови обнадеживал. Билл потихоньку приходил в норму. Это грело душу Тома. Но заставляло ее болезненно сжиматься от других мыслей...
Сел за руль, выдохнул и только теперь осторожно развернул исписанный листок и, расправив его, положил на руль.
" Томочка, родной мой", - прочитал Том первые неровные слова, такие несмелые, но родные до боли, и закусил нижнюю губу, почувствовав, что как только он развернул письмо, сердце начинает биться через раз.
"Пытаюсь что-нибудь тебе написать. Привет, мой хороший, пишу, а у самого дрожит все в груди, как будто и вправду с тобой сейчас говорю. Как же хорошо, что у меня появились наконец-то силы ответить на твои письма.
Знаешь, как мне хотелось тебе ответить? Думаю, знаешь..." - Том улыбнулся и кивнул, выдохнул и продолжил читать.
" Ну, а вот сегодня попросил ручку и листок, понял, что справлюсь. Ты такой молодец, что мне писал, лап, мне так были нужны твои строчки, от которых я чувствовал любовь и искренность. Та записка, перед самой операцией, была для меня так необходима, и когда я ее получил - понял, что вот теперь точно все будет нормально..."
После этих слов Том закрыл глаза и сильно, до боли, сжал веки.
"...все будет нормально..." - повторил он про себя.
Нормально. А что можно будет сейчас считать понятием "нормально" - Том не знал.
Расслабился, достал очередную сигарету, прикурил, затянулся, выдохнул дым, и только потом стал читать дальше.
"Ты мне как будто это на ухо прошептал. Стало легко и спокойно. Ты - самый нужный мне человек, знаешь? Самый нужный и любимый. Я не знаю, каких богов благодарить за то, что ты у меня есть...".
Том поднял глаза от письма, глядя куда-то вперед, на стоянку, на машины, но ничего этого не видя.
Богов… Том тоже должен быть благодарен Богу. Заныло в груди, и он выдохнул со стоном...
"Я очень скучаю по тебе, милый, очень-очень. Мне лучше, и врач пообещал, что через пару дней, если все будет хорошо, тебе разрешат меня навестить", - грустная, но такая нежная улыбка тронула и душу и губы Тома. - "Как же мне хочется хотя бы вот так, через стекло тебя увидеть. Пока так. Не будет возможности тебя обнять, но все это впереди, да? Я так давно этого хочу..." - Том сглотнул, почувствовав, как заныл низ живота.
Только он знал, КАК на самом деле ОН хотел почувствовать пальцами теплую нежную кожу Билла.
"…просто до одури хочу. Зай, я представляю, как тебе тяжело сейчас... " - Том замер, а потом отрицательно покачал головой.
Не знаешь, Билл, не знаешь, но это даже к лучшему.
"Помнишь разговор, оборванный тобой тогда? Правда, но я хочу еще раз тебе сказать, малыш - не будь один. Пожалуйста. Томочка, родной, я тебя очень прошу, слышишь? Не сиди дома, ты так с ума сойдешь. Я же не глупый, понимаю все… Ты же нормальный парень, которому нужен секс. Может, ты пока это не так сильно чувствуешь, времени еще мало прошло, но впереди еще целый месяц без меня, понимаешь, Том? Можешь снимать себе девочек, я переживу это, я пойму. Но только не целуй их в губы, понял? Не целуй!"
- Блядь, Билл... - прошептал Том, качая головой, в горле появился комок.
Об этом Том вообще не думал. Действительно, было не до секса...
"Ты знаешь, я хочу сказать одну вещь, которую так и не сказал тебе. И думаю, что Симона тоже не сказала. Это же она оплатила операцию для меня..."
Том удивленно поднял брови, перечитывая последние строчки еще раз. Усмехнулся, удивленный, но подсознательно чувствовавший что-то в это роде.
- Ма, как же я тебя люблю... - сказал он тихонько и улыбнулся.
"Ты ее поцелуй за меня и обними крепко. Передай огромное спасибо, я ей обязан жизнью, так же, как и тебе. Я люблю вас обоих".
Глаза стали влажными, Том не мог с этим бороться.
"И передай огромное спасибо Хельге, я не вижу ее, но мне хочется ее поблагодарить. Окей? Маленький, будет еще одна просьба к тебе. У меня за последний месяц не оплачена квартира, и мне очень неудобно перед хозяйкой. Сможешь съездить ко мне и оплатить?
Пожалуйста, Томочка! Я просто забыл сделать это до больницы, столько тогда навалилось сразу…
Ну вот, написал вроде бы все, что хотел. Хотя нет. Не все. Я миллион раз хотел бы написать: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ТОМОЧКА. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!"
Эти слова, выделенные большими буквами, Билл написал не на бумаге. Он написал их на сердце Тома. А еще Том почувствовал, как по щекам ползут слезы.
- Я тоже люблю тебя… - прошептали его губы, и Том всхлипнул.
"Ты ответь мне, родной, хорошо? Я буду ждать и письма, и встречи с тобой.
Мне так тебя не хватает, Том..."
POV Avt
Том ехал домой, пытаясь следить и за своими мыслями, и за дорогой, боясь, что вновь отключится от реальности.
Письмо Билла, эти слова и строчки, мелькали в его сознании и мешали сосредоточиться...
Конечно же, Том предполагал, что что-то подобное и увидит в этом письме, и, наверное, не чему удивляться, но становилось только хуже от этого...
Ничего не поменялось в окружающем мире с осознанием Томом новости о брате, так же, как и с его обещанием в этом мире не изменилось ничего. Все так же день сменялся ночью, все так же светило солнце, накрапывал дождик, все такими же остались люди, окружающие его...
Все так же его любил человек, оказавшегося братом... все так же...
Вот только разум говорил об одном, а сердце кричало о другом, совершенно...
Этот диссонанс убивал, от этих разных эмоций его разрывало на две части...
Вечером Том напился – впервые, за последнее время. А до этого он почти два часа просидел над листом бумаги, на котором смог написать только три слова.
" Привет, мой родной...".
И все, дальше ничего не получалось. И это оказалось для Тома выше его сил.
И когда в гостиную вошла Симона, то ее сердце просто рухнуло вниз - Том сидел в кресле, закрыв глаза и откинув голову, в руках у него была початая бутылка "Кампари".
Ее не было дома днем, но она знала, что Том получил записку от Билла, Хельга ей уже позвонила по этому поводу. И сейчас Симона понимала, что даже если бы она была дома – ничего бы это не изменило, Том все равно бы выпил.
Она догадывалась, что письмо стало последней каплей, которая переполнила чашу его терпения.
Успокаивало одно - впереди были выходные, и она надеялась, что эти два дня дадут возможность Тому придти в себя.
Она подошла к нему, стараясь не шуметь, и осторожно забрала бутылку из рук. Но он не спал.
Открыв глаза и увидев Симону, Том попросил:
- Не забирай, ма, не надо...
Она поставила бутылку рядом с креслом, присела на подлокотник и прижала к своему плечу его голову.
- Очень плохо, сын? - она посмотрела в глаза Тома, когда он поднял к ней лицо и встретила абсолютно трезвый взгляд, которому внутренняя боль, переживания и тоска придавали оттенок отчаяния.
- Он написал мне, - помедлив, сказал он, все так же глядя в глаза матери.
- Хельга мне звонила, я знаю, что тебе передали письмо.
Губы Тома тронула улыбка.
- Да, он написал. А я вот даже ответить не смог... Пытался, но пока никак...
- Сможешь, солнышко. Не сегодня, так завтра...
- Спасибо, ма... знаешь, мне Билл все-таки написал, что операцию ты оплатила...
Симона усмехнулась, вздохнула, кивнула утвердительно.
- Я не могла иначе, ты же понимаешь.
Том порывисто обнял мать, прижался горячим лбом к ее щеке.
- Мам, я так тебя люблю…
- Знаю, родной мой, знаю, - Симона ласково, как в детстве, поцеловала его в макушку.
- Спасибо тебе за все, ма... Что бы мы без тебя делали...
- Вы мне тоже очень нужны, Том... Очень...
- Да... я знаю. Билл просил обнять тебя, поцеловать и поблагодарить за все.
Симона улыбнулась и уткнулась лицом в волосы сына. Так они просидели некоторое время. Молчали, чувствуя, что внутреннее напряжение последних дней понемногу отступает, а их взаимная поддержка дает силы пережить многое.
- Том, тебе сказали, что, скорее всего в понедельник, вам разрешат увидеться?
- В понедельник? - Том почти заскулил. – Господи, понедельник! Он просто написал, что через несколько дней, может быть... а про понедельник тебе Хельга сказала?
- Да, если все будет хорошо, то она считает, что завтра Билл начнет вставать потихоньку, а в понедельник, минут на десять вы сможете увидеться. Билл этого очень ждет.
Том закивал.
- Да! Я тоже очень хочу его увидеть.
- Ну, вот и хорошо. Ты ел сегодня что-нибудь?
- Нет, по-моему, не помню...
- Понятно... и пьешь, да?
- Я немного. Не успел… - Том виновато опустил голову.
- Томочка, - Симона чуть отстранилась, - солнце, давай я тебя сейчас покормлю, и мы вместе поедем в клуб? Послушаешь музыку, с нашими пообщаешься, там все за Билла беспокоятся. Посмотришь выступление...
- Без Билла... - вырвалось у Тома.
- Пока - без Билла... – Симона спокойно кивнула. - Давай, зай, а? Я не хочу, чтобы ты сидел один. Поедем, сынуль?- мамины пальцы убрали выбившуюся из дредов прядь волос.
Том выдохнул и кивнул.
- Давай...
Через полтора часа Симона остановила джип сына на стоянке возле клуба, и они вместе, под внимательные, оценивающие взгляды народа, толпящегося возле входа, прошли внутрь, поздоровавшись с "большим" Мартином, постоянным охранником.
Он обрадовался, увидев Тома, "нежно" сжав его руку, так, что Том охнул и присел от этого.
- Март! ...господи... - Том простонал сквозь смех, тряхнув кистью, - ты монстр, блин...
- Я тоже рад тебя видеть, - прогремел Мартин, привычный к таким "комплементам".
Следующие несколько часов Том провел в клубе.
Посидел возле стойки, потрепался с барменом, и о Билле, и вообще про жизнь. Пить не стал, как и пообещал Симоне еще в машине. Смотрел на людей, тусующихся вокруг него. Девочки, обитавшие здесь постоянно, знали, кем был этот симпатичный блондин с дрэдами. И хотя он являл собой очень заманчивый сексуальный и не только, объект, они знали, что охмурять его бесполезно. Никогда в клубе матери Том никого себе не снимал. Так почему-то повелось с самого начала, и так и продолжалось до сих пор.
Потом было выступление танцгруппы, и Том смотрел на сцену, ловя себя на том, что невольно усмехается.
Раньше ему нравились почти все шоу, которые ставили в клубе, а теперь…
Не было на сцене того, на кого бы он смотрел с замирающим сердцем.
Не было здесь, а в сердце - был...
Позже, после очередных выступлений, к бару подтянулись танцоры из группы, отдохнуть, выпить бокал вина, перекинуться парой слов с Томом. Все передавали Биллу приветы и пожелания выздоровления. Это порадовало Тома, потому, что он знал - Билл не был особенно близок со своими товарищами по цеху, а они все равно за него переживали.
Перед самым уходом Том посмотрел еще один постановочный номер группы, и почему-то именно теперь, этот последний танец так согрел его душу и настроение поднял. Это выступление стало какой-то гарантией, обещанием того, что еще не раз он увидит на сцене Билла. И еще не раз он будет танцевать для него. Для одного Тома...
Выходные прошли на удивление спокойно, хотя Том так и не смог заставить себя не ездить к клинике, хоть и ненадолго. Он был там и в субботу после обеда, и в воскресенье днем, но нервы не были так натянуты, как обычно – он был спокоен. Может, это было больше напускным, но Том начал даже замечать, что думая о Билле - улыбается. Это было удивительно приятно.
За эти почти спокойные выходные он был благодарен Симоне - именно за то, что она вытащила его в клуб, и дала возможность окунуться в успокаивающую атмосферу, которой дышал Билл до того, как их жизнь закружилась и усложнилась до предела.
Вечером в воскресенье позвонила Хельга по поводу завтрашней встречи Тома и Билла. Она была разрешена его лечащим врачом, и одобрена самой Хельгой. Билл уже вставал, ходил понемногу по своему боксу и очень ждал этой встречи.
Хельга предупредила, что посещение назначено на послеобеденное время, минут на десять, не дольше, и чтобы Том ничего с собой не приносил – все равно не разрешат передать. И еще просила Тома перезвонить ей, перед тем как он будет выезжать в больницу, чтобы уж наверняка все оставалось в силе. Симона поблагодарила Хельгу, отключилась и тут же пошла в комнату к Тому.
Он лежал на полу, вытянувшись во весь свой немаленький рост, закинув руки за голову, и слушал негромко играющее, старенькое "Placebo", то, что и сама Симона любила.
- Дорогой, мне только что Хельга звонила.
Том вскинулся, и если бы освещение было чуть ярче, Симона бы увидела, как ее сын мгновенно побледнел.
- Что случилось? - прохрипел он.
Симона присела рядом, чуть сжав плечо напуганного сына.
- Ну, ты чего? Все нормально, мой родной. Она просто сказала, что завтра вам разрешили встретиться...
Том выдохнул и, опустив голову, прикрыл глаза.
- Прости, я просто испугался, думал, что-то случилось. Разрешили? - он сел на полу, обняв колени, и пытался угомонить трепещущее сердце.
- Да, Том. После обеда можно будет. То есть, после колледжа ты сможешь сразу поехать к нему.
- К нему… - Том облизал губы, словно пробуя эти слова на вкус. - Хорошо.
Поднял голову, посмотрел в глаза мамы и повторил с улыбкой
- Это очень хорошо...
- Да, это хорошо... ему это нужно, как и тебе. Ты только не покупай ему ничего, все равно не передадут - нельзя, опасно очень. И перед тем как соберешься поехать, обязательно позвони Хельге - она просила. Окей?
- Да, я понял, - эти слова и покончили с его временным спокойствием...
POV Tom
Два часа ночи... Том, ты еще жив вообще? После такого количества выпитого кофе и выкуренных сигарет.
Это состояние после звонка Хельги, похожее на мандраж перед экзаменами... Только раз в десять сильнее... Почему так?
Блин, идиотизм, какой-то… Понимаю, но почему-то не могу успокоиться. Я безумно хочу встречи с тобой, родной мой! Хочу так, что аж скулы сводит. Я волнуюсь, очень волнуюсь. Даже сильнее, чем перед самыми первыми нашими свиданиями. Столько сейчас всего в душе намешано, что нет возможности распутать...
Хочу видеть твои глаза, хочу почувствовать тебя рядом - пусть и за стеклом, но я увижу тебя. Твои глаза и губы. Как дожить до утра, и как потом еще высидеть столько времени в колледже?
Господи, помоги! И как бы сейчас еще заснуть, для полного счастья…
Я второй раз выхожу на кухню, после того, как уже вроде как бы лег спать. Спать… нужно, поспать...
Я устал. Тяжелые веки, постель, подушка... Ну, хоть чуть-чуть, пожалуйста! Совсем немного…
Вскакиваю со звонком будильника, яркий свет слепит глаза, не могу понять который час - я спал? Я смог заснуть все-таки? Да! Утро... УРА! И не помню, что снилось, да и не надо мне это помнить.
Сейчас я помню только одно – я увижу тебя сегодня. До встречи - восемь часов.
Восемь, черт... Перетерплю. Теперь обязательно!
- Привет!- встречаю удивленный взгляд Кула, когда здороваясь по дороге со всеми, продвигаюсь потихоньку к нему.
- Привет, - хлопаю его по плечу, и он плюхается на стул. Я сажусь рядом.
- Том, выглядишь ужасно, но светишься так, как будто выиграл миллион баксов, - Кул подпирает рукой голову и в упор смотрит на меня.
Смеюсь, и сам чувствую, что смех почти нервный.
- Выгляжу так, потому что вчера перед сном выкурил сто сигарет и столько же чашек кофе выпил, а заснул часа в четыре утра. А сияю, потому, что сегодня я встречусь с Биллом, ему разрешили врачи, наконец-то… - пытаюсь говорить это спокойно, но так хочется орать.
Час, два, три...
Господи, еще никогда так время не тянулось. Я смотрел на часы в мобильнике каждые несколько минут, пока Кул у меня не забрал его.
- Отдам после занятий, или если будет звонить! - сказал он.
Забрал и правильно сделал. Так стало полегче, и время даже быстрее пошло.
Вроде бы в аудитории не жарко, но мне приходилось часто утирать с висков и верхней губы испарину. Психую, блин… Я хоть и спал мало, но был на удивление бодрым, хотя это тоже, по-моему, не бодрое, а как будто на взводе.
Четыре часа, пять, шесть...
Еще два часа - и я смогу поехать к тебе...
Кул так и не отдает мне мобильник, зараза... и курить много не дает. И пить кофе... Ну что за ребенок, а?
- Ты на нервах, Том, я же вижу, - когда он говорил это, я знал, что он беспокоится за меня. Вижу, что это все искренне, от души, и я благодарен ему за это.
Все! Только что закончились пары. Я смог! Я продержался...
- Держи, - Кул протянул мне телефон, и я, схватив его, набираю номер Хельги.
Гудки, а я зажмуриваюсь, умоляя, чтобы тебе не стало хуже, чтобы все было хорошо, и нам дали с тобой встретиться.
- Алло, Том, это ты?
- Да, я, Хельга! Добрый день, как он? - почти подпрыгиваю на стуле, как будто шило у меня в одном месте. - Я сейчас приеду к Вам, в больницу...
- Здравствуй, дорогой. Все хорошо. Мы тогда будем ждать тебя, я сейчас Биллу передам, что ты приедешь. А ты поднимись ко мне, и я отведу тебя в отделение, окей?
- Да, я понял, сейчас буду...
Сорвался с места и через пару минут, стиснув Кулу руку на прощание, я заводил джип.
Машина заурчала как огромный и нежный зверь, и я еще пару раз выдохнув, начал осторожно выводить ее со стоянки.
Через полчаса я почти влетел в кабинет Хельги.
- Здрасте...
- Господи, Том! – Хельга даже из-за стола привстала, так я ввалился неожиданно. - А ну, присядь на минутку!
Я сел, пытаясь отдышаться. Она осуждающе покачала головой, встала и приподняла за подбородок мое лицо, оттянула веко.
- Спал сегодня? А вчера?
- Угу...
- Ты уверен?
- Почти...
- Мальчик мой, ты посадишь себе сердце сигаретами и кофе...
- Я постараюсь поменьше курить, потом...
- Уж постарайся! Билл выглядит лучше, чем ты!
- Лучше? – счастливо усмехаюсь и получаю подзатыльник, но нежный.
- Лучше, - улыбается она. - Он ждет тебя. Давай успокаивайся, и пойдем переодеваться...
Удивленно поднимаю брови.
- Да, дорогой, переодеваться. Ты сейчас пойдешь в стерильный бокс, где нет ни одного микроба, и поэтому на тебе не будет ни одной уличной вещи. И маску надеть придется, если не дай бог чихнешь мне там...
- Серьезно? Маску?
Хельга вздыхает и встает.
- Да, Том, это серьезно, а еще там будет стекло, через которое вы будете общаться.
- Ну, это да, я знаю. Но маска? А Билл, он тоже в маске будет?
- Нет, Том, он в практически герметичном боксе, но подвергать его здоровье опасности мы не должны. Первые несколько встреч будут только так. И еще, Том, вы будете не одни, там всегда дежурит медсестра – поэтому я хочу, чтобы ты взял с собой блокнот, на котором будешь писать то, что захочешь сказать только Биллу, окей?
Я понял, что она имела в виду. Конечно, понял...
Через несколько минут, вместе с Хельгой мы поднялись на два этажа, куда меня не пускали, когда я к тебе рвался.
Через пару минут Хельга завела меня в отдельную комнату, в которой были только стеллажи с упакованными халатами, формой, бахилами и прочей больничной ерундой.
- Так, - Хельга подошла к стеллажу и, просмотрев этикетки, достала пакет и протянула мне зеленую форму. - Снимешь всю верхнюю одежду, свитер, джинсы и наденешь это. Там еще
есть шапочка - под нее уберешь дрэды, окей?
Потянулась выше, на полку, и протянула другой пакет, поменьше.
- Это бахилы, их натянешь на кеды, поверх; переодевайся, я приду через пару минут, помогу надеть маску и проведу тебя в бокс.
Я остался один, глядя на эти пакеты в моих руках и чувствуя дрожь, которая все усиливалась, - наша встреча была такой близкой.… Совсем скоро я увижу тебя.
Я затягивал на себе рукава куртки непослушными пальцами, когда вернулась Хельга.
- Справился? Красавец!
- Угу, - я смутился, - это точно.
Эта идиотская шапочка не рассчитана на мои дрэды, блин! Я еле ее натянул.
- Нормально, сейчас завяжем маску, и тебя будет не отличить от персонала.
Хельга ласково улыбалась мне. Я понимал, что она видит, насколько я нервничаю, и пытается меня приободрить.
Она затянула на моем затылке завязки от маски, а я, глядя на себя в зеркало, что висело у входной двери, видел только глаза, которые от меня остались.
- Он меня не узнает, - сказал я.
- Куда он денется, Том. Главное, что ты его увидишь.
Я усмехнулся и кивнул.
- Ну, что? - Хельга повернула меня к себе и осмотрела с ног до головы. - Замечательно упаковали, можно идти. Не забудь блокнот.
Я кивнул.
- Не забуду.
- Ну, пойдем, дорогой. Он ждет тебя.
Иду как на привязи, ноги ватные - состояние такое, что мне кажется, вот-вот грохнусь в обморок.
Вижу, как мы подходим к прозрачным дверям, за которыми на посту сидит санитар, в таком же точно обмундировании, как и у меня.
- Тебя проведут к нему, Том. Все хорошо? - видимо, в моих глазах испуг.
- Здравствуйте, это к Кернеру.
- Да, я в курсе.
- Все, То, иди, - сжатый локоть, и я переступаю зону бокса.
Туда, где ты, мой котенок. Туда, где ты ждешь меня.
POV Bill
Я знаю, что ты должен придти с минуту на минуту.
Знаю, что тебя колбасит не меньше, чем меня.
Я еще очень мало хожу, почти сразу слабость наваливается, но сейчас просто начала кружиться голова. Я понимаю, что это от волнения, понимаю, Том, ты уже рядом совсем. Рядом.
У нас всего десять минут, я знаю. Господи, как же это мало.
У меня поднято жалюзи на одной стороне прозрачной стены. Отсюда мы и будем говорить…
Я пока сижу на постели, обхватив руками колени, и слежу за каждым, кто проходит мимо. Готов вскочить, когда пойму, что это – ты.
Но не ты, пока. Почему-то не хватает воздуха… и эта дрожь. Она с самого утра все усиливалась.
Я жду тебя. Жду…
Взгляд цепляется за санитара, тело напрягается, чувствую, как сердце долбит в висках; он останавливается и кому-то показывает в мою сторону...
Не вижу еще никого, но...
Я подрываюсь, если это так можно сказать, и тут же останавливаюсь, боясь ошибиться.
Чувствую, как кружится голова, и подгибаются колени...
Кто-то подходит к стеклу – неуверенно, почти робко...
Да! Это ты...
Глаза...
Блядь!
Рывок и…
- Том, - и я прижимаю ладони к стеклу, - Том...
Твои глаза, широко распахнутые и темные, такие, как всегда в минуты сильного волнения или возбуждения, только они видны из-под маски...
Господи, Томочка!
- Билл, - твой голос приглушенный, прозрачной перегородкой. – Билл! Привет, родной.
- Том, привет...
Не отрывая от меня взгляда, как будто боясь, что я могу исчезнуть, кладешь на рядом стоящий стул блокнот и ручку, а потом прикладываешь свои ладошки туда, где мои руки касаются стекла...
Холодный пот, он выступает на спине...
Это все уже было, было во сне. Ты пытался почувствовать меня, вот так... и почувствовал, в конце концов.
Тогда ты разбил это стекло... Разбил...
Подходишь так близко, как только это возможно – и смотришь, смотришь, смотришь на меня блуждающим взглядом.
На губы смотришь, на мои щеки, скулы, подбородок...
Господи, знаю, что выгляжу просто ужасно, но в твоих глазах восторг и нежность такая, что стонать хочется.
У меня такое ощущение, что мое сердце сейчас в ладонях, там, где мы ближе всего друг к другу...
Пусть между нами стекло, да, но я все равно чувствую тебя, сердцем чувствую и душой... Я хочу быть ближе, Том, хочу чувствовать тебя всего.
Сдвигается с запястья рукав куртки, и я вижу браслеты на твоей руке, оба.
Замирает дыхание, комок в горле.
Ты ловишь мой взгляд, и видишь, как мои глаза наполняются слезами.
И киваешь, мой хороший.
Я понимаю, ЧТО ты хочешь этим сказать - что я прав, что мы, как и эти два браслета, остаемся скрепленными друг с другом, даже сейчас, когда не рядом.
Твои глаза чуть прищурены, и я понимаю - ты пытаешься улыбаться. Пытаешься улыбаться, но я вижу, что ты скрываешь слезы за этой улыбкой. Так близко твои глаза. Так много в них всего намешено, так много. Они красные, запавшие - ты не спишь почти, много куришь и пьешь кофе. Я знаю... Может, даже иногда плачешь.
Но сейчас так пристально всматриваешься в меня... С такой нежностью и тоской... да, тоска в твоих влажных глазах...
Но что-то еще есть в твоем взгляде, чего я не замечал раньше. Что это? Я не могу пока понять. Что-то странное в твоем взгляде...
Нет, уже нет. Просто показалось...
Мы молчим, эти несколько первых секунд, но эта тишина - только для других, мы оба прекрасно знаем, что души наши сейчас просто разрываются от крика, стона и невозможности быть ближе.
Слова, слова... Разве можно сказать словами больше, чем душами?
И мы в эти мгновения вслушивались в наши души, в их голоса... а в глазах пытались увидеть часть себя друг в друге. Меня очень много в тебе, я вижу это.
Ничего не изменилось - ты любишь не меньше, мне так важно было понять это...
- Как ты тут, родной? - твой голос, я его слышу, но не вижу твоих губ.
Господи!
Я не могу к ним сейчас прижаться, не могу почувствовать их нежность...
Но мне так хочется их хотя бы увидеть...
Это самое сильное желание сейчас, и мозг разрывает от этого...
POV Tom
- Я нормально, Том, мне уже лучше, намного...
Впиваюсь в тебя взглядом и не знаю, как смогу оторваться...
Десять минут... всего десять...
Ты так похудел, эти щеки ввалившиеся, со щетиной, как я и думал...
Виски с испариной, видимо от слабости, а не от того, что жарко… Глаза твои, Билл... они такие, как были при нашей самой первой встрече, пусть сейчас с темными кругами вокруг, но все равно - как два омута, в которые я попал когда-то, и так и не смог больше выбраться.
Ты, Ангел мой... это ты...
Вот такой, без макияжа, с собранными в хвостик волосами, в больничной одежде...
Ты, мой мальчик - это ты. Самый любимый и самый красивый...
Так близко наши ладони, их разделяет только тонкое стекло, но нет возможности его убрать...
Стекло, снова стекло, как и на операции десять дней назад.
Я не касался тебя полмесяца, а мне кажется, что вечность целую...
Вечность, за которую успел узнать, что у меня есть брат, вечность, в которой я дал слово тебя не касаться...
Родной.
Ты - мой брат, я знаю, что ты на меня похож, нам это говорили и раньше, но никогда я не пытался найти в тебе свои черты или черты Симоны. Сейчас я впервые всматриваюсь в тебя именно для того, что бы УВИДЕТЬ - и теперь я вижу это.
Вижу глаза, которые всего несколько минут назад видел в зеркале, когда смотрел на себя.
Губы вижу – они у нас одной формы.
Я много раз целовал эти губы, подрагивающие, так похожие на мои.
Смотрю на тебя и знаю, что ты не просто человек, которого люблю больше жизни, а еще и человек, в котором течет моя кровь, и в прямом, и в переносном смысле...
Билл, я люблю тебя, Билл...
- Том, эта маска…Черт, я так хочу видеть твое лицо, Том!
Отрицательно качаю головой.
- Нельзя снимать. Сниму, и меня выгонят... я не могу...
Вздыхаешь, прикрыв глаза, на стекле появляется туманный след от твоего дыхания. Потом киваешь.
- Я хочу попросить тебя принести мне фотку твою, ну ту, помнишь, мы у Кула фотографировались?
Сжимаешь пальцы на стекле, как бы стараясь погладить мою руку.
- Помню, конечно, Билл. Я привезу, обязательно! Напишу тебе письмо и вместе с ним передам. Хорошо? А потом еще за квартиру заплачу. Только, Билл... может не стоит больше тебе снимать квартиру, а? Котенок, давай я перевезу твои вещи ко мне, а? И все. Ну, заплачу, конечно, что там набежало. И перевезу. Я же все равно тебя не отпущу, понимаешь?
Прислоняюсь к стеклу лбом, и это прохладное прикосновение меня остужает, и я понимаю, что говорю вещи, которые не нужно знать посторонним...
Но я смотрю на тебя в упор и жду, жду... Ты только не отказывайся, котенок!
- Пожалуйста, - шепчу это, хотя знаю, что ты меня не услышишь и по губам, скрытым повязкой не прочтешь.
Не отказывайся, я все равно больше никуда не отпущу тебя! Вижу, как на твоих губах появляется сначала робкая улыбка, и, наконец, ты киваешь...
Выдыхаю облегченно и беру блокнот...
POV Avt
Минуты стремительно таяли...
Две пары широко раскрытых глаз всматривались друг в друга, пытаясь впитать в себя любимый образ, каждую черточку, каждую крошечную деталь. Знали, как быстротечно время, и боялись хоть что-то упустить за эти, ускользающие как песок сквозь пальцы, секунды. Чтобы потом, когда снова будут врозь вспоминать, перебирая в душе эти мгновения общения, такого необходимого для них.
Билл смотрел, как Том что-то пишет в блокноте, смотрел с закушенной губой, слегка улыбаясь...
Нежность омывала душу волнами, охватывая ее почти болезненными спазмами...
Том написал и приложил к стеклу.
"Билл, котенок, я люблю тебя, мне так херово, ты не представляешь даже, как ты мне нужен".
Он прочитал и поднял глаза на Тома.
- Я люблю тебя, я тоже очень тебя люблю - ты ведь знаешь, это, правда? - губы шептали, и Том закивал, он прекрасно понимал все, даже почти не слыша голоса любимого.
- Мне кроме тебя не нужен никто, Том... Я хочу быть с тобой... к тебе хочу, очень...
Том смотрел на Билла и кивал, кивал…
Он снова склонился над блокнотом, и через пару секунд Билл прочитал:
" Я знаю, я все знаю. Мое сердце в твоих руках, помнишь?"
Билл коснулся пальцами своих губ и на мгновение закрыл глаза. Том понимал, что он борется с комком в горле.
Мальчишки знали, что минуты истекли. Знали, что сейчас их оторвут друг от друга, и когда в палату Билла вошла медсестра, и сказала оглянувшемуся на нее Биллу: "Прощайтесь, мальчики, время уже вышло, у вас одна минутка осталась".
Сердце Тома замерло, он с новой силой прижал ладони к стеклу.
Одна минута, Господи!
Билл тоже прильнул к стеклу всем телом и облизал пересохшие губы. Ему было непросто сейчас, он еще ни разу настолько долго не вставал после операции. Колени дрожали, голова кружилась, глаза туманились, но сейчас он не смог бы добровольно отойти оттуда, где были ладони Тома. Он всматривался в его глаза и не мог насмотреться.
- Билл, - шептали губы.
- Том, пожалуйста, Том, сними... - Билл коснулся своего лица, показывая, чего он хочет.
Том выдохнул. Как же он понимал это его желание...
Понимал - и поэтому стянул вниз чертову маску...
- Да, - простонал Билл, и смотрел на губы, которые так хотел увидеть, - да...
Он улыбнулся и провел кончиками пальцев по стеклу, как бы касаясь любимых губ. Сейчас для Тома и для Билла был самый интимный момент во всей их встрече, в эти несколько запретных секунд они растворялись друг в друге. Растворялись и понимали, что должны были сделать это, чтобы была возможность дожить до следующей встречи...
Понимали, что сейчас их оторвут друг от друга, и это будет маленькая смерть...
Понимали, что так будет до тех пор, пока они не окажутся вместе. Навсегда...
Том прошептал – ему одному, которому когда-то признался в том, что любит больше жизни, тому, кто эту жизнь перевернул однажды с ног на голову, ворвавшись в нее яркой звездой.
Ему, своему Черному Ангелу…
- Я люблю тебя, котенок...
Билл прочитал это по Томкиным губам и выдохнул, кивнул, прижал кончики пальцев к своим губам, а потом эти пальцы прижал к стеклу, там, где за ним, за этой прозрачной, но непробиваемой преградой, были любимые, теплые и такие нежные губы.
Сестра глянула в их сторону и вышла из палаты. Том знал, что она сейчас вернется.
Он успел натянуть маску обратно - и вовремя, почти сразу появилась и медсестра.
- Вам пора уходить, молодой человек. Вы даже не представляете, как ему еще тяжело стоять, - тихонько сказала она, и Том согласно закивал.
- Билл, мне пора. Я все помню, я все сделаю и передам.
Билл смотрел на Тома, не отрываясь, и кивал каждому слову.
- Ты придешь? - Билл смотрел, как Том делает шаг назад, но еще не отрывает руки от стекла.
- Приду, конечно, приду, родной! Я приду, обязательно! Ты только выздоравливай… Пожалуйста…
И Билл смотрел, как Том медленно уходит… оглядывается и уходит, скрывается за поворотом коридора…
И знал, что не только ЕГО сердце плачет сейчас...
POV Том
Ты остаешься, а я ухожу. И чувствую, как ты смотришь мне вслед...
Билл, котенок, пожалей… не надо так, у меня же сейчас разорвется сердце. Отпусти, отпусти, родной…
Знаю, что вернусь скоро, знаю, что тебе будет со временем лучше, и мы сможем видеться без стекла. А чуть позже тебя совсем выпишут.
Но сейчас, знание этого не делает легче мое состояние. Поверь, мне очень нелегко, наверное, не легче, чем тебе.
Меня выпускают из блока и проводят к комнате, где я раздевался. Все происходившее в эти короткие десять минут - все это было? Или я все это придумал? Я сейчас как в тумане, в каком-то заторможенном состоянии. Наша встреча почему-то теперь кажется нереальной, как сон. Вот такой прекрасный до боли и чувственный сон.
Сдираю маску, стаскиваю с головы шапочку и только сейчас замечаю зажатый в моей руке блокнот.
Смотрю на страницу, где писал тебе, вырываю ее, и, свернув, засовываю себе в карман куртки.
Мысли? Какие они у меня в эти минуты?
Их нет. Нет, не так… Их слишком много, чтобы выделить что-то конкретное из всего этого болезненного клубка.
Но то, одно - слишком четко и ясно. Это стоящий перед моими глазами твой взгляд, от которого плавится мозг.
Есть боль в груди, сдавливающая сердце и душу.
Нужно жить дальше. Жить, ждать, что-то решать…
Я должен перестать об этом думать каждую секунду, хотя бы просто для того, чтобы доехать домой живым, не врезавшись в первый попавшийся столб.
POV Avt
У Билла внутри все дрожало от слабости, кружилась голова, до тошноты. Он держался, как мог, пока Том был рядом. Как только он скрылся за поворотом, слабость накатила волной. Стала мокрой спина, хотя может, она и до этого была мокрой, просто Билл этого не замечал. Подкашивались ноги, и от лица отлила кровь. И держась из последних сил, чтобы не рухнуть на пол, он еле добрался до постели.
Почти сразу появилась медсестра. Но у Билла не было сил даже открыть глаза, чтобы посмотреть на нее. Даже сделать вид, что все в порядке – он уже не смог…
Сестра вздохнула, и он почувствовал, как она касается его запястья, проверяя пульс.
- Рано еще было для посещений, - тихо сказала она – все силы ушли…
- Я в порядке, - выдохнул Билл через силу, боясь, что такой поворот может лишить их новой встречи.
- Да, если не считать, что белый, как стена, пульс за сто и, скорее всего, давление упало.
- Не говорите доктору, – попросил он.
- Это бесполезно, Кернер. Он сам сейчас будет тут, в соседнем боксе, на обходе у пациента...
- Черт, – выругался Билл и прекрасно понял, что теперь ему уж точно в ближайшее время Тома не увидеть. В этот момент открылась дверь, и он услышал голос своего доктора, здоровающегося с медсестрой.
POV Tom
Дошел до машины, сел за руль и закурил. Затянулся и выдохнул...
Как же мне хотелось прижать тебя к себе, солнышко, когда я был там и видел тебя, и сейчас этого хочу, до одури, до исступления... быть рядом хочу, а еще хочу забрать тебя отсюда и увезти домой - насовсем...
Десять минут.
Увидеть любимые глаза и губы, понять, что легче сдохнуть, чем не быть с тобой… Стало легче, после того как увидел тебя? Нет, котенок, не стало. И вообще не знаю, станет ли когда-нибудь… Я не знаю, как быть с этими чувствами, Билл. Я боюсь. Боюсь быть без тебя, боюсь быть с тобой. Боюсь своих мыслей и желаний… Я никогда ничего не боялся, до тех пор, пока не встретил тебя. А теперь…
Я слишком люблю тебя, и, наверное, в этом все мои проблемы. Хотя нет, не только в этом. Не только в том, что я люблю тебя. Проблема в том, что ты меня любишь не меньше. Мне было легче, наверное, в такой ситуации понимать, что я для тебя не являюсь тем, кем ты являешься для меня - ВСЕМ. Было бы легче знать, что ты меня любишь меньше… Но я вижу и понимаю, чувствую, в конце концов, что наши чувства зеркально отражаются друг в друге. Как два зеркала, поставленные напротив, превращаются в бесконечный коридор – можно смотреть, пока голова не закружится…
Пальцы проскальзывают в карман, и я вытаскиваю смятый лист. Осторожно его разглаживаю, стараясь не стряхнуть пепел с сигареты.
Я писал, сердцем писал эти буковки, сложенные в слова. Писал на бумаге, то, что ты и так прекрасно знаешь... Так же, как знаешь и то, что у меня на сердце вырезано ножом твое имя, знаешь. Но не знаешь, что оно все последнее время кровоточит...
Знаешь, я бы сейчас многое отдал, чтобы все, что творится у меня в голове, каким-то образом собрать в кучу и закрыть под замок - до поры до времени, хотя бы до того, как ты вернешься из больницы.
Я просто боюсь сойти с ума со всем этим в моей башке. Мне очень нужно, чтобы все то, что происходит сейчас, хоть как-то решилось...
Эта встреча… Я ведь понимаю, что дальше не будет легче, даже если мы будем встречаться хоть каждый день - будет еще тяжелее. И не думаю, что только для меня.
Для тебя эти минуты были очень тяжелы физически, понимаю, что ты еще очень слаб... Но я так хочу быть с тобой не десять минут... Я хочу быть рядом и видеть тебя каждую секунду.
Господи, дай мне сил сейчас не думать об этом!
Фотографии...
Тебе нужна моя фотография, а мне нужна твоя, очень нужна...
Только те фотки, которые сделал Стив на вечеринке, так и остались у Кула.
Может быть, съездить к нему и забрать?
Вот прямо сейчас и поеду, если Кул дома.
