Глава 2.

Прошла неделя. Билла перевели из реанимации в обычную палату-люкс. Он почти не говорил и не улыбался, мало ел, много спал, был вялым и неактивным, при этом с осторожностью поглядывал на свалившихся на голову друзей, которые постоянно травили байки об их звездной жизни и крутили диски с выступлениями. Между собой те договорились, что ни словом не обмолвятся о происшествии, и даже выдумали версию, как объяснить некоторые неизбежные проблемы с туалетом — операция по какой-то новой методике, так как врачи опасались перитонита. Билл не спрашивал, и это Тома беспокоило. Но еще больше Тома беспокоило поведение брата. Он не просто держался от всех на расстоянии, он явно был не рад гостям и категорически избегал любого физического контакта, вздрагивая даже от случайных прикосновений. Том понял, что все серьезно однажды вечером. Георг и Густав ушли, а он поленился тащиться домой среди ночи и решил заночевать у брата, благо гостевой диван был хоть и не большим, но удобным и мягким. Билл сидел на кровати по-турецки и наблюдал, как Том заваривает чай. Вообще он теперь больше смотрел, чем говорил, словно узнавая всё заново. Том поставил бокал на блюдечко и осторожно понес брату, боясь пролить кипяток и обжечься. Билл заерзал, довольно заулыбался и потянулся к стакану.
— Нет-нет-нет! — смеясь, затряс головой Том и… схватил брата за запястье. — Обожжешься…
Неожиданно лицо Билла исказила гримаса ужаса. Он дернулся назад, выдирая руку. Бокал спланировал на пол, выливая содержимое Тому на штаны и футболку, обжигая живот и ноги. Билл закричал так, словно его режут тупым перочинным ножиком…

Казалось, что его действительно разорвали. Дикая боль разлилась по телу. Он закричал. Завопил. Завыл. Том! — стучалось в висках. — Том! Том! Том!

— Том! Том! Том!
— Билл! Билл! — он подлетел к брату и схватил его за плечи, стараясь унять истерику, сильно прижимая к себе. Билл совсем потерял над собой контроль. Забился в руках, рискуя свалиться с высокой кровати.

Он звал его вслух. Он звал его мысленно. Каждый болезненный, разрывающий на части толчок отдавался в голове словом Том. Том. Том. Больно. Он пытался хоть как-то убрать зад из-под насильника. Том. Том. Том. Пожалуйста. Том. Том… Боль. Ее невозможно терпеть. Том. Том. Помоги. Том. Это длилось вечность. Его вколачивали в хлюпающую под животом жижу. Его били. Больно. Его рвали на части. Сначала один. Потом сразу же второй и третий.

Том растерялся. Он не мог позвать на помощь, потому что приходилось держать Билла, который извивался под ним и кошмарно орал, повторяя его имя как молитву. Том и сам уже молился, чтобы хоть кто-нибудь услышал эти вопли и помог ему. Он обхватил его лицо ладонями и с силой сжал, не позволяя голове мотаться туда-сюда…

На грани полуяви — полусна он помнил, как кто-то жестко толкался к нему в рот, и сперма смешивалась с его кровью. Он задыхался, мычал, крутил головой… Ему закидывали голову назад, вцепившись в волосы, и вновь толкались в приоткрытый рот. Том. Том… Помоги…

Тома не просто скинули с брата. Тома отшвырнули так, что он отлетел на несколько метров назад, впечатался спиной в угол тумбочки и ударился затылком о стул при падении.
— Том! Том! Том! — продолжал орать Билл. Два врача держали его за руки. Медсестра пыталась поймать вену, чтобы вколоть успокоительное.

Когда клацающие от холода зубы прикусили орган, он получил кулаком по челюсти, и сознание наконец-то милостиво избавило его от своего присутствия… Лишь слово Том пульсировало где-то в районе лба красным огоньком. Том… Том…

Том так и сидел на полу в мокрых джинсах, схватившись за ушибленную спину. Глаза огромные. Лицо бескровное. Губы белого цвета. Лекарство подействовало почти сразу. Билл перестал вырываться и мягко отключился. Доктора повернулись к нему, и Тому показалось, что сейчас его разорвут без суда и следствия.
— Я… Я… — быстро забормотал он. — Это не то, что вы подумали… Я держал его, чтобы он не упал с кровати… Я… Я… Это… Это произошло внезапно… Он… Он… — От страха он начал заикаться и путать слова. — Это… Не знаю… Это не я… Я не виноват… Чай… Я сделал ему чай…
Один мужчина подошел вплотную и рванул его за футболку наверх, поставил на ноги. Тряхнул так, что резинка с головы слетела и дреды рассыпались по плечам.
— Клянусь, я пытался его успокоить, — прошептал Том.
— Подожди, Ханс, — остановил второй. Тот выпустил мальчишку.
— Я чай ему сделал, — торопливо принялся объяснять Том. Нет, он не того испугался, что его сейчас покалечат два взрослых мужика, а того, что произошло с Биллом. — Он потянулся за ним, я руку его остановил, говорю: «Обожжешься». А он как забьется в истерике, словно его убивают, того гляди с постели свалится. Я его схватил за плечи, а он еще сильнее вырываться начал. И головой так трясет, что того гляди оторвется. Я его подмял под себя, руками за лицо схватился, а он еще громче орать начал… Что это?
— Пиздец это, — мрачно отозвался врач. — Ты точно его не трогал?
— Нет!
— А почему он орал твое имя?
— А вы когда его держали, он тоже орал мое имя. Что с ним?
— Похоже на посттравматический шок.
— Это лечится?
— Теоретически да. Практически…
— И как это контролировать?
— А никак. Неизвестно какая ситуация в следующий раз исказиться его сознанием.
— Что делать?
— Завтра лечащий врач будет решать.
Том еле дождался этого завтра.
С утра пораньше приехал Йост. Убедившись, что Билл спит и просыпаться не собирается, Том оставил брата на попечение медсестры и пошел с Дэвидом к лечащему врачу.
— Если травма была сравнительно небольшой, то повышенная тревожность и другие симптомы стресса постепенно пройдут в течение нескольких часов, дней или недель. Но тут мы имеем дело с сильной психологической травмой, и такая болезненная реакция может сохраниться на многие годы, — вещал доктор со скучающим видом, вяло жестикулируя. — Подобно тому, как мы приобретаем иммунитет к определенной болезни, наша психика вырабатывает особый механизм для защиты от болезненных переживаний. Бывает, что человек полностью или частично утратил способность к эмоциональным проявлениям. Ему трудно устанавливать близкие и дружеские связи с окружающими, ему недоступны радость, любовь, творческий подъем, игривость и спонтанность, что мы сейчас и наблюдаем у Билла, ведь на контакт он так и не идет, скорее, терпит ваше присутствие рядом с собой, а в группу, в коллектив, тем не менее, не входит. Как правило, в состоянии посттравматического шока развивается депрессия. Этому чувству сопутствуют нервное истощение, апатия и отрицательное отношение к жизни. В памяти пациента могут внезапно всплывать жуткие, безобразные сцены, связанные с травмирующим событием — как произошло сегодня ночью, когда какое-то ваше, Том, действие запустило реакцию. Они появляются в тех случаях, когда окружающая обстановка чем-то напоминает случившееся в то время, то есть во время травмирующего события: запах, зрелище, звук, словно бы пришедшие из той поры. Яркие образы прошлого обрушиваются на психику и вызывают сильный стресс. Это состояние еще опасно тем, что нередко пациент начинает думать о самоубийстве или планирует какие-либо действия, которые в конечном итоге должны привести его к смерти.
— Вы хотите сказать, что Билл может покончить жизнь самоубийством из-за этих воспоминаний? — вытаращил глаза Том.
— Я не исключаю этого.
— Хорошо, — нервно дернул плечами Том, — я больше не буду заваривать ему чай, если он так реагирует.
— Найдите ему хорошего психолога, — устало вздохнул Йост. — И помните, у вас осталось всего три недели, чтобы сдать мне его нормальным. Извините, у меня дела. — Он вышел из кабинета.
Том вернулся к брату мрачный и серьезный. В принципе, врач объяснил, что надо делать и как себя вести. Но, если Билл вспомнил, что с ним произошло, то… Психолога обещали прислать после обеда. А что делать до обеда, если еще восемь часов утра?
Психолог Биллу не помог. Очнувшись ото сна, парень повернулся ко всем спиной и ни на кого больше не реагировал вообще. И если первые дни после того, как Билл пришел в себя, он хотя бы наблюдал за происходящим, и на лице временами отражались какие-то эмоции, то сейчас брат просто лежал, натянув одеяло по самую макушку и уткнувшись носом в подушку. Ребята болтали между собой так, словно ничего не произошло, обсуждали песни и строили планы. Периодически кто-то пытался втянуть в беседу Билла, но с таким же успехом можно было призывать к диалогу картинку из глянцевого журнала. К тому же Билл и до этого-то почти ничего не евший, начал и вовсе отказываться от еды. На какие только ухищрения они не шли, чтобы заставить его проглотить хотя бы ложку жидкой каши или какого-нибудь пюре. Врачи начали всерьез рассматривать перспективу питания через зонд или капельницу. А Том не хотел, чтобы и без того прозрачные руки брата кололи толстыми иголками — Билл с детства боялся уколов. Капельницы Том разрешит поставить в одном случае: если Биллу будет угрожать реальная опасность. А пока… Перетопчутся!
На третий день «молчанки» и созерцания его спины Том не выдержал. Надо поговорить. Надо все ему объяснить. Надо что-то сказать. Что именно, он пока еще не понимает, но… Наверное надо сказать, как он им дорог и как они расстраиваются из-за произошедшего… Надо хотя бы убедить его, что еда необходима, потому что смотреть на этот скелет уже нет никаких сил… Нет… Не то… Может сначала с психологом поговорить? Господи, да о чем говорить с этим посторонним человеком, когда у них с братом никогда не было никаких секретов! Да они единый организм, понимают друг друга без слов! На этой возвышенной ноте его размышления прервала медсестра, пришедшая перестелить постельное белье Биллу. Тот переместился с кровати почему-то в угол на пол, подтянул колени к груди, обхватив их руками, и спрятал лицо.
— Билл, я покурю, — присел напротив него Том, — а потом давай мы тебя вымоем. Хочешь, я привезу из дома твою косметику? И маникюрного мастера привезу? И Наташу, чтобы она тебя причесала и накрасила? Ты только скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю для тебя. Только не молчи, пожалуйста. Помнишь, когда ты голос сорвал, тебе врачи говорить запрещали, а ты все равно рот не закрывал, а сейчас… Ты только скажи, я все для тебя сделаю… Сигареты? Выпивка? Только скажи…
Никакой ответной реакции.
Том вздохнул и ушел курить. Что же это такое… Как быть? Что делать?
Внизу он почувствовал что-то неладное. Бросив недокуренную сигарету, понесся обратно в палату. И успел… Окно распахнуто. Билл стоял на подоконнике на самом краю, держась за внешнюю сторону рамы. Сердце оборвалось. В груди резко похолодело. От страха Том замер, но немедленно взял себя в руки и запретил истерики.
— Билл, если ты хочешь погулять и подышать свежим воздухом, то не стоит так стоять на подоконнике — ты можешь упасть и разбиться. Одевайся и пойдем погуляем во дворике, — Том медленно и осторожно приближался к нему. Только бы успеть его схватить хоть за что-нибудь. Только бы не напугать и не спровоцировать падение… —Если ты хочешь покончить жизнь самоубийством, то не стоит этого делать в данном месте, потому что третий этаж — это не серьезно. В лучшем случае ты переломаешь себе ноги. В худшем — позвоночник. Ты навсегда будешь прикован к постели и будешь гадить под себя, потому что мозг не сможет контролировать процесс испражнения. Тебе хочется лежать в памперсах по пояс в говне и моче? Тебе хочется, чтобы рядом с тобой была посторонняя тетка, потому что наша мать будет пахать на двух работах, чтобы нас содержать? — Боже, что за херню он сейчас несет?! — Но и это еще не все. Ты можешь прыгнуть прямо сейчас. Это твой выбор. Выбор слабого человека. И тогда я скажу, что ты не мой брат. Потому что мой брат всегда был сильным. Он не сдавался даже тогда, когда сдавались все остальные. И он тащил нас к успеху за собой. Мы говорили: «Билл, ты ненормальный, это никому не надо, у нас ничего не получится!» И только ты верил и упрямо шел к победе. Тебя невозможно было сломать. А сейчас кто-то причинил тебе боль. Надругался над твоим телом. Они хотели сломать тебя. И ты сломался. Вот так легко сломался… — Еще пять шажков и он дотянется до его ноги. А если он дотянется до его ноги, то черта с два он позволит ему упасть! — Они хотели, чтобы ты умер. Они сделали все для того, чтобы ты умер. И после того, как ты выжил всем назло, ты поможешь им убить себя? Хорошо, убей себя! Прыгай! — Том неожиданно для себя вскочил на подоконник и встал рядом с Биллом. — Только сначала толкни вниз меня! Мы с тобой одно целое. Я не умею жить без тебя. У нас на двоих одна кровь. У нас на двоих одна жизнь. У нас все с тобой одно на двоих. Даже твоя боль у нас одна на двоих! Я чувствую ее. Я переживаю ее. Я старюсь быть сильным ради тебя. Я делю ее с тобой, потому что мы близнецы. Но если ты умрешь, я тоже умру. В тот же день умру, когда узнаю, что тебя больше нет. В ту ночь я искал тебя несколько часов. Я ездил по городу и искал. Я молился и просил тебя вернуться. Ты вернулся. Не важно, что с тобой произошло. Важно, что ты вернулся. Боль тела пройдет. Раны затянутся. Я сделаю все, чтобы ты забыл этот кошмар. Для меня нет никого важнее тебя. Я люблю тебя любого. Абсолютно любого. Ты мне нужен любой. Если тебя не будет, мне не за чем жить.
Том потянулся к нему, мысленно умоляя всех богов, чтобы они сейчас не вывалились в окно с третьего этажа, потому что реально было сломать не только ноги, но и свернуть себе шею. А такая нелепая смерть в столь молодом возрасте в планы Тома не входила.
— Не трогай меня! — вздрогнул Билл, зажимаясь. — Я грязный… — и всхлипнул.
— Мой бог! — улыбнулся Том. — Ты самый чистый человек на планете!
Резким движением он скинул не успевшего ничего сообразить Билла с подоконника обратно в палату и тут же прыгнул следом.
Билл испуганно пятился от брата на четвереньках, выставив вперед руку, бормоча срывающимся голосом:
— Нет, пожалуйста, нет! Не надо! Не трогай! Нет! Не трогай! Нет! Нет! Не надо! Пожалуйста! Нет!
Вместо того чтобы оставить его в покое и отойти, Том придвигался к нему точно так же на четвереньках, выставив вперед руку, едва не касаясь его пальцев своими, и точно таким же срывающимся голосом повторял:
— Билл, это я, Том… Тебе не надо меня бояться… Это я… Том… Твой брат… Не бойся… Я не сделаю тебе больно… Я твой брат… Не бойся… Посмотри на меня… Я — Том… Я не дам тебя в обиду… Пожалуйста, Билл… Я твой брат… Билл… Не бойся… Я с тобой…
Билл уперся спиной в стену — больше отползать некуда. Его била крупная дрожь. Он сжался в маленький комок, словно уменьшился в размерах, закрывая лицо трясущимися руками и умоляя не трогать его. Том, который из-за той истерики теперь не только боялся прикасаться к брату, но и подходить к нему близко, остановился на расстоянии вытянутой руки. Остатки разума твердили, что он все сделал правильно, согнав его с подоконника, сердце разрывалось от боли, видя, что оно опять начинается. Он должен быть сильным. Он должен как-то ему помочь… Черт побери, КАК? Том протянул руки, как будто или желая обнять, или поддержать его, падающего, но так и не смог заставить себя дотронуться до трясущегося тела.
— Послушай, Билл… Я не трогаю тебя, видишь? Вот смотри… Видишь? Посмотри… Послушай… Билл, чище тебя никого нет. Ты самый светлый, самый лучший, самый замечательный человек. Ты мое солнце. Ты мое небо. Ты мой день. Даже я не достоин касаться тебя. Ты лучшее, что есть в моей жизни. И не смей думать, что ты грязный… Никогда, слышишь? Ты… Ты даже мыслей таких не достоин… Билл, ты не представляешь, насколько сильно мы все тебя любим. Родители, друзья… Для всех ты самый светлый человек, самый солнечный, самый теплый, самый чистый… Человек, к которому просто не прилипает грязь. Да даже прессе никогда не удавалось очернить тебя. Что за глупости ты сейчас говоришь? Ты три дня лежал и думал, что ты грязный? Билл, мой Билл, какой же ты глупый… Неужели ты считаешь, что мы с ребятами стали бы тут торчать около тебя круглые сутки, если бы считали тебя грязным? Глупый… Да нам даже в голову такого не приходило… А тех, кто посмел дотронуться до тебя, мы ищем. Дэвид нанял хороших детективов. Они их обязательно найдут, слышишь? Они не тебя тронули. Они нас тронули. Меня… И я лично вырву им сердце и оторву руки за то, что они посмели прикоснуться к тебе. Ты мне веришь? Мы их найдем, Билл. Обязательно найдем.
Билл все так же дрожал, сжавшись в комок, все так же просил не трогать его. Том закрыл глаза, чтобы не видеть истерики, и осторожно дотронулся кончиками пальцев до плеч.
— Тихо… — успокаивающе шептал он. — Тихо… — невесомые прикосновения по рукам вниз. — Тихо… — обратно наверх по плечам к шее. — Тихо… — опять вниз. Он и гладил и не гладил его, едва касаясь кожи. — Ты в безопасности. Рядом со мной ты в безопасности…
Мысленно он представлял, как забирает его боль и страх, впитывает их, стирает из памяти. Он каждый день, каждый час ругал себя за то, что выгнал его из дома, что не нашел в том парке, что не смог защитить, предотвратить, остановить. Хотелось забрать его, увезти далеко, на какой-нибудь дивный остров посреди океана, как брат всегда хотел — только он и Билл, и никого больше. Валяться на белоснежном песке и купаться в лазурных водах. Лежать в джакузи и пить коктейли. Есть мороженное до полного онемения языка. Он представлял их беззаботные дни в тени высоких пальм. Как они носятся по пляжу. Как плескаются в океане. Как занимаются виндсерфингом… Он не сразу осознал, что больше не гладит его, а крепко прижимает к себе, все так же шепча всего одно слово: «Тихо…» И он совершенно не заметил, как Билл вцепился ему в спину ногтями и уткнулся носом в шею.
— Увези меня отсюда, Том… — тихо-тихо попросил он…
Он переступил порог квартиры с некоторым опасением. Осмотрелся. Скинул куртку на пол прямо в коридоре. Том стоял чуть в стороне и старался удерживать на лице хоть какое-то подобие улыбки: если с Биллом опять случится приступ паники, то он понятия не имел, как с этим бороться. Одно Том знал точно — завтра приступ паники случится у медперсонала и Дэвида, потому что они ушли, никому ничего не сказав, Том просто натянул на Билла свою куртку и они, как два вора, сбежала из клиники.
— Это твоя комната, — неуверенно произнес Билл, остановившись у двери.
— Да.
Билл, держась за стену, словно опасаясь падения, добрел до своей комнаты.
— А тут живу я?
Том кивнул. Билл обошел вокруг, слегка касаясь руками мебели.
— Я приготовлю что-нибудь поесть, — осторожно предложил Том. — Хорошо?
— Не хочу, — тихо бросил Билл куда-то в сторону.
Он стоял перед огромным зеркалом и смотрел на себя. Потом перевел взгляд на большой плакат на стене, где два парня — один с торчащими колючками волосами и накрашенными глазами, второй в кепке и с дерзкой ухмылкой — стояли, прижавшись спинами друг к другу. Вновь сравнил с оригиналом в зеркале. Том порадовался, что не заметил плакат в тот злополучный день, когда громил его комнату, и не сорвал, потому что другим повезло меньше — он разодрал их в клочья. Билл словно что-то вспомнил, закрутил головой.
— Вот тут еще один был… Помнишь, нас снимали в какой-то гостинце сидящими на полу? У нас еще глаза закрыты были? Такие темные… Он мне очень нравился…
— Был ураган… Я окно не закрыл… Тут еще два плаката было… Их сорвало… — промямлил Том, пряча взгляд. — Я хотел заказать новые, чтобы повесить на стену к твоему возвращению, но не успел… Но завтра тут все будет, как было, обещаю.
Том потянулся, чтобы обнять его, но Билл, заметив движение в свою сторону, отшатнулся и зажался. Том сразу же поднял руки ладонями вверх, показывая, что ничего дурного не замышлял. Билл смутился.
— Я хочу тебе помочь, — очень мягко произнес Том. — Хочу, чтобы ты стал прежним. У нас никогда не было секретов. Я всегда всё знал о тебе и сам всё тебе рассказывал, всё-всё, все свои страхи и сомнения. Расскажи мне, Билл, что творится в твоей душе, поделись со мной своими страхами, и я придумаю, как избавить тебя от них. Я очень хочу тебе помочь. Позволь мне это сделать, не закрывайся от меня.
— Я не могу… — дернул он беспомощно плечами.
— Почему? — опустил Том руки.
Билл качнул головой и отвернулся.
Но Том не собирался сдаваться просто так.
— Иди сюда к зеркалу, — поманил он брата. Билл робко приблизился. — Смотри.
Том откинул с лица дреды и перетянул их. Затем повернулся к близнецу. Показал пустые ладони, так, чтобы его взгляд зафиксировал руки. Потом медленно потянулся к лицу Билла, отмечая про себя, как тот весь напрягается, словно перед ним стоит хищник. Очень аккуратно заправил волосы ему за уши, открывая лицо.
— Смотри, мы одинаковые. Глаза, — Том показал пальцем на свои глаза в отражении и на глаза Билла. — Видишь, глаза одинаковые? Нос… Губы… Ты мало ел эти две недели, поэтому у тебя лицо сейчас худее, чем у меня. Но форма лиц одинаковая, видишь? Только волосы разные. У меня дреды, а тебе каждый день делают начес. И пирсинг — у меня в губе, а у тебя бровь и язык пробиты.
Стараясь не делать резких движений, он скинул с себя футболку и джинсы, оставшись в боксерах.
— Мое тело кажется тебе грязным или недостойным? — Том в упор смотрел на брата. — Посмотри на мое тело. Оно грязное?
Билл молчал. Грудь вздымалась быстро и резко. Он был на грани.
— Дотронься до моего тела, — Том спрятал руки за спину. — Дотронься.
— Не могу, — одними губами прошептал Билл.
— Попробуй. Постарайся пересилить себя. Давай вместе, — он протянул руку ладонью вверх — этот открытый жест положительно действует даже на животных. Билл с суеверным ужасом смотрел на Тома. — Что ты сейчас чувствуешь?
Молчание.
— Почему ты не можешь дотронуться до моего тела?
Молчание.
— Оно грязное?
Молчание.
— Ты боишься, что я причиню тебе вред?
Молчание.
— Ты боишься меня?
Молчание.
Том даже растерялся…
— Ты думаешь, что измажешь меня своим прикосновением? — выдал он последнюю, явно очень бредовую мысль.
Билл едва заметно кивнул.
Том нервно сглотнул.
— Я сейчас очень медленно возьму тебя за руку. Не бойся. Просто не бойся.
Том потянулся к нему, внутренне приготовившись, что Билл вновь забьется в истерических воплях.
— Вот так… Не бойся…
Дотронулся до кисти и аккуратно взял ее двумя пальцами.
— Смотри… Не больно? Я сейчас просто перехвачу ее поудобнее… Если станет страшно, просто скажи мне стоп.
Билл молчал. Глаза огромные, перепуганные. Том взял руку целиком.
— Сейчас мы поднимем твою ладонь и дотронемся до моей груди. Вот так. Не больно?
Он положил его ладонь себе на грудь. Потом убрал ее.
— Смотри, мое тело такое же чистое, как было. От твоего прикосновения с ним ничего не случилось. Видишь? Оно такое же, как было.
Обратно прижал ладонь к коже. Удерживая руку Билла, второй рукой потянулся к его груди.
— А сейчас я положу руку тебе на грудь. Ты помнишь, просто скажи мне стоп. Приготовься…
Билл перестал дышать, когда Том коснулся его груди.
— Вот видишь… Тебе больно? Нет.
Он убрал руку и показал ее Биллу:
— Она чистая, ты видишь? Моя рука такая же чистая, как и твоя. Мы одинаковые. Мое тело такое же, как твое. И если мое тело чистое, то и твое тело тоже чистое. Давай теперь вместе попробуем дотронуться друг до друга, — он отпустил его ладонь и убрал свою. — На счет три. Раз… Два… Три…
Том все так же очень медленно поднял руку и коснулся его груди. Билл… Билл ошарашено уставился на ладонь брата, а потом потянулся к нему, готовый в любой момент отдернуть кисть. Том напряженно ждал — сможет или нет. Билл замер. Видимо, мысленно досчитал до пяти и неимоверным усилием воли заставил себя дотронуться до Тома. Они стояли друг напротив друга, одинаково касаясь друг друга ладонями, одинаково напуганные и одинаково внутренне счастливые. Отлично. Что там Йост говорил про полтора месяца на запись?.. Кажется, обломается он сильно.
Том решил все-таки попробовал претворить свою идею с помывкой брата в жизнь. Конечно, слишком много событий для одного бесконечно длинного дня, но Билл не мылся с тех пор, как ушел из дома, не считая того, что в больнице его отмыли от грязи в первый день, а потом Том пару раз обтирал его полотенцем. Не хватало еще, чтобы у него вши завелись, волосы уже даже не сосульками висят, а какой-то бесформенной паклей торчат.
— А чтобы ты не сомневался в своей чистоте, я лично ототру твое тело мочалкой от всей грязи, которая, как тебе кажется, к тебе прилипла. Сейчас я сделаю ванну с пеной, а потом сам тебя вымою. Ты только не бойся. Меня не надо бояться. Я убью любого, кто посмеет тебя обидеть. Жизнь за тебя отдам.
Билл грустно улыбнулся.
Вспенивая воду, Том пытался проанализировать последние полчаса их жизни. Никаких неожиданных тактильных контактов — Билл должен видеть и осознавать, что к нему сейчас прикоснутся, тогда истерик не будет. Все делать очень медленно, сопровождать комментариями. Никаких резких движений или звуков. Его надо как-то расслабить… Ладно, можно вообразить, что Билл — это очень дорогая, очень старая, очень хрупкая хрустальная ваза, которая может рассыпаться от малейшего колебания воздуха. Врач говорил, что нужно время… Если верить Йосту, то времени у них нет. Еще альбом писать… Как Билл будет записываться, если он никакой? О’Кей, придется решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главная проблема — внушить ему, что он не грязный. Выдумал же чушь!
— Вот смотри, под пеной теплая вода, как ты любишь, — Том привел брата в ванную. — Можешь потрогать ее рукой. Сейчас надо снять одежду. Сможешь это сделать сам или мне помочь?
Билл задумался на секунду, потом кивнул.
— Помочь? — уточнил Том. — Билл, говори, пожалуйста. Я твой брат, но я не умею читать твои мысли. Или тебе больно говорить?
Он снова кивнул.
— Понял. Значит, не говори. Я помогу.
Он опять очень медленно, предварительно показав брату руки, потянулся к краю футболки. Билл задрожал. Том сразу же остановился:
— Спокойно. Все хорошо. Я не сделаю тебе больно. Давай мы еще раз просто дотронемся друг до друга. Это же не страшно? Ну, готов? Раз… Два… Три…
Том прикоснулся к нему ладонью. Тот помедлил, но дотронулся до груди быстрее, чем в прошлый раз и явно не с таким внутренним напряжением. Том не смог сдержать радостной улыбки.
— Когда тебе будет страшно, просто протяни руку и дотронься до меня, хорошо? Попробуем еще раз снять футболку? Я буду очень аккуратен, обещаю.
И опять каждое движение рук словно в замедленном кино. Показать. Зафиксировать его взгляд. Откомментировать действие. Он не представлял, что надо было делать с Биллом, чтобы сейчас с ним происходило такое. Ему надо заново учиться жить, заново привыкать ко всему. Том сильный. Он одолеет его страх. Он вытащит…
С футболкой они справились. Том запоздало понял, что надо снять еще и тренировочные штаны. Кажется, трусов на Билле нет…
— Я могу помочь тебе снять треники. Если ты стесняешься, то можешь снять их сам. Ты останешься голым. Тебе не надо бояться. Просто заберись в ванну и поваляйся в теплой воде столько времени, сколько тебе захочется. Никто не войдет сюда, кроме меня. А я не причиню тебе зла. Если хочешь, если тебе страшно, то я оставлю открытой дверь. Один твой крик, и я буду рядом. Ты дома. Ты в безопасности. Никто тебя здесь не тронет.
Билл кивнул. Взгляд все равно затравленный. Врач сказал, что это пройдет… Том выдержит. У него больше нет вариантов…
Том отошел в сторону, логично предположив, что без одежды тот не будет чувствовать себя в безопасности даже с ним. Интересно, если Билл так реагирует на прикосновения, то он будет мыться сам или все-таки доверит это дело брату? Тому очень хотелось, чтобы Билл вымылся сам, потому что за всю свою жизнь Том еще ни разу никого не мыл, тем более взрослого парня, пусть даже это собственный брат.
Билл втянул побольше воздуха, собрался, зачем-то зажмурился и резко сдернул штаны с бедер. Те мягко свалились, обнажая стройные ноги. Он тут же прикрылся руками и сиротливо посмотрел на брата. Том ободряюще улыбнулся и жестом предложил ему залезть в воду.
— Не уходи, — попросил Билл, погружаясь в пену.
— Я с тобой, — устало вздохнул Том, опускаясь на кафель.
Через полчаса, щедро залив мочалку гелем для душа, Том приступил к водным процедурам. Начал он с кончиков его пальцев — вроде бы руки Билл позволял трогать почти безбоязненно. Билл с интересом наблюдал, как брат кругообразными движениями медленно поднимается вверх по руке к плечам, сопровождая каждое свое действие комментарием. Он дернулся, когда тот дошел до шеи и спустился на спину в район лопаток. Том кривился, когда видел, как под его аккуратными и нежными движениями мышцы начинают играть, как бы отодвигаясь, как тело подрагивает, как Билл напряжен. А еще поясница и ягодицы, бедра… Поняв, что Билл держится из последних сил, он отложил мочалку и включил душ — как-никак вода расслабляет. Надо вымыть еще волосы, а нижнюю часть тела оставить напопозже, итак вон сколько сделано. На голове Том оторвался — он массировал ее долго и с удовольствием, периодически спускаясь на шею, разминая трапециевидные мышцы. Он улыбался, чувствуя, что брат расслаблен и податлив, и ему приятно настолько, что иногда он сам поворачивает голову, когда особенно хорошо. Отлично, значит массаж шеи, плеч и головы — это то, что требуется, чтобы снять напряжение и то, что не вызывает в нем паники, значит это лазейка для того, чтобы вернуть его в мир нормальных людей. Странно, но после массажа, вымыть нижнюю часть тела не составило практически никакого труда. Билл хоть и дергался и пару раз отстранял его руки, но Тому удалось потереть и ноги, и бедра, и даже живот с поясницей. Все остальное Билл вымыл к великому томову облегчению сам.
Чистый и без сомнений довольный Билл натянул на себя одеяло.
— Я оставлю ночник включенным, если тебе что-то будет нужно, просто позови меня. Если будет страшно, просто позови меня. Я сплю в соседней комнате. Рядом с тобой. У нас кровати стоят рядом, через стенку. Просто стукни по стене, и я услышу и приду. Ты дома. Здесь ты в полной безопасности. Никто тебя не обидит. Просто позови меня.
Вдруг улыбка сошла с лица. Билл побледнел и прошептал:
— Я звал тебя…
— Я искал тебя… — с горечью отозвался Том. — Но сейчас все будет по-другому.
— Мне страшно…
— Мне тоже.
— Останься со мной.
Том кисло усмехнулся.
— Хорошо, я побуду с тобой, пока ты не заснешь.
Он скинул подушку и опустился рядом с кроватью — перспектива спать на полу его совершенно не радовала. В конце концов, Том и сам безумно устал, сам напряжен, сам давит в себе подступающую истерику из-за полной беспомощности. Но он запретил себе срываться. Он сильный… Он сможет…
Билл пододвинулся к самому краю, свесил ему руку.
— Пока я не засну, — пробормотал он, закрывая глаза.
Утро, как и предполагал Том, началось с грандиозного скандала. В шесть часов Йосту позвонили из больницы и сообщили, что Билл пропал. Не долго думая, Дэвид позвонил Георгу, чтобы уточнить, во сколько они ушли и кто остался с Биллом, если кто-то вообще остался. Ничего не подозревающий Георг сдал друга с потрохами. Поэтому в тот момент, когда сонный Том что-то мычал в трубку, плохо соображая, кто это и чего от него хочет, продюсер уже примерно знал, где находится Билл. И он был зол. Очень зол. Нет, Дэвид Йост был в бешенстве! Он матерился, как последний биндюжник, и грозился наслать на Тома всех демонов ада, а так же отыметь мальчишку во все мыслимые и немыслимые места как минимум кактусом. Между прочим, с большими колючками и без вазелина. И если бы Дэвид видел Тома в тот момент, то обязательно исполнил хотя бы одну из своих угроз: парень, начхав на продюсерский гнев, сладко спал, зябко свернувшись калачиком, а трубка лежала рядом и истошно вопила.
— Ты меня понял?!! — донесся рев из динамика.
— Угу, — зевнул Том и отключил телефон вообще. Психи какие-то названивают… Чертовски холодно… И жестко… Он пошарил рукой в поисках одеяла. Нету. Пододвинулся поближе к краю кровати — может свалилось? Но край не обнаружил. Пододвинулся еще немного. И еще… Разлепил один глаз и с удивлением нашел себя на полу посреди комнаты — видимо упал во сне. На полном автомате с полузакрытыми глазами перебрался на постель, нашел спасительное одеяло, завернулся в него, как в кокон, и провалился обратно в сон. Ему снилось, что к нему кто-то прижимается и обнимает. И от этого кого-то приятно пахло апельсинами и морем.
Его разбудил телефонный звонок. Том вздрогнул и открыл глаза, чувствуя себя полностью разбитым и ужасно не выспавшимся. Обвел взглядом комнату, пытаясь сообразить, куда занесла его нелегкая, а потом подскочил на кровати, поняв, где спит и самое главное с кем. Билл сидел у него в ногах, забившись в угол, обхватив колени, и наблюдал. Телефон противно тренькал где-то на полу, но лезть за ним Тому не хотелось, а Билл явно не собирался.
— Ну и черт с ним, правда? — махнул он рукой и улыбнулся. — Доброе утро. Давно проснулся? Есть хочешь?
— Не хочу, — жалобно скривился Билл.
— Не хочешь и не надо. Давай хотя бы чай вместе попьем, ага? Слушай, я забыл! Там же твои хлопья любимые стоят еще не начатые. Залить тебе их молоком?
Билл капризно нахмурился.
— Отлично! Тогда я делаю нам чай, тосты с твоим любимым джемом и хлопья. Помнишь, как ты в последнем нашем туре ругался на Саки, что в автобусе нет молока? — Том довольно хихикнул и высоким писклявым голоском процитировал брата: — «В автобусе всегда должны быть хлопья и молоко! Что значит нет молока?»
Билл против воли улыбнулся.
Пока Том возился на кухне, Билл еще раз осмотрел квартиру, пытаясь вспомнить, что и как тут было. В памяти вспыхивали какие-то сценки из их жизни. Вот они только что въехали сюда и ругаются, кто в какой комнате будет жить. Вот покупают мебель. Вот Билл ворчит, что у Тома ужасно грязно, а его вещи разбросаны везде, в самых неожиданных местах, и даже у него, Билла, в комнате. Их первые вечеринки. Радость от возвращения домой после туров. Странная любовь к собственной постели. Билл улыбнулся, он чувствовал себя изменщиком — каждый день новая гостиница, новая постель, чужой запах, неприятный хруст свеженакрахмаленного постельного белья… Они с Томом никогда не гладили постельное белье. Больше всего они боялись, что будут спать дома на хрустящих жестких простынях. Он дома. Он в безопасности. Рядом Том, а за ним он как за стеной. По крайней мере пока.
Потом они смотрели какие-то фильмы, лежа у Билла в комнате. Точнее Том развалился на кровати, закинув нога на ногу и руки под голову, а Билл, обняв подушку, сжался в самом углу у стены, рядом с ногами брата. Том специально поставил любимые комедии близнеца, надеясь, что так он хоть немного расслабится. И на протяжении всего бесконечного киносеанса, Том тайком наблюдал за ним, в какой-то момент поняв, что еще немного и у него разовьется косоглазие… Билл хмуро пялился на огромный экран плазменной панели. Иногда улыбался. Иногда… А раньше он начинал ржать чуть ли не с титров. Том не выдержал. Выключил телевизор и уселся, поджав ноги, пристально глядя на брата. Тот вопросительно оторвал голову от подушки. На щеке остался неровный красный след. Взгляд настороженный, тело напряжено — он готов сорваться с места в любой момент… Это не его Билл. Его Билл был веселым, общительным, он сводил с ума всех присутствующих своей болтовней и постоянными дурачествами, его всегда было много, до такой степени много, что когда Билл выходил из помещения, всем начинало казаться, что мир исчез. Сейчас Том смотрел на приведение, фантом, бледную тень. Это не Билл. Билл таким никогда не был и никогда не будет. Отчаянье подкатывало к горлу, сжимая душу холодными тисками. Сердце бешено стучало в груди. Хотелось схватить за плечи этого чужого парня и трясти его до тех пор, пока он не отдаст ему брата.
— Тебе надоело? — тихо-тихо спросил Билл, отвел взгляд и, нервно дернув плечами, добавил еще тише: — И вовсе не надо сидеть со мной постоянно.
Том улыбнулся. Улыбка вышла жалкой и кривой.
— Я просто хотел покурить… Ты же не будешь смотреть фильм без меня? — неубедительно соврал он. — Пойдем со мной?
Билл молчал, глядя в сторону перед собой.
Том боялся уйти и оставить его одного — они жили на седьмом этаже, и он опасался, что в следующий раз может не успеть снять его с подоконника. Хотя, если Билл решит самоубиться, то его вряд ли кто-то остановит. И Том понимал это лучше всех.
— Иди, — бесцветно отозвался парень.
— Билл? — едва слышно попросил Том.
Тот лишь вытянул длинные ноги и покрепче обнял подушку. Том вздохнул и медленно вышел из комнаты.
Он стоял на лестничной площадке и смотрел в окно. Сигарета давно истлела, голые плечи, руки и ноги ледяные. Домой возвращаться не хотелось. Надо что-то придумать. Надо как-то его растормошить. Но прежде всего надо взять себя в руки. Он сможет. Он сильный. Только вот иногда самовнушение не очень помогало. Руки предательски опускались.
Том дергал за струны, лежа на своей кровати. Одна нога на полу, вторая закинута на спинку. Гитара на животе. Глаза закрыты. Он ни о чем не думал. Просто играл какую-то сидящую внутри себя мелодию. Получалось грустно и очень тоскливо. Но и ему не до веселья. Гитара всегда успокаивала его. Сейчас он просто перебирал струны, пальцы сами скользили по грифу, выстраиваясь в замысловатые аккорды. Две руки — такие разные, но не будь одной из них — не будет и музыки. Одна рисует мелодию, вторая ее раскрашивает. Они с Биллом такие же — две руки, каждая из которых дополняет другую. Нет Билла — нет и его. И сейчас, когда с Биллом беда, он, Том, пытается выстроить хоть какую-то мелодию, только вот не получается ничего, как он ни старается. Том скакал вокруг него целый день, стараясь предугадать любое желание, развлекал, веселил. Билл, как не до конца уснувшая рыба, еле-еле шевелил «плавниками», почти не реагировал на внешние раздражители. Том и сам сейчас был как перетянутая струна, чуть сильнее дернешь и всё, лопнет с пронзительным писком. Нельзя. Надо держаться. Рано или поздно природная веселость брата победит, главное самому не спятить к тому времени. Том не заметил, что в дверях, подперев косяк плечом, застыл Билл. Впервые за целый день его лицо было расслаблено и тронуто улыбкой. Он слушал, как играет брат, а во взгляде проступала нежность.

Глава 5.

— Что это за дерьмо? Вы что, не чувствуете? Это песни не для нас! Они же кошмарны! — исходил желчью парень.
— Билл, твою мать! До сих пор все песни, которые выходили из-под нашего пера, становились хитами! — орал Йост. — Это ты, мальчик, дерьмо иной раз такое пишешь, что хочется оторвать тебе руки и вставить их в…
— Дэвид, не повышай на него голос, — прорычал Том из кресла. Блин, прошло всего три недели с их побега из больницы, еще неделю назад Билл боялся рот открыть, а сейчас спорит, не заткнешь его ничем! — Я с самого начала говорил, что песни хороши каждая в отдельности, но для альбома они дерьмо дерьмом.
— Кто из нас в шоубизнесе собаку съел? — подскочил продюсер.
— Вот потому и дерьмо такое выдаешь, что питаешься всякой дрянью, — хохотнул Билл.
— Я тебя сейчас убью, мелкая тварь!
Густав выразительно посмотрел на Георга и едва заметно указал взглядом в сторону двери. Тот так же едва заметно кивнул в ответ.
— Ну вы тут спорьте, а мы с Густавом пообедаем пока, — скороговоркой произнес Георг, и они быстро удрали из комнаты, пока Йост не сообразил и не переключился на них.
Честно говоря, Том тоже улизнул бы вместе с друзьями, потому что ругань солиста с продюсером уже осточертала абсолютно всем, но он боялся оставить брата один на один с Дэвидом. Оба сегодня были не в духе, и оба могли друг друга покалечить. За неделю дня не проходило, чтобы они не повздорили. Биллу не нравились песни и музыка. Дэвид орал, что других нет и петь он будет то, что ему дали. И Билл честно пытался петь первые три дня, но потом категорически отказался, заявив, что «эту муру он даже в переходе бесплатно петь не станет».
— Дэйв, дай мне три-четыре дня и я принесу нормальный репертуар. У меня есть кое-какие наброски. Их надо доработать. Потом ты их подчистишь и будем нормально репетировать, — страдальчески предложил Билл.
— У нас нет ни одного дня! У нас выход через полторы недели! Ты в своем уме? Ты понимаешь, что это все не просто надо записать, что там после тебя работы до хрена?
— Но в таком виде альбом не выйдет.
Том нацепил наушники и прибавил звук. Дэвид с ними нянчится уже столько лет, а так и не понял самого главного — спорить с Биллом бесполезно, только время терять.
После долгих и продолжительных дебатов Йост уступил. Сказал, что часть песен он разрешает Биллу переписать и сделать под себя, а часть он может написать заново. И работа над альбомом сдвинулась с мертвой точки.
Потом они закрылись в студии и работали день и ночь, падая к утру от усталости.
В студийной квартире Билл, самолично придвинув кровать брата к своей (потому что спать на одной было слишком тесно), утыкался носом в его плечо, обнимал рукой и ногой, и отключался на несколько часов, чтобы проснуться мятым и разбитым, выпить много кофе и опять встать к микрофону. И, как и следовало ожидать, однажды утром Густав застукал близнецов в одной постели. Том не знал, куда бы провалиться со стыда, чтобы не видеть его выпученных глаз. Билл же пригладил торчащие в разные стороны волосы и сиплым со сна голосом честно заявил:
— Мне кошмары снятся, я без Тома спать вообще не могу. С ним не страшно.
— А, — подозрительно скривился Густав. — И давно ты спать не можешь без Тома?
— Иди на хуй, придурок! — завопил Том зло.
— Мне в общем-то все равно, — пожал он плечами. — Вставайте, завтрак остывает.
И они вновь работали до боли в руках, до кровавых мозолей на пальцах, до хрипоты, чтобы под утро свалиться и отключиться.
Даже спустя несколько дней, когда казалось бы Билл стал прежним Биллом, веселым и шебутным, ни Том, ни кто-либо другой по-прежнему не могли дотронуться до него без предупреждения — парня словно переклинивало, он начинал трястись и превращался в затравленного зверька. Постепенно все привыкли к новым правилам общения с Биллом, и критические ситуации сами собой исчезли. Привыкли они и к тому, что Билл везде ходил за Томом, иногда цепляясь за его футболку или прижимаясь всем телом, будто маленький ребенок в поисках защиты у мамы. Как-то Георг позволил себе усмехнуться по поводу новообразования у друга: «Том и его тень» — обозвал он близнецов. Том драться не полез, но так посмотрел на парня, что больше на эту тему никто и никогда не шутил. Только рядом с братом Билл чувствовал себя спокойно и уверенно. Он мог не дотрагиваться до Тома, но он обязательно должен был его видеть. Том стал его ниточкой по жизни. Ниточкой, без которой у Билла не было жизни.
В трудах и заботах пролетело еще две недели. А через три они уже держали красивую коробочку с собственным компакт-диском. Билл, как маленький, скакал по комнате, обнимал ее, целовал и трепетно прижимал к груди. Том улыбался, наблюдая за братом. Георг и Густав строили планы на вечер. Увы, после произошедшего некогда обожающие ночную жизнь близнецы перестали появляться в обществе вообще. Билл за месяц так ни разу и не смог пересилить себя и выйти в люди, целыми днями просиживая либо в студии, либо дома. Он отчаянно боялся чужих. А Том безумно боялся за брата. Но в тот счастливый день Йост всех обломал, заявив, что вечером у них первое интервью-презентация для журнала, а через пару дней большая презентация диска для остальных журналистов. Билл как стоял, так и сел. Одно дело, когда все свои — друзья, охрана, продюсер, а другое — когда придет посторонний… Биллу было велено сидеть бок о бок с братом, кивать и не бояться. Рядом будет стоять Саки и в случае опасности обязательно прикроет всех широкой грудью. Билл стребовал еще Тоби и Дирка. Для надежности.
Забившись в самый дальний угол дивана, Билл с опасением взирал на пришедшего мужчину лет сорока, который очень старался казаться заинтересованным. Он задавал какие-то тупые вопросы. Том и Георг достаточно ловко от них отбивались. Иногда что-то говорил Густав. Билл стойко хранил молчание. Мужик ему не нравился.
— Билл, когда вы поете, что вы себе представляете? — все-таки не удержался корреспондент, которому строго настрого было запрещено задавать вопросы солисту.
— Билл вчера выпил холодной газировки, а сегодня у него болит горло. Врач не рекомендовал ему разговаривать, — тут же сообщил Том, состроив самую разнесчастную физиономию.
Билл положил руку ему на колено и тихо-тихо, слабым от волнения голосом произнес:
— Я представляю себе историю, о которой пою. Одну песню я посвятил брату. В ней рассказывается о том, что что бы ни случилось, я всегда буду рядом с ним и никогда не брошу. Точно так же, как он всегда со мной.
Том с благодарностью посмотрел на близнеца. Во взгляде читалось обожание.
— А как вам кажется…
— У брата болит горло, — более строгим голосом произнес Том. — Ему нельзя говорить.
И журналист переключился на Густава.
Им разрешили завтра спать столько, сколько хочется впервые за месяц. Наверное поэтому Тому снился сон. Обычно они так уставали, что проваливались в темноту забвения, едва голова касалась подушки. Потом их вырывали из сна звонкие писки будильников, телефонов, стук Дэвида (после того случая с Густавом, они обязательно запирали дверь). А сегодня его никто не будил и Тому снился настоящий, яркий, осязаемый, удивительно прекрасный сон. Он занимался любовью. Именно так — не трахался с первой встречной, не грубо драл очередную пустышку, а занимался любовью — нежно и ласково, наслаждаясь прикосновениями, губами, телом. Долгожданной любовью… О которой он уже не смел и мечтать… Возможно впервые в жизни. Его руки мягко скользили по тонкому хрупкому телу, губы едва касались кожи, покрытой мурашками, нос трепетно ловил сладковатый запах. Если бы можно было раствориться в любимом человеке, он бы не просто растворился, он бы распался на атомы, лишь бы всегда жить в этом теле, стать его кровью, быть его духом. Нос защекотало, он чихнул и… к великому своему разочарованию проснулся на самом интересном месте. Недовольно сморщился, коснувшись трусов: чертов утренний стояк, который вновь не получит никакой разрядки, опять не будет настроения, лишь раздражение и обида на весь белый свет. Что-то не так… К нему прижимался Билл. Точнее Том лежал погребенный под конечностями Билла: рука на груди, нога на бедре и аккурат в зад упирается член. Эрегированный между прочим. Хорошо эрегированный, конкретно так. Шеи касается дыхание. Том растерялся. Он-то наивно полагал, что мучается по утрам в гордом одиночестве. А тут вон оно как… В смысле, вот он какой… какое… ээ… ммм… Билл что-то пробормотал во сне и… рука медленно с груди сползла на низ живота и остановилась между пупком и лобком. А потом нагло легла на член. И в тот же момент Том неожиданно кончил, кое-как сдержавшись, чтобы не выгнуться под братом, не застонать, лишь чуть изогнувшись, случайно плотно прижался к нему задом, четко ощущая его член и от этого дурея еще больше. Сердце гулко барабанило в груди. Из глаз текли слезы обиды, досады, злости на самого себя. Он аккуратно убрал его руку и замер, боясь пошевелиться. Черт! Только бы он не проснулся. Только бы не разбудить. Не хотелось бы, чтобы Билл видел его с мокрыми трусами и знал, что это он тому виновник. Достаточно того, что у них за спинами уже шушукаются по поводу «Тома и его тени», а если Билл узнает, что у родного брата на него стоит, то вообще будет скандал. Это не правильно, так не должно быть. Билл завозился. Интересно, а какое у него лицо и что ему снится? Том очень осторожно развернулся. Нос к носу. Билл улыбался. Очень легко, очень нежно. Том никогда не видел его таким. Словно светится весь изнутри. Он опять заворочался. Том затаил дыхание, когда член брата потерся о живот. О, нет! Только не это! Член Тома тут же отреагировал, гордо продемонстрировав отменную жесткость, будто это вовсе и не он только что бесстыдно кончил. Надо будет вечером обязательно кого-нибудь трахнуть, потому что это не дело — стояк на собственного близнеца. Это у него уже крыша едет. Это просто неприлично и аморально! Вот только как избавиться от Билла хотя бы на несколько часов? Так и скажем: «Отвали, брателло, мне ебаться хочется, сил нет…» Нет, нельзя. Иначе брат сорвется. Хотя Том тоже вот-вот сорвется. Очень хочется трахаться. И не с кем. Билл начал прижиматься к нему плотнее. Ресницы подрагивали. Рот приоткрыт. Кончик языка касается уголка губ. Да что же он творит?! Ногти вонзились в спину. Том затаил дыхание. Откуда-то пришло понимание, что ему надо немного помочь. Билл застонал, выгнулся, вжавшись в него животом, и… Том обхватил его за поясницу, зажимая член между животами, чтобы удовольствие было максимальным. Блаженно закрыл глаза, когда почувствовал, как член брата пульсирует, выталкивая белесую жидкость на черный трикотаж трусов.
— Тооом, — донеслось до его слуха.
И Том, широко распахнув глаза, уставился на брата. Ни хрена себе! Биллу снилась ни какая-нибудь длинноногая грудастая красотка, а его собственный брат. И кто из них еще извращенец… Билл расплылся в сладкой улыбке, потянулся. Том притворился спящим.
Том чувствовал, что Билл на него смотрит. Он даже чувствовал, что тот нежно улыбается. Но он не выдавал себя ничем. Он спит. Просто спит. Билл не должен знать, что… Господи, как он отреагирует-то? Легкое касание плеча губами. Поцелуй? Блядь! Нет, это сон. Все сон! Том трахался последний раз два месяца назад. И то, если пятиминутное совокупление можно было назвать сексом. Он уже в собственную чашку смотреть не может, чтобы не представлять себе, как вонзается в горячую плоть… Да, к черту всё и всех! Сегодня у него будет секс! Билл… Билл… Надо будет попросить Дэвида придумать ему развлечение, пусть чего-нибудь порепетирует хотя бы пару часов. Секс! Сегодня! Надо немного потерпеть. Много секса. Сегодня!
Билл очень осторожно выбрался из-под руки брата, так же осторожно сполз с кровати и бесшумно утопал в ванную мыться. Как только Том услышал шум воды, он вскочил, кинулся к шкафу и достал чистые боксеры. Фуф! Кажется, пронесло! Билл не увидит утренней оказии.
Но ни вечером, ни завтра, ни через неделю Тому так и не удалось осуществить задуманное. С каждым днем он становился все резче, все агрессивнее, остро реагируя на шутки друзей.
— Том, что происходит? — спросил как-то вечером Георг, когда они остались одни.
— Нормально всё, — огрызнулся он.
— Было бы нормально, ты бы не кидался на людей. Нам в тур через несколько дней, а ты словно с цепи сорвался.
— Нервничаю, как брат перенесет этот тур, — фыркнул Том.
— Каулитц, если бы я не знал тебя тысячу лет, то поверил бы сразу же. Но я знаю тебя. И знаю, что о брате ты сейчас думаешь меньше всего. Я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь.
— Тебе надо этим… Как его? Гребаным экстрасенсом подрабатывать в свободное от работы время! — взорвался Том.
— Давай вечером сходим в одно замечательное место, — ухмыльнулся Георг, поняв, что попал в точку. — Думаю, что завтра ты вновь будешь в хорошем расположении духа. Тебе понравится, правда. Даже Густаву понравилось. Можно и Билла прихватить. Пусть его тоже потискают.
Вся спесь с Тома сошла на раз. Он грустно посмотрел на друга и тихо сказал:
— Билла мы не прихватим. Я не хочу, чтоб с ним случился новый припадок. Он ведь только на людях общительный, а один на один… Ничего у него не прошло. Он все помнит. И все так же остро реагирует на любое прикосновение, любого нового человека или новую ситуацию, обстановку. Он старается, я вижу, он очень старается, чтобы все было хорошо, чтобы окружающие думали, что у него все хорошо. Я знаю, скольких сил ему это стоит. Но сейчас ему если и нужен секс, то он все равно никому не дастся. Я не могу его оставить одного. Я несколько дней назад попробовал кровати раздвинуть и спать все-таки раздельно, а он опять среди ночи кричать начал. Не так, как в самом начале, когда я его даже разбудить не мог, но все равно…
— Я попрошу Густава побыть с ним. Том, ты стал невыносимым. Тебе нужна разрядка.
— Нужна… Никто и не спорит. Но я не могу оставить его одного.
— Ну, давай я позвоню своей знакомой. Она сама сюда приедет. Мы с Густавом займем Билла каким-нибудь делом, а ты с девушкой покувыркаешься. Не бойся, ей можно доверять.
Том кисло хмыкнул.
— О чем ты? Я поссать без предупреждения не могу уйти, он меня чуть ли не под дверью сортира сторожит.
— Что делать? Ты же понимаешь, что так дальше не может продолжаться?
— Я справлюсь… Я сильный… — как-то очень жалко произнес Том.
— Ни хера ты не сильный! — вспылил Георг. — Ты взвалил все на себя! Ты прешь все один! Но это же неправильно! У тебя есть друзья, которые хотят тебе помочь. В конце концов, это и наша проблема тоже! Билл наш друг. Мы все за него отвечаем. Том, я не хочу, чтобы с тобой случился нервный срыв. Тебе слова сказать нельзя, ты орешь, ты срываешься, ты психуешь. Если дело только в сексе, то это все можно устроить без проблем…
— Георг, да причем тут секс? — скривился парень. — Я виноват перед ним. Именно я спровоцировал ту ссору, именно из-за меня он оказался на улице. И именно мне вытаскивать его из этого состояния. И если ему комфортно находиться рядом со мной двадцать четыре часа семь дней в неделю, если это его успокаивает и помогает, то я буду рядом с ним столько, сколько ему надо. Даже если для этого придется пожертвовать личной жизнью и, — он тяжело вздохнул, — сексом. Бля, я даже нормально рукоблудием заняться не могу.
— Ты бы поговорил с ним. Объяснил, что ты живой, молодой и желающий иногда спускать пар.
— Нет-нет, не надо. Я сам справлюсь…
Три недели в туре с одной стороны вернули его мозги на место, с другой — добавили проблем.
К выходу в люди Билла готовили Хельга, Дэвид и Том совместно. Хельга работала над психикой, пытаясь вернуть парню уверенность. Дэвид натаскивал его перед встречами с журналистами. Том… Том поддерживал во всем. Чуть ли не за руку вывел впервые на сцену. Был все время рядом во время концертов. На интервью брал инициативу на себя. На всяких шоу сыпал остроумием и светился от счастья. Билл вскоре тоже освоился и начал временами даже кокетничать на камеры. Единственное, что появилось нового в поведении — Билл однажды вышел к фанатам на раздачу автографов, его смяли и он категорически отказался повторять этот фокус еще раз. Поэтому в райдер группы вписали новый пункт — отель с подземной стоянкой и возможностью приватного выезда.
Проблема же заключалась в том, что если спать в гостиничных номерах на больших кроватях можно было без всяких сложностей, то спать на узкой автобусной полке вдвоем для Тома стало настоящим испытанием. Там было очень тесно. Близнецы были вынуждены спать вплотную. Они не высыпались. И несколько раз среди ночи Том просыпался от того, что их органы весьма неоднозначно реагируют друг на друга. Любая возня, любая игра, вызывала прилив внизу живота. Том так расстроился, что в конце концов решил поговорить об этом с братом.
Он долго подбирал слова и выискивал время. Вроде бы Билл уже не липнет так к нему. Вроде бы руки не цепляются судорожно за его футболку или плечи. Иногда они спали раздельно, когда совсем уставали. Вроде бы Билл уже совсем нормально себя ведет на людях. Трогать его все еще нельзя никому, кроме Тома. Он даже руки ведущим и журналистам не подает, но самое главное — он больше не шарахается ни от чего, появилась уверенность и какая-то стервозность, которой не было раньше. И хотя Том все так же находился под пристальным надзором собственного брата, и все так же в случае опасности, мнимой или натуральной, Билл искал защиты у Тома, все равно жить стало немного полегче. Том и сам понемногу расслаблялся, позволив Биллу два раза за три недели сходить по магазинам с друзьями (естественно под надзором Саки и Тоби). В такие моменты он, вместо того чтобы наслаждаться представившимися парой часов свободы, закрывался в номере и нервничал. В какой-то момент ему даже показалось, что он стал параноиком — Том понял, что начинает дико нервничать, если Билл пропадает из поля его видимости. Ему мерещилось, что с братом что-то случилось, что он опять попал в беду, что его нашли те ублюдки и Билл в смертельной опасности. Он начинал ему беспрестанно звонить. А потом приходилось выслушивать подтрунивание друзей.
Это был их последний концерт в туре. Они безумно устали и вымотались. Завтра домой. А сегодня было решено отпраздновать окончание тура в отеле. Можно конечно же пойти в клуб и там оторваться, но Билл скривился и заскулил, что там шумно и ему не нравится, что выпить можно и тут, а потом подурачиться от души, как они всегда дурачились в прошлых турах. Йост попросил только об одном — оставить хотя бы несущие стены в отеле, чтобы его можно было потом восстановить, и куда-то свалил. Охрана принесла им несколько бутылок джина, много тоника, закуски и тоже посчитала свою миссию на сегодня выполненной.
Сначала они просто пили и болтали, вспоминая прошлый тур и смешные ситуации этого тура. Потом настроение поднялось настолько, что просто пить и болтать им стало скучно. Ребята принялись играть в карты на желания. Проигравший выполняет желание остальных. Особенно извращались близнецы. Так, Георга заставили изобразить Билла на сцене. Но не в номере, а в холе их этажа. Густав должен был признаться в любви Георгу и поцеловаться с ним в засос. Билла послали за кончившимися сигаретами. В трусах. Тома заставили сменить широкие штаны на узкие брата, благо размер поп у них одинаковый. Затем Георга накрасили, кое-как поставили волосы дыбом и велели заказать в номер еще выпивки. Несчастная официантка чуть не грохнулась в обморок, увидев парня. Они носились по этажу полуголые. Они кидались яблоками, клубникой и бананами. Они отрывались по полной. Им было очень хорошо.
Билл размахнулся и треснул Георга по голове подушкой.
— Ты! Ты! Ты мне прическу испортишь! — капризно взвизгнул Георг, изображая Билла, пытаясь ухватить друга за ногу. Билл смешно подпрыгнул и бросился со всех ног наутек, загибаясь от смеха.
— Лови его! — крикнул Георг Тому, который около двери пытался натянуть свои безразмерные штаны, путался в них и постоянно падал.

«Лови суку!» — неслось в спину.

Билл шарахнулся в сторону от брата с такими глазищами, что Том, моментально протрезвев, сразу понял — беда! Он попытался схватить близнеца, но тот лишь со всей дури ударив его ногой в пах и с силой отпихнув, выскочил в коридор. Том взвыл от боли.
— Георг… — мычал он, жмурясь и кусая губы, указывая на дверь. — Быстрее…
Второй раз повторять не пришлось. Ребята кинулись за Биллом.

Надо добраться до людного места. Выложиться по полной, но добраться. Шаги сзади стремительно приближались. Билл внезапно затормозил и чуть присел, пропуская над собой протянутую руку. Метнулся в сторону.

Георг почти нагнал его. Уж чего-чего, а бегать Билл сроду не умел. Но не тут то было! Билл неожиданно резко остановился и присел. Георг сам едва не свалился, когда на него сзади налетел Густав.

Кое-как увернулся от второго преследователя, кувырнувшись сквозь низкие кусты барбариса. Черт! Нельзя уходить с аллеи. В роще проще скрыться, но в случае чего помощи будет ждать неоткуда. Наперерез ему несся третий.

Том, кое-как справившись с болью, вывалился в коридор, чтобы понять, что происходит. Билл пронесся мимо с каким-то охреневшим от страха лицом. Том выматерился. Надо его поймать. Брат ничего не соображает. Он реально сейчас ничего не соображает и может сам себя изувечить.

Билл в очередной раз изменил траекторию — взял левее, ближе к домам. Краем глаза заметил, что слева приближается тот, в песочной куртке. Билл метнулся вправо. Они зажимали его и загоняли в рощу. О, нет! Он подпустил к себе Седого, сбил его с ног и побежал обратно в сторону аллеи. Сильный удар в спину и Билл кубарем покатился по влажной от росы траве. Но не растерялся, тут же вскочил и опять побежал, теперь уж просто куда глаза глядят.

— Надо в холл, — подскочил Густав. — Там зажмем его.
— Или свалить из коридора и перестать его гонять! — подлетел Георг. — Как думаешь?
Том заметил, как в холе поласкаются занавески из-за приоткрытого окна. Билл тоже это заметил. Близнецы, блядь! Даже мысли одинаковые!
— Только не пускайте его к окну, — прошипел Том. — Что хотите делайте, но не пускайте к окну.
Мальчишки пошли наперерез — Георг к окну, Густав к лестнице, Том к брату. Билла трясло. Он смотрел какими-то совершенно безумными глазами на друзей. Лицо бескровное.

Они все-таки загнали его в рощу. Билл, тяжело дыша, прислонился спиной к дереву, затравленно переводя взгляд с одного на другого. Сердце стучалось в висках, бок ужасно болел, ноги ватные. Он не прорвется сейчас. Надо… Надо…
«Вот ты на хрена тут весь этот театр устроил? — сплюнул в песочной куртке. — Побегать захотелось?»

— Билл! Билл! Посмотри на меня! Это я! Том! Посмотри на меня! Билл, все хорошо! Это только видения! Посмотри на меня! Это я — Том! Пожалуйста! Билл! Билл! — стараясь говорить спокойно, приближался он к брату. Иногда от волнения голос срывался, и слышались истеричные нотки. Том глубоко вдыхал и пытался успокоиться сам. Густав и Георг стояли неподалеку, тревожно наблюдали, как Том маленькими шагами, очень медленно, показывая пустые руки ладонями вверх, приближается к Биллу.

Расстояние между ними стремительно сокращалось. Пока они далеко друг от друга, надо пробовать еще раз сбежать. Выматывание противника бегом — тоже неплохая тактика отвязаться от хулиганов. Том! Черт! Черт! Том! Помоги! Билл собрал остатки сил и понесся напролом мимо песочной куртки. Тот ухватился за его руку, повис на ней, одновременно подсекая и роняя парня. Всё — понял Билл. Теперь точно всё!

О том, что Билл собирается вновь драть когти, Том понял в последний момент. Надо его ловить, иначе он, как дикий воробей, случайно влетевший в комнату, просто себя покалечит. И Том, как кот, прыгнул на брата, вцепился в руку и дернул на себя. Билл потерял равновесие и свалился на пол, сопровождая каждое свое действие оглушительным криком. Он брыкался и извивался под ним. Он вырывался из крепких объятий. Он кусался. Том держал, оплетя его руками и ногами. Том терпел. Том бормотал успокоительные слова, пытаясь достучаться до сознания брата. Билл дрожал в его руках, стонал, выл, умолял отпустить. Том гладил его по спине, шептал в ухо…
— Бля, у нас курево еще осталось? — тяжело посмотрев на Георга, спросил Густав.
— Ты же не куришь… — удивленно повернулся к нему друг.
— Иди буди Саки. Здесь повсюду камеры. Надо забрать запись. Нельзя, чтобы другие видели, какой у нас пиздец в группе творится. Никому ведь не докажешь, что Билл болеет, а не обширялся.
Георг посмотрел на лежащих посреди холла полуголых близнецов. Билл уже не вырывался, обнял Тома и всхлипывал у него на груди. Том все так же что-то бормотал и гладил его по спине.
— Поможешь им до номера дойти? — спросил у Густава. Тот кивнул. — Я быстро. Я мигом…

Глава 6.

Он проснулся удивительно рано — часов в десять. Приподнялся на локте и принялся любоваться спящим братом — расслабленное лицо, чуть приоткрытый рот. В кончиках ресниц запутался солнечный лучик. Такое умиротворение. Билл тихонечко поцеловал его в щеку. Как же хорошо… Надо подумать о вчера, а то он вообще не мог думать после такого «массажа». Состояние было на грани паники. Причем не понятно почему — то ли из-за того, что очень понравилось, то ли из-за того, что это все кошмарно неправильно. В голове засела одна единственная мысль — хочу повторить. Но вот как? Билл не сразу понял, когда Том, увлекшись, начал ласкать его по-настоящему. Он пропустил тот момент, когда брат отключился, слишком поздно сообразил, что простая игра превращается в нечто большее, и очень испугался своей реакции, своих мыслей и своих желаний. А желание было в тот момент одно… И страх… Дикий, кошмарный, до липкого холодного пота страх… Страх прикосновений. Он никуда не ушел. Он все так же жил внутри него, изгнанный в дальний угол сознания, но постоянно вылезающий оттуда и отравляющий существование. Билл научился его прятать на людях. Билл научился худо-бедно им управлять. Он разрешал только Тому трогать себя и делать с собой всё, что угодно. Том свой… Том не обидит… А вчера Билл понял еще одну вещь — клин вышибают клином. И если Том сделает все правильно, если подарит ему то, о чем он сейчас даже думать боится, то еще одна психологическая проблема будет решена. Он ненормальный. Том никогда не пойдет на это. Личная шиза брата — гомосексуализм. Это пошло еще со школы. Он всегда защищал младшего от нападок одноклассников. Знал, что тот нормальный, просто со странностями, и защищал. И, естественно, если Билл предложит Тому секс, то тот прибьет его исключительно из обиды на себя за то, что столько лет был слепцом и не видел очевидного. Хотя что тут считать очевидным? Билл никогда в жизни не был геем даже в собственных фантазиях. Правда, девушек у него толком тоже не было. Но это все из-за работы. Сначала девочки не хотели с ним водиться из-за его подкрашенных глаз, потом он не хотел водиться с ними из-за того, что понятия не имел, с кем они хотят общаться — с человеком Биллом Каулитцем или со звездой Биллом Каулитцем. Вот Тому больше повезло — у него таких заморочек не возникало. Он брал и пользовал. А Билл не мог. Но сейчас вариантов не было. Билл хотел этого и желал. При чем он никак не мог определиться, чего именно хочет от Тома — просто ласки или именно секса. Мысль о сексе пока еще в голове не помещалась. Она вообще за последние полгода не помещалась нигде и наводила на него животный ужас. И, возможно, лучше начать с чего-то более традиционного… Но он как подумает, что кто-то дотрагивается до него, кроме Тома, хочется заранее вскрыть вены от страха. Значит им обоим надо привыкнуть к мысли о ласках — Биллу для дальнейшей жизни, Тому для разрядки. В конце концов, это очень забавно — чувствовать по утрам возбужденный член брата, поэтому надо ему помочь привести себя в норму и самому как-то уже привыкнуть к тактильным контактам. А там, глядишь, может и секс не понадобится, своими силами справится. Билл даже улыбнулся, посмотрев на брата. Еще бы понять, как Тома на это подбить… И не сорваться бы. Вот тут он себя контролировать не может.
Но Билл обломался по полной программе — Том не просто не пошел на контакт, Том отстранился. Он избегал прикосновений, избегал слишком близко стоять к брату, отходил, когда тот терся об него. Том ложился спать гораздо позже Билла, а потом тихонечко выбирался из постели и шел к себе. Причем Билл понял это только спустя несколько ночей, когда подкараулил сбегающего брата. Утром Том возвращался и делал вид, что ничего не произошло, и он просто встал раньше. Так… Так дело не пойдет.
После очередного концерта, когда Билл наконец-то прекратил болтать и заснул, Том, борясь с закрывающимися глазами, осторожно сполз с постели и, стараясь не наткнуться в темноте на вещи, ретировался в свой номер. Спать хотелось адски. Казалось, что он до кровати-то не дойдет, вырубится в коридоре. Плюхнувшись на постель, он достал телефон и попытался вспомнить, на сколько Билл поставил будильник… Кажется, на двенадцать… Или нет? Блин… Ну на сколько? Нет, раньше двенадцати он все равно не встанет, слишком уставший. Значит, себя можно поднять часиков в одиннадцать… В дверь тихо постучали… Скорее громко поскреблись. Том даже испугался. Кого еще черти принесли под утро? Бля, только б не фанатка! Он физически не в состоянии сейчас совершать подвиги в постели, кроме одного — спать. Может, незваный гость сам свалит, а? Если ему не открывать, то, может, сам уйдет… Но человек за дверью был настойчив и никуда убираться не собирался. Том выругался, накинул халат и пошел открывать.
— Нам надо поговорить, — спокойно и жестко сказал Билл, бесцеремонно переступая порог его номера.
— А я… Я… Телефон… Это… Я… Забыл… — принялся невнятно бормотать Том.
— Да, я понял. И так ты забываешь телефон в номере как минимум последнюю неделю точно, как максимум — накинем сверху еще пару недель. Ты так устаешь, что вылезаешь из нашей постели, идешь к себе в номер, берешь телефон в руки, но неожиданно засыпаешь, потом совесть… прости, будильник тебя будит за полчаса до того времени, на которое я поставил свой, ты возвращаешься ко мне в номер и делаешь вид, что только что разодрал глаза или уже почистил зубы. Так?
— Билл… — скривился он, опуская взгляд.
— Что Билл? Что происходит, Том? Почему ты сбегаешь от меня? Зачем утром разыгрываешь спектакль? Почему днем игнорируешь? Я обидел тебя? Оскорбил? Это все из-за меня, да? Из-за того, что я возбудился от твоих ласк, да? Ты теперь презираешь меня? Считаешь ничтожеством, если у меня встал на тебя, да? Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — Билл неожиданно замолчал и пристально уставился на брата.
Том растерялся. Те же вопросы он готов задать ему. И точно так же хотел бы получить на них ответы.
— Ничего… — дернул он плечами.
— Я для тебя все равно грязный, — пробубнил Билл, повесил голову так, что казалось, шея переломится, и поплелся к распахнутой двери, которую Том не удосужился закрыть, так и стоял рядом, вцепившись в ручку.
— Билл, я не то имел ввиду… — он тревожно схватил его за майку, захлопывая дверь перед носом. — Я думал… Черт! Я думал, что это я для тебя теперь грязный и противен тебе…
— Том! Томми! — расцвел брат, тыкаясь ему в плечо и обнимая за талию. — Обещай, что все будет как прежде: ты и я. Скажи, что ты не будешь больше от меня сбегать? Пожалуйста! Ты мне нужен.
— Билл, нам пора отвыкать друг от друга. Это все неправильно. Мы, два взрослых парня, спим вместе… Это неправильно. Да еще, бля, и петтингом начали заниматься. Эдак мы с тобой дойдем до того, что станем друг друга трахать.
— Если мы станем друг друга трахать, то это будет в любом случае только наше с тобой дело, и это будет исключительно правильно, потому что это наше с тобой дело. А все, что наше с тобой дело, то априори правильно.
Том нахмурился и, приподняв одну бровь, ехидно произнес:
— Ты сам-то понял, что сказал?
— Главное, чтобы ты понял, — улыбнулся Билл.
Чтобы провернуть задуманное, он решил не настаивать, а подождать удобного случая. Случай никак не подворачивался, но Билл не унывал. В конце концов, ему и самому надо привыкнуть к мысли, что приучать его к прикосновениям будет самый близкий и родной человек. Что-то ему подсказывало, что брат, вернувший его к жизни и заставивший жить заново, поможет справиться и с этим. Осталось уговорить Тома. Том же чаще всего ходил довольный, веселый, иногда подшучивал по-доброму над братом и Георгом, а иногда настроение его менялось, он срывался, орал и искал на ком бы выместить зло. И в какой-то момент Билл понял почему. Все зависело от того, в каком настроении брат проснулся с утра. Точнее в каком состоянии. А если быть совсем точным, то с каким стоянием. Билл хитро прищурился, наблюдая, как Том носится по гримерке и бухтит, что и кола ему не кольная, и суфле не воздушное, и клубника не клубничная. И, конечно, сейчас его лучше не трогать, а вот вечером… Билл ухмыльнулся.
— Устал? — он присел рядом на кровать и провел рукой по спине.
— Угу, — кивнул брат из подушки. Он только что вымылся и теперь вытянулся на покрывале. На голове и бедрах по большому полотенцу.
— Помять плечи?
— Что б я без тебя делал?
— Трахался бы с какой-нибудь фанаткой.
— Я с тобой за день так утрахаюсь, что мне никаких фанаток не надо.
— Интересно даже, чем я тебя так достаю? — с обидой в голосе проговорил Билл, разминая ему плечи.
— Никакой личной жизни, — хмыкнул Том.
— Я тебя за руки не хватаю. Ты свободен, — фыркнул Билл, отвернувшись.
— Эй, мелкий! Эй! — Том легонько пихнул его локтем. — Ну, куда я без тебя? Я ж сам тебя отпустить боюсь, вечно в какое-то дерьмо влипнешь. Эй… Ну, Билл, ты же обещал мне массаж! Ну, прекрати дуться! Ну, Билл!
— Так-то лучше, — Билл с огромным одолжением обернулся и вновь начал ласкать шею и плечи.
Он делал все, как в прошлый раз, — разминал мышцы и кожу, легко поглаживал и постукивал, щекотал кончиками пальцев. Было страшно. Мысль о том, что сейчас, может быть, они займутся петтингом, убивала сознание и лишала его возможности соображать. От этого руки становились холодными и потными. Билл пытался расслабиться, но ничего не получалось. Нет, он не готов к этому. Он не хочет. Нет. Нет! Он сорвался с места и позорно удрал из номера. Том недоуменно уставился на хлопнувшую дверь. Дотянулся до мобильного телефона. Билл взял трубку почти сразу.
— Что-то случилось? У тебя все хорошо? Ты обиделся? — обеспокоено сыпал он вопросами.
— Нет, прости! — рассмеялся Билл. — Я просто вспомнил, что мы с Георгом хотели посмотреть порнушку, и что я обещался в одиннадцать быть у него и забыл, представляешь? Ты там развлекайся, я тут надолго.
Брови Тома взлетели вверх, рот приоткрылся, глаза вытаращились. Чего они там собрались с Георгом смотреть? Совсем что ли спятили? Том, кряхтя, поднялся, натянул спортивные штаны и футболку и поплелся в номер к другу, где его ненормальный братец собрался смотреть порнуху. Без него! Зараза!
Ночь после пары часов, наполненных голыми телами, силиконовыми сиськами и пухлыми губами, какими-то немереных размеров членами и громкими стонами, показалась близнецам сущим кошмаром. Мало того, что оба завелись с пол-оборота, так еще и переругались. Старший был зол еще с утра, а младший злился на себя и срывался на старшем. Повернувшись друг к другу задницами, натянув каждый свое одеяло до макушки, они заснули.
Тому опять снился его любимый сон — он занимался любовью. Руки нежно скользят по груди, вызывая в теле сладкую негу. Низ живота приятно потягивает. Кто-то целует шею. Длинные волосы щекочут нос, от чего он жмурится и фыркает. Губ касаются губы. Он жадно всасывает их. Руки в волосах. Обнимает, прижимает, ласкает. Грудь, бедра, живот. Шея. Язык скользит к мочке уха. Опускается вниз, едва дотронувшись. Чуть вверх, к глазам, рту. Опять втянуть губы. Ворваться языком в рот. Встретить там такой же нетерпеливый. Ласкаться. Кусаться. Царапаться…
Билл проснулся от того, что вчера они не занавесили окно и солнечный луч светил прямо в глаза. Он чертыхнулся. Дошлепал до окна и задернул портьеру. У них сегодня свободный день и надо как следует отоспаться. Он обернулся и непроизвольно расплылся в улыбке. Том лежал на спине, раскинув руки в стороны, и едва слышно постанывал. По бугру в трусах, Билл понял, что во сне Том явно не в пятнашки играет. Он уселся перед ним на колени и принялся любоваться таким красивым близнецом.
Его опрокинули на спину. Руки над головой. Его ласкали, нежно целуя грудь, скользя по соскам языком. Потом вверх к ключице. Слизывали капельки пота. Спускались ниже. Ниже. К животу. К аккуратной впадинке пупка. Он вздрагивал и постанывал от этих прикосновений. Напрягал живот, демонстрируя накаченный пресс…
Билл смотрел на четкие контуры напряженного члена под трикотажем. По светлой ткани постепенно расплывается маленькое пятнышко от смазки. Рука потянулась к брату. Едва касаясь его кончиками пальцев, он осторожно провел по боку. Реакция не заставила себя ждать — Том выгнулся ему навстречу, застонал громче. Тело покрылось мурашками. Билл сглотнул. Внутренний голос подсказывал, что руку надо сдвигать ниже. Блин, ну как же можно… Том, словно почувствовав его сомнения, сам накрыл член рукой. Билл дернулся, едва сдерживаясь от бегства. Рука провела туда-сюда и вновь откинулась в сторону. Он аккуратно лег рядом, зажмурился и засунул руку в трусы к брату. Том его прибьет на хер, когда проснется… Он попытался представить, что ласкает самого себя. Плотно сжал пальцы и начал движение. То, что Тому нравится, стало понятно почти сразу — он начал стонать громче и сам пихался в руку. Это придало Биллу уверенности. Рука заскользила быстрее, а пальцы сжались сильнее. Том уже стонал чуть ли не в полный голос. Билл довольно улыбался.
— Билл?! — приоткрыл он глаза, все-таки проснувшись.
Билл не ответил. Лишь улыбка стала шкодливой.
— Сука! — блаженно провыл Том. — Что ты творишь, гад!
Он не сбавляет темпа, чувствует, что смазки стало слишком много, а член вот-вот изольется.
— Отпусти меня немедленно, говнюк! — шипит он зло, вцепившись брату в плечи до синяков и прижимаясь плотнее к его бедрам, закатывает глаза.
Рука сейчас отвалится. Уже не очень приятно самому. Плечо неприятно тянет.
— Билл… Билл… — всхлипывает Том. Взгляд мутный. Рот приоткрыт. Он мечется по подушке, словно в горячке. — Сволочь! Гад! Урод!
Билл сжимает член со всей силы и тот выплевывает белую вязкую жидкость ему на живот. Пульсирует. Том тяжело дышит, словно пробежал стометровку на мировой рекорд. Билл еще несколько секунд ласково поглаживает орган, а потом отпускает и довольно трясет уставшей кистью.
— Мне показалось, что тебе нужна была помощь из вне, — хихикнул он, целуя близнеца в мокрый нос. — По крайней мере, сегодня ты просто обязан быть добрым и веселым.
— Извращенец, — прохрипел Том, одаривая его благодарным взглядом.
Билл поднес руку к носу и осторожно понюхал.
— Хм… Пахнет спермой…
— Придурок! — проворчал Том. — А чем оно должно пахнуть?
Он прищурился и самым кончиком языка попробовал сперму.
— Блядь! Пошел вон! — сморщился Том, пихая его с кровати.
Билл захохотал, едва не свалившись. Вытер живот и руку, потом заказал в номер завтрак. Том довольно потянулся, выгибаясь то так, то эдак. Натянул одеяло под самый подбородок.
— Фу, противный, я теперь буду бояться спать с тобой, — капризно заявил он.
— Ну, между прочим, это не я о тебя трусь по утрам. Так что спорный вопрос, с кем спать страшнее. Одень хотя бы штаны, сейчас завтрак принесут.
— Не хочу, я спать хочу, — Том демонстративно повернулся к нему спиной.
Билл оделся и лег рядом, ткнувшись носом в копну дред, вдыхая родной и такой незнакомый запах. Легко коснулся губами плеча.
— Слушай, — Том развернулся и оказался в паре сантиметрах от его губ. С трудом отвел взгляд. — Что на тебя нашло? Я же не слепой, я же вижу, как ты вокруг меня вьешься последние недели. Если бы ты был девчонкой, я бы решил, что ты влюбился. Но ты не девчонка.
— Значит, я не могу в тебя влюбиться?
— Так — нет.
— Почему я не могу любить своего брата?
— Потому что это не любовь. Ну, не такая любовь, как должна быть. Не знаю… Ну, ты как-то понятия что ли подменил… Это может быть благодарность… — Том развалился на кровати и поэтично размахивал руками. — Привязанность… Я не знаю… Но, Билл, ты вообразил не то, что надо. К тому же, я тебе уже говорил, что ни я, ни ты никогда не были геями.
— Но я не прошу тебя меня трахать и не собираюсь трахать тебя… — возмущенно воскликнул Билл.
— Спасибо и на этом! — гоготнул он.
— Я пока не готов к этому.
Улыбка сползла с его лица. Том нахмурился и серьезно посмотрел на брата.
— Ты спятил? Билл, прости, но тебе вроде бы просто задницу порвали, а не мозг ампутировали.
Билл вздрогнул и резко подскочил. В глазах застыла сильная обида. Том метнулся за ним и вцепился в штанину.
— Прости, я не то хотел сказать. Прости! Я не подумал. Блин, ляпнул черте что.
Билл разобижено сопел и пытался вырваться. Но Том чуть поддался вперед, перехватился за резинку и дернул. Билл свалился на постель. Том подмял его под себя и навис сверху, удерживаясь на руках, но не касаясь тела.
— Я не выпущу тебя, пока не простишь, — сказал с улыбкой. Наклонился и попытался укусить его за шею. Билл захихикал, закрутил головой, вырываясь. Том щекотал его дыханием, губами, покусывал. Билл извивался под ним, хохотал. В дверь постучали. Они отпрянули друг от друга. Билл встал, одернул футболку и кинул брату спортивные штаны. Том сморщился и быстро скрылся в туалете.
День прошел удивительно хорошо. Они ели, валялись перед телевизором и возились, когда надоедало щелкать каналы. К ним приходили Георг и Густав, звали по магазинам, то близнецы, сославшись на усталость, остались в номере. Ближе к вечеру Билл все-таки отважился изложить брату идею по поводу избавления от кошмара.
— Понимаешь, я так делал все последние месяцы, меня так Хельга научила. Я не убегала от своего страха, я его старался побороть. Вот, помнишь, я отказался от автографов? Не могу заставить себя выйти к толпе и все тут. Мне казалось, что меня там эти ублюдки поджидают. А потом подумал: рядом со мной ты, наша охрана, полиция, ну не достанут они меня, даже если захотят, а сунутся — им же хуже будет. Но это на грани подсознания. Вот тут было сложно. Перебороть себя. Заставить. И я заставил. Ту фанатку, помнишь, которую я на сцену вытащил, а она к тебе побежала? Я же точно так же избавлялся от страха. А сейчас я подумал, что если мы с тобой немного… ну… ну… как его… ну это… ну ты понял! Ну, в общем, если мы с тобой немного… пообжимаемся… Ведь никто же не узнает все равно! А я, может быть, перестану бояться прикосновений. Вот.
— Билл, а давай мы тебе девочку подгоним или там проститутку… — недовольно смотрел на брата Том. Идея «пообжиматься» с братом-близнецом казалась ему крайне идиотской.
— Ты не понимаешь! — Билл подпрыгнул и всплеснул руками. — Я не смогу сейчас ни с кем вообще. До меня-то ты дотрагиваешься, я все равно дергаюсь, а ты хочешь, чтобы кто-то чужой ко мне полез. Да я же скончаюсь на месте. Я могу контролировать себя, пока ты рядом. Ну, относительно, конечно, могу, но все равно…
— Ты понимаешь, что, если об этом узнают, у нас будет куча проблем? — зло зашипел Том. — Ты понимаешь, как нас запозорят и заклеймят? Мы братья. Близнецы. Никто не будет выяснять, спим мы друг с другом или нет. Нас обвинят мало того, что в инцесте, так еще и в гомосексуализме.
— Но мы же не будем трахаться… — потупился Билл.
— Об этом даже не проси! Вообще! Никогда! Что б я трахал собственного брата! Или кому-то подставил свою задницу! Да никогда в жизни! Да как тебе такое только в голову могло прийти!
— Не ори на всю гостиницу! — шикнул он. — Я не прошу тебя никого трахать. Я прошу тебя о ласках. Мне надо научиться жить с чужими прикосновениями. Я не могу вечно шарахаться от людей.
— Бля, Билл! Твои речи мне сейчас напоминают речи телки, которая дает всем только в задницу и при этом кичится своей девственностью! Да если бы ты не был моим братом, я бы уже давно убил тебя за твои мерзкие мысли. — Билл недовольно отвернулся. — Только вот не надо мне сейчас говорить, что ты грязный. Я вообще не понимаю, как ты мог до такого додуматься?
— Хорошо, я понял… — горько отозвался он. — Не надо, Том, не думай больше об этом… Я был уверен, что ты поможешь мне справиться с этой проблемой, потому что ты мой самый близкий человек, которому я безгранично доверяю. На нет и разговоров нет. Извини, если обидел тебя чем-то.
Билл трясущимися руками достал сигарету и закурил. Он курил редко, только когда сильно нервничал или был расстроен. Иногда перед концертами. Иногда, когда поругается с братом.
— И еще… — он затянулся. — Знаешь… — снова пауза. — Ты прав… — Тишина. — Не надо нам больше…
Та ночь была отвратительной. Сначала Том никак не мог уснуть, ворочался с бока на бок и переживал, что если с братом что-то случится, он даже не услышит, а, значит, не разбудит, не защитит, не успокоит. Потом он все-таки заснул. Ему снилось, что Билла кто-то отбирает, пытается утащить в темноту, а он бегает вокруг и ничего не может сделать. Под утро стал сниться вообще какой-то бред и Том, наконец-то, проснулся. По вискам стекал пот. Он смахнул его, сгреб в охапку одеяло и отправился в соседний номер. К брату. Черт! Если ему нужна ласка, то черт с ней, с репутацией, он пожертвует ради него всем, чем угодно, только бы помочь ему восстановиться.
Судя по красным глазам и помятому виду, Билл тоже не спал. Он открыл дверь. Молча отступил, пропуская Тома в номер. Когда тот так же молча проследовал в кровать и улегся на свою половину, Билл закрыл дверь, погасил свет и вернулся в постель. Том обнял его. Чмокнул в холодное плечо. Билл протяжно вздохнул, взяв его руку в свою. И они наконец-то смогли спокойно заснуть.
Три дня рабочей чехарды — поклонники, визги, крики, интервью, съемки, концерты — и можно не вспоминать о том неприятном разговоре. Билл больше не настаивал, а Том не мог начать первым. Для этого надо было сломать себя, а он не мог. Физически не мог. Психологически. Мысль о том, что бы ласкать мужчину, пусть и родного брата, вызывала в нем ярый протест и сильное сопротивление. Ему даже больше эротические сны не снились, исключительно кошмары. И теперь Билл будил его по ночам, обнимал и спрашивал, что случилось. А что он скажет? «Твои желания, братец, довели меня до нервного срыва!»? Он и так сейчас себя ведет как истеричная баба, а тут еще Билл масла в огонь подливает.
На одном из интервью журналисту не давала покоя ориентация солиста и его сексуальная жизнь. Парень попался въедливый и на все уловки ребят, на все перетягивания внимания на себя, на все отговорки и шутки, не реагировал, давил Билла с поразительной настойчивостью. Билл нервничал, хоть и скалился во все тридцать два зуба, бросал тревожные взгляды на брата, умоляя помочь. Брат помогал, как мог, но журналист, вцепившийся в сознание Билла, как бультерьер, плевать хотел на всю эту помощь. Даже Густав, поняв, что дело пахнет керосином, стал влезать в разговор, чего за ним никогда не наблюдалось.
Они закончили интервью секунда в секунду и, сославшись на великую занятость, вылетели из комнаты. Билла всего трясло. Он был на грани истерики. Том обнял его, забив на крутящихся вокруг чужих, и начал гладить по спине, шепча успокоительные слова на ухо. Билл дрожал, цеплялся за длинную футболку, кивал и жмурился от страха.
— Он знает что-то, понимаешь? Он знает… — бормотал он.
— Ничего он не знает. Просто решил за счет нас тиражи поднять. Все хорошо. Билл, все хорошо. Ты держался молодцом.
— Он знает…
— Что случилось? — подошел к ним Дэвид.
— Ты сможешь отменить остальные интервью? — с надеждой спросил Том.
— Что произошло? — хмурился продюсер.
— Там этот идиот Билла довел своими вопросами, привязался к нему — с кем спите, как спите, в каких позах, какого пола. Все подловить пытался на обмане. Мы с Георгом его с темы скидываем, а он все равно… Даже Густав влез в разговор, а, ты ж знаешь, у него на интервью слово клещами не вытащишь, — нажаловался Том.
— Хорошо. Я отменю интервью. Билл, ты здесь останешься или в гостиницу поедешь? Саунд-чек сможешь провести?
Билл качнул головой.
— Дэвид, пусть близнецы в гостиницу валят, а мы тут сами разберемся. Не первый раз здесь выступаем, — предложил Густав.
— Да-да, — поддержал друга Георг. — Пусть Билл успокоится, отдохнет. Нечего ему тут шляться. Мы с Густавом сами все проверим.
— Ладно, чтобы в семь были здесь. Саки, отправь их в отель аккуратненько, чтоб никто не видел, хорошо?
Охранник кивнул.
За всю дорогу он не проронил ни слова, а в номере свернулся клубком на кровати. Том уселся рядом. Не хотелось даже телевизор включать.
— Билл, прекрати убиваться, — пробормотал он. — Ты же знаешь, сколько уродов только и ждут, чтобы тебя поддеть. Это один из них. И ни черта у него не вышло. Придурок он.
— Том, ты же защитишь меня от них, да? — Билл схватил его за руку и положил ее себе под щеку. Глаза блестели. Лицо в красных пятнах. Косметика размазалась.
— Ты же знаешь, что я жизнь за тебя отдам, — спокойно отозвался брат без малейшего пафоса. Лег рядом и обнял его второй рукой. — Просто не обращай внимания на придурков. Ты же всегда был выше этого. Хорошо?
Билл кивнул. Губы совсем рядом. На уровне его глаз. Немного приподнять голову и… Том гладит по спине. Это успокаивает и убаюкивает. Губы на уровне глаз. Подковка пирсинга в губе. Он о чем-то думает. Когда Том о чем-то думает, то язык всегда теребит сережку. Влажные губы на уровне глаз. Мокрый кончик языка. Подковка… Туда-сюда. Кончик языка. Губы… Билл поддался вперед и мягко накрыл его губы. Отпрянул, моментально покраснев, уткнулся носом в грудь. Том дернулся. Рука замерла. Билл с ужасом ждал реакции. Сейчас он либо его придушит, либо скинет с кровати и разорется исключительно матом.
Том вздохнул.
Секунды тянулись словно часы. Вот сейчас… Сейчас… Сейчас он… Билл забыл, как дышать…
Рука вновь поползла по спине.
Щеки горят так, словно их кто-то натер жгучим перцем. Он почувствовал, как рука забралась под футболку. Билл закусил губу. Неужели? Сейчас? Боже! Нет! Нет! Он не готов! Нет! Боже!
Том чуть надавил ему на плечо, укладывая на спину. Он понятия не имел, что делать. Ему было безумно стыдно, неприятно и неудобно. Нет! Нет! Нельзя… Мало ли что он хочет, это не повод идти на поводу и переступать через черту, на которое наложено табу тысячами поколений… Сердце бешено стучалось где-то в районе глотки. Казалось, сейчас чуть откашляйся, и оно выскочит наружу. Так, главное — не возбудиться. Остальное он как-нибудь переживет. Надо закрыть глаза и представить, что это девушка. Ну да, вот такая страшная, костлявая, угловатая девушка без намека на сиськи и задницу. И не лезть вниз. Да, если не лезть вниз и подключить фантазию, то это можно попробовать как-нибудь пережить.
Билл сжал кулаки вместе с покрывалом. Даже пальцы на ногах сжались от страха. Нет! Он не готов! Том, не надо! Не трогай! Нет! Нет!
Том перекинул ногу ему через бедро, склонился. Поцеловал в шею.
— Помнишь? Просто скажи мне стоп. Хорошо? Я не причиню тебе боли. Просто скажи стоп.
Билл впился длинными ногтями ему в предплечья. Взгляд затравленный. Щеки серые. Его трясло.
Том закрыл глаза, вспомнив тело из своих снов, вообразил, что он спит и начал медленно исследовать свою новую «девушку». «Девушка» пребольно сжимала его руки, совсем не дышала и, казалась, сама была не в восторге от предстоящего общения. Он нежно целовал шею. Ласкал мочку языком. Дул в ухо. От волос кошмарно воняло воском и лаком. Он хотел поласкать голову, но пальцы запутались в липких прядках, и от этой идеи пришлось отказаться. Он чуть покусывал трапецевидную мышцу. Фырчал и причмокивал. Надо аккуратно снять футболку. Мешает. Потянул ее вверх, продолжая ласкать шею. Чертовы ногти, казалось, вот-вот проткнут кожу.
— Отпусти мои руки и подними свои, — нежно шепнул он на ухо. — Расслабься. Помнишь, что надо сказать? Мне остановиться?
Билл руки не отпустил, но головой испуганно затряс. Он аккуратно разжал его пальцы, недовольно отметив, что теперь останутся следы. Мало того, что Том чувствовал себя полным кретином, так еще к этому чувству примешалось ощущение, что он грязный насильник. Он кое-как стянул с него футболку, снял свою. Билл все так же дрожал. Тело стало, как у ощипанного гуся — все в пупырышках. Том ласкал его губами, щекотал языком, дразнил дыханием, руки нежно скользят, гладят, расслабляют. Если бы тело под ним было настоящей девушкой, то он выгнал бы ее вон уже через минуту после начала, потому что такого «бревна» в его жизни еще ни разу не встречалось. Но он продолжал терпеливо его ласкать, мысленно уговаривая себя не возбуждаться. Вот в этом-то и заключалась основная проблема. Том не позволял себе возбуждаться и не мог из-за этого расслабиться, а напряженный ласкался он безобразно. Нет, это не дело. Он уселся ему на ноги.
— Знаешь что, а давай-ка мы с тобой отложим это на вечер, — предложил с мягкой улыбкой. — Ты расстроен. Я какой-то никакой. А сейчас просто поваляемся вместе. Закажем обед в номер и просто поваляемся вместе. Идет? — Том мысленно молился всем богам, чтобы Билл одобрил его предложение. Все равно толку никакого.
— Идет, — чуть подумав, пискнул Билл.
— А то фигня какая-то, — Том лег рядом и обнял его. — Ни ты удовольствия не получаешь, ни я.
— Спасибо тебе. Я понимаю, как тебе трудно…
Но Билл даже не представлял, насколько Тому трудно. Пока они ласкались на уровне массажа или простой возни, все было замечательно. А сейчас Том и обычный массаж не сможет сделать. Черт, на кой он отсрочил все до вечера?
Вечером Том решил схитрить. Ничто так не отвлекает человека от нехороших мыслей, как действие. Он разлегся на постели, раскинул руки и потребовал, чтобы Билл для начала поласкал его. Вот как сможет, так пусть и ласкает, пусть изучает его тело, ковыряется, сколько хочет, но ласкает. Тем самым Том рассчитывал, что Билл привыкнет к нему и перестанет шугаться. Боже, он уже говорит о нем, как о любовнице. Стоп! Билл сам этого хотел. Вот пусть отдувается.
Билл начал так, словно до этого не только ни разу в жизни ни до кого не дотрагивался, но и голым брата не видел. Ну, Том сейчас не совсем голый, в трусах, но все равно… Том скривился.
— Ты дверь закрыл?
— Да.
— Точно?
— Да.
— Проверил?
— Я ж не маразматик!
— Радует. Снимай трусы.
— Что?!
— Снимай трусы.
— Том, ты спятил? Ты что хочешь меня трахнуть?
— Нет. Пока что я хочу, чтобы мы с тобой получили удовольствие. Ты же сам просил меня об этом.
— Я… Я?.. Ну… Просил… Но я…
— Снимай трусы. Билл, ты хочешь не бояться прикосновений и получать удовольствие? Снимай трусы. И давай мы сейчас с тобой договоримся. Нет запретных тем или мест. Мы делаем всё, что хочется, так, как хочется. Хорошо? Секса между нами не будет точно. Ну а с прикосновениями мы попробуем разобраться.
Том стянул с себя белье и уселся перед ним на колени. Билл долго мялся, но правила игры принял.
— Погладь меня, — Том откинулся на спину.
— Чего это я тебя? — капризно сложил губки Билл.
— Я сейчас главный. Потом ты. Делай, что я говорю. Потом ты. Погладь меня.
Билл медлил. Он несколько раз протягивал руку, но так и не решился.
— Ты же нормально до меня дотрагиваешься. В чем сейчас дело?
— Я не знаю. Я боюсь.
— Чего?
— Не знаю.
— Чего ты боишься? Билл озвучивай свой страх.
— Не знаю.
— Скажи, когда ты меня гладил до этого, ты чего-то боялся?
— Нет.
— А сейчас в чем дело?
— В голове. Мне страшно.
— Давай вместе.
Том взял его руку и начал водить по груди и животу. Когда Билл перестал вырываться, он отпустил его, позволяя ласкать самому. Постепенно Билл расслабился, и руки проворно забегали по торсу. Том закрыл глаза. Казалось, что сон становится явью. Мягкие теплые ладошки нежно гладили. Длинные ногти иногда царапались, оставляя красные полосы на боках и животе. Билл наклонился и, щекоча тело влажными волосами, принялся целовать. Том зажмурился от удовольствия, подставляя шею, запрокидывая голову. Начал отвечать на ласки. Билл не удержался и шлепнулся на него. Том запустил руки в волосы, притянул его к себе. Пальцы гуляют по телу, пощипывают спину, ягодицы, путаются в волосах. Губы неистово впиваются в кожу, засасывают, оставляя маленькие синячки. Зубы покусывают. Язык ласкает. Том перевернул их, оказавшись сверху. Теперь Биллу можно немного отдохнуть. Он закрыл глаза и отдался наслаждению. Том двигался не так рвано, медленно и плавно. Он наслаждался каждым сантиметром его кожи. Ласкал, игрался, дразнил. Они так и не дотронулись до губ друг друга, словно это было какое-то табу. Но Том нежно поцеловал глаза, брови, лизнул кончик носа, прикусил подбородок. Спустился на шею, на грудь. Рука сползала все ниже и ниже. Он вспомнил, как из-за Билла недавно кончил. Улыбнулся. Пришло время отдать должок. Рука коснулась возбужденного члена. Билл перестал постанывать, широко распахнул глаза и уставился на брата. На лице опять страх. Том начал неторопливо двигать рукой вверх-вниз, большим пальцем изредка касаясь головки. Билл задрожал и… потянулся к члену близнеца. Коснулся его. Начал осторожно массировать головку. Том пододвинулся так, чтобы ему было удобно. Глядя друг другу в глаза, они синхронно двигали руками. У обоих на устах улыбки. В глазах скачут чертики. Быстрее. Сильнее сжать. Еще быстрее. Уже нет сил смотреть на свое отражение. Уже хочется отвалиться и чувствовать только возбуждение, которое крадется от кончиков пальцев вверх по ногам, спускается с самой макушки вниз по телу. Вот оно концентрируется внизу живота, готовое взорваться вулканом. От возбуждения Билл вцепился в Тома зубами. Том кусал губы, чтобы не закричать, сжал вторую руку так, что через несколько минут на боку у Билла расплывется огромный синяк. Они синхронно вскрикнули, когда сперма вырвалась наружу, а по телам пробежала судорога оргазма. Уткнулись в тела друг друга, тяжело дыша и… хихикая.
— Ну, теперь ты главный, — смеялся довольный Том.
— Неа, — светился солнышком Билл. — Давай, я главным буду завтра. У меня по утрам быть главным получается гораздо лучше.

Глава 8.

К вечеру Билл совсем остыл и понял, что наговорил, мягко говоря, много лишнего и не нужного. А если не мягко, то пиздец какую хуйню он прогнал родному брату, который от него ни на шаг не отходил все эти месяцы, защищал и оберегал, холил и лелеял. Но если бы не этот чертов Том, то ему не нужна бы была никакая защита — шевельнулось что-то внутри. Хельга говорила, что виноватых в этой ситуации нет, есть один пострадавший, которого просто в тот день звезды поставили «раком». Это бывает. Ни он первый, ни он последний. Страшно, мерзко, отвратительно, но и с этим люди живут. А Том помог ему выбраться, буквально вытащил на себе. Еще не известно, кому было хуже и тяжелее. Надо позвонить и извиниться. И вообще, скоро ночь, а он один в огромной квартире. Билл собрался с силами и набрал номер брата, мысленно молясь, чтобы тот не отключил телефон. Звонок пошел. Билл, закусив от волнения губу, ждал. Потом ему показалось, что на кухне звучит мелодия. Боже, он что не слышал, как Том вернулся?!
— Том! — подскочил он и понесся на кухню. Звук был. Тома не было. Его телефон светился в полумраке, лежа на столе. Билл чертыхнулся. Ну да, утром же они не стали возвращаться домой из-за телефона… Бля, какой же он дурак! Надо было разрешить Тому вернуться домой! Сосед бы уехал первым и не встретился с ними, они не подрались бы, Билл бы ничего не вспомнил и не наговорил хуйни брату.
Стемнело очень быстро, и Биллу стало страшно до боли в центре ладоней и груди. Он включил везде свет, но это не помогло. Казалось, что тени вокруг шевелятся. Том! Том! Паника накрывала его с головой. Чтобы как-то отвлечься, он сложил все диски, спрятав те, которые все-таки разбились. Надо будет заказать новые, может быть Том не заметит какое-то время, что они пропали. И музыкальный центр пострадал — разбился приемник дисков. С этим сложнее, но тоже проблема яйца выеденного не стоит. Перестелил постель. Уселся в угол, обняв колени, и принялся ждать.
Два часа ночи.
Где он ходит?
Очень страшно.
А вдруг Том не захочет больше ложиться с ним в одну постель? Он ведь про пидораса в сердцах сказал, не подумавши, хотелось пнуть посильнее, ударить по болевым точкам…
Истерика подступала к горлу. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Билла начинало трясти. Все тело ломило от страха. Только не это! Только не видения! Он сойдет с ума, если Тома не будет рядом! Том! Том! Дрожащими руками он набрал номер Густава.
— Гус, я знаю, что Том у тебя. Позови его, пожалуйста! — нервно выпалил в трубку.
— Нет, Том мне даже сегодня не звонил, — сонно пробормотал парень. Громко зевнул, а потом добавил: — И где-то я уже слышал эту формулировку…
Билл не дослушал, нажал отбой. Значит, брат у Георга.
— Гео, я знаю, что Том у тебя. Позови его, пожалуйста! — с истеричными нотками в голосе потребовал Билл.
— Билл… Я… В общем… — мялся он, а потом быстро отчеканил: — Его нет у меня.
— Ты его видел? С ним все в порядке? Георг! Он у тебя?! Ты знаешь, как с ним связаться?! Пожалуйста, скажи ему, что я прошу прощения и попроси его вернуться домой. Пожалуйста! Слышишь? Пусть он вернется домой! — срываясь на крик, тараторил Билл. — Георг, ты только передай ему! Слышишь? Скажи, что он мне очень нужен!
— Если я его увижу, то передам, — промямлил друг и повесил трубку.
Сомнений нет, Том у Георга. Но Георг бы не стал врать… Том просто не хочет, чтобы Билл знал, где он. Георг передаст. Он обязательно передаст ему. Завтра у них интервью и выступление на шоу в Берлине, они обязательно увидятся. А вдруг Том не захочет выступать и уйдет из группы? Биллу вдруг показалось, что своей утренней речью он добился того, к чему стремился, — убил все самое дорогое в его душе. Дерьмо! Билл вернет себе брата. Он очень настойчив. Он вернет его!
Рано утром за ними пришла машина, чтобы отвезти в Берлин на интервью для какого-то журнала и съемки телешоу. Дэвид очень удивился, узнав, что Тома нет. Мрачный Билл залез на заднее сидение и за всю дорогу не проронил ни слова.
На интервью Том не пришел. Дэвид срывал зло на всех, кто попадался под руку. А так как это чаще всего был Билл, который все ждал, когда же брат позвонит продюсеру, и поэтому крутился рядом с Йостом, чтобы не пропустить его звонок, то все шишки преимущественно доставались ему. Само же участие в телешоу стояло под огромным вопросом, потому что гитарист группы где-то пропадал.
— Георг! — подлетел Билл к другу после интервью, схватил его за грудки и зажал в угол. — Том у тебя был? Сейчас его нет рядом, ты можешь говорить, я не обижусь, если ты вчера наврал. Том у тебя был?
— Да, он переночевал у меня, а утром куда-то ушел. Я не знаю куда. Он не хотел, чтобы ты знал, где он.
— Ты ему сказал? Я просил! Ты сказал?
— Он сам все слышал.
Билл вздохнул и отпустил Георга.
— Что у вас случилось?
— Я… — пробормотал он, сползая по стене. — Я был ужасно не прав. В запале наговорил ерунды. Я ведь понял, что он у тебя. Надо было ночью съездить к тебе. Но мне было так страшно, что я встать с кровати не мог. Я без него, как… Эх… Он сильно на меня обиделся?
Георг кивнул.
— У меня есть шансы?
Помотал головой.
— Что мне делать?
Пожал плечами.
Билл помолчал, потом тихо сказал:
— Знаешь, а он мне жизнь спас… Опоздай он хотя б на минуту, и мое тело б уже жрали кладбищенские черви… Глупо его шантажировать самоубийством, правда? Ничего кроме жалости и отвращения не вызовет, да? А я не умею жить без него. Нет его — нет меня. Близнецы…
— Билл, поговори с ним. Он, правда, тебя сейчас слушать не станет. Но ты попробуй. Тому очень больно. Мы хотим вечером в клуб сходить. Скажи, что ты не хочешь. А потом подъезжай.
— Он точно пойдет?
— Том хочет развеяться. Он последние восемь месяцев жил только тобой, ни с кем не общался, никуда не ходил. Весь его мир только в тебе и заключался. А сейчас мира нет.
— Он есть, Георг, он есть.
За пятнадцать минут до эфира Йост был фактически в обмороке. Он уже не орал, не метался, не злился, просто сидел с апатичным видом в проходе и играл в какую-то игру, встроенную в телефон. Билл с таким же лицом стоял неподалеку, изображая из себя статую. В нескольких метрах от парня болтали охранники.
Том Каулитц шел по коридору своей фирменной походкой вразвалочку, с не менее фирменной ухмылкой и совершенно очаровательным прищуром. При этом светился он так, что глазам становилось больно. Билл было рыпнулся к брату, но вовремя остановился. Рядом с Томом важно вышагивала какая-то обалденно красивая девушка, лет двадцати пяти в юбке настолько короткой, что иногда Биллу казалось, будто он видит ее черные трусики при ходьбе.
— Дэйв, прости, в городе такие пробки, — торопливо произнес Том, одарив девушку похотливым взглядом. На брата он даже не посмотрел.
— Гонорар за это выступление не получишь, — спокойно отозвался продюсер, спрыгивая с ящика, на котором сидел. — По местам все! Билл, ты долго у меня под ногами путаться будешь?!
— Дэйв, а можно Лору куда-нибудь поближе к сцене поставить? Сделай доброе дело, а, — жалобно поклянчил Том.
— Саки, разберись, — раздраженно отмахнулся Йост. Он повернулся к младшему близнецу, перекривился, увидев его ошарашенное лицо и приоткрытый рот. Протянул устало: — Билл! — Тот вздрогнул. Сник сразу, ссутулился… — Идем.
Так они и шли к сцене: впереди Тоби, за ним Том, потом Йост, сзади плелся Билл и Саки, который уже кому-то успел перепоручить новую пассию Тома.
— Ты, кобель недотраханый, ты что творишь, сука? — шипел Дэвид в спину Тома. — Он сейчас как выступать будет? У нас прямой эфир, ты что сделал, ублюдок?
— Дэйв…
— А если он сейчас при всех сорвется? Бля, ты башкой думаешь или ты в нее только жрешь?
— Дэвид…
— Что Дэвид? — Йост был настолько зол, что кулаком несильно ударил его в спину. — Ты мог позвонить брату?
— У меня новый телефон, его номер я наизусть не помню, — соврал Том, шикая и недовольно оборачиваясь к продюсеру.
— Две минуты до эфира! — выскочила из темноты какая-то тетка. Билл опять вздрогнул и отшатнулся. Взгляд сумасшедший. Дэвид показал на него глазами Саки. Тот кивнул, встав практически вплотную к подопечному.
Подошли Густав и Георг.
Том поздоровался с друзьями. Что-то им сказал.
Билл почувствовал, как пол неприятно накренился. Он почему-то начал терять равновесие.
— Шестьдесят секунд!
Саки подставил руку, не позволяя ему упасть.
— Билл, соберись, — шепнул в ухо. — Давай, ты сможешь, мальчик.
— Саки, — пискнул он. Щеки горели. По вискам стекал пот. — Я не могу…
— Тридцать секунд до эфира!
Георг запустил пальцы в волосы и слегка их взбил. Густав помотал головой туда-сюда, разминая шею. Том поправил кепку.
Саки встряхнул Билла. Осторожно вытер лицо, прошептав:
— Билл, соберись. Ты же звезда. Пусть они кончат от твоей улыбки.
— Десять секунд до эфира!
Он всегда выходил первым. Потом брат и остальные. Сегодня все было наоборот: Густав, Георг, Том. Билл подошел к нему сзади. Дотронулся до спины:
— Том… — Прости меня. Вернись домой. Мне очень плохо без тебя.
Том чуть повернул голову на его голос.
— Твой телефон… — протянул он трубку.
— Эфир!
Том, не глядя на брата, молча убрал ее в карман.
О чем было интервью, Билл не помнил. Он тихо сидел на подлокотнике диванчика, скалился, кивал и иногда поддакивал. Говорили в основном Том с Георгом. Точнее стебались друг над другом и над ведущим, хохотали. Иногда ведущий обращался с вопросами к Биллу. Он отвечал односложно и невпопад. И тогда Том перетягивал внимание на себя… Потом шло запланированное выступление. На подготовку им дали три минуты — рекламная пауза. Билл крутил в руках микрофон и кусал губы. В голове зрел план, но Дэвид ему не разрешит. Все заранее обговорено. Аппаратура настроена. Ему не позволят. Когда до выхода осталась минута, он повернулся к друзьям и твердо, в ультимативной форме заявил:
— Мы сейчас будем играть «В ночи».
— Ты спятил? — вытаращился Густав.
— Тебе какая разница чего на барабанах выстукивать? — окрысился он.
— Бля, Билл, ты охуел? У нас у гитар настрой не тот! — взвился Георг.
— А у меня у голоса не тот настрой! Идите и сами пойте тогда! — зарычал Билл.
— Все, у кого есть уши, нас засмеют и забросают тухлыми яйцами, — фыркнул Густав.
— В первый раз что ли? Играем «В ночи».
— Мы не будем этого делать, не дури! — жестко отозвался Георг.
— Без вопросов, — Билл зло впихнул Густаву в руки микрофон и развернулся, чтобы уйти.
— Билл… — тихо бросил ему в спину Том.
И опять в миллионный раз фальшиво страдать о том, как пройти сквозь стену по краю мира… Билл пел на полном автомате. Все отработано до мелочей. Брови, где надо, кривились. Когда надо, на лбу появлялись страдательные морщинки. И даже мизинчик оттопыривался сам, когда приходило время играть стойкой. Слова, которые когда-то имели колоссальный смысл для него, уже давно стали пустыми, не имеющими ничего общего с теми чувствами, что он испытывал раньше. Пошвыряв туда-сюда стойку и позадирав ножки, Билл вдруг решил изменить традицию исполнения песни и привнести в нее новый элемент. На словах «Обещаю тебе, я никогда тебя не брошу!» он повалился перед братом на колени и впервые за весь вечер встретился с ним взглядом. Том от такого опешил, но быстро взял себя в руки и одарил Билла показушной ухмылкой. Билл вообще много крутился вокруг него, вынуждая отыгрывать каждую провокацию. Это было самое кошмарное выступление в их жизни да еще в прямом эфире… К концу песни Билл твердо решил, что он не поедет ни в какой клуб. Они поговорят сразу же, как только доберутся до гримерки.
Ребята вышли со съемочной площадки. По выражению лица Дэвида, Билл понял, что, по всей вероятности, тоже остался сегодня без гонорара. Ну и плевать! Главное, с Томом все в порядке. Он поискал глазами брата. Его нигде не было. Том что, издевается? Том что, не понимает, что с ним происходит? Том что, не понял, что Билл пытался ему донести все три минуты тридцать две секунды? Том что, не понял, почему Билл хотел петь «В ночи», а не «До конца времен»? Блин, Георг же сказал, что Том ну очень сильно обиделся… Еще и телку какую-то приволок специально, чтобы позлить. Телка хороша, ничего не скажешь, но он-то, Билл, лучше. Хотя не факт…
— Я смс тебе кину попозже, когда Том появится, — подошел к нему Георг. — А хочешь, поговори с ним завтра… Нет, лучше послезавтра… Да, лучше поговори с ним послезавтра. У нас планы на вечер и последующую ночь. Думаю, что к послезавтра Том перебесится окончательно и будет более адекватен. Он сейчас как порох.
— А ты откуда знаешь? — набычился Билл, сердито прищурившись.
— А я просто его вчера видел, — жестко рыкнул Георг, наступая на Билла. И тому показалось на мгновение, что для убедительности Гео обязательно ему наподдаст. — И, поверь, у меня было очень сильное желание набить тебе морду. Поэтому то, что я сейчас фактически предаю друга и сливаю тебе информацию о том, как и где он проведет вечер, я делаю не ради тебя и не для тебя, а ради самого Тома.
Билл хотел сказать какую-нибудь гадость, отшить, опустить как-нибудь особенно зло, но вовремя спохватился. Достаточно распускать язык. Не хватало еще переругаться со всей группой.
— Ты только обязательно… Жаль, что ты вчера не набил мне морду. Мне бы сегодня не так херово было…
Билл не стал возвращаться в отель. Он сидел в машине недалеко от клуба и наблюдал, как люди входят и выходят. Он видел, как приехали Георг, Том и Дэвид. С ними Тоби. Еще должен быть Саки, но Саки сидит на переднем сидении и болтает с водителем. Билл продумывал и мысленно проговаривал свою речь. Он ужасно нервничал. Ему казалось, что Том даже слушать не будет. А значит, надо сделать так, чтобы он захотел для начала его выслушать. Что сказать ему такого, чтобы не послал, чтобы не выглядеть жалко, чтобы не вызывать отвращения, чтобы быть услышанным, чтобы быть прощенным? Ладони потные и холодные. Голос дрожит даже в мыслях. Где же этот чертов Георг с его смс?
Часа через полтора Георг все-таки вспомнил о нем и соизволил прислать сообщение: «VIP-зона, мы сидим слева». И Билл понял, что не может встать от волнения. Может быть, правда, отложить разговор на завтра или послезавтра? Том отходчивый. Еще день-два подуется и заскучает, сам на контакт пойдет…
— Саки, отведи меня к Тому, — устало попросил он.
— Может спать, а? Билл, завтра поговорите. Утро вечера мудренее.
Он качнул головой и выбрался из машины на воздух.
В клубе было шумно и накурено. Билл поморщился, осматриваясь. VIP-зона располагалась чуть в стороне, в своеобразной нише, и, благодаря стеклянной перегородке, здесь можно было не драть глотку, пытаясь переорать музыку. Билл на ватных ногах подошел к столу, обильно заставленном фруктами, закусками и выпивкой. Георг наклонился и что-то сказал Дэвиду. Тот недовольно покосился сначала на Тома, потом на Билла, вздохнул и начал выбираться из-за стола. Делал он это медленно и не очень уверенно — малость перебрал. Георг, краснощекий, с блестящими глазами, последовал за ним. Тоби и Саки тоже вышли. Близнецы остались одни.
— Ты испортил мне вечер, — буркнул Том, утыкаясь взглядом в бокал. Сжал губы. Никаких признаков опьянения. Билл знал, что депрессию близнеца не берут никакие крепкие напитки. Все могут давно лежать под столом и мордами в салатах, а Том только мрачнее становится.
Билл подсел к нему вплотную, нарушая личное пространство. Взгляд брата направлен в никуда, губы недовольно кривятся, пальцы медленно ползают вверх-вниз по ножке фужера. Билл как завороженный следил за этим движением.
Время шло. Билл молчал. Том утомился и начал поглядывать по сторонам, намереваясь как-нибудь хитро смыться. Билл понял, что он сейчас уйдет: Том откинулся на спинку дивана и шлепнул себя по ногам — он так делал всегда, когда хотел встать из-за стола.
— Том подожди, — схватил его за руку. — Пожалуйста… Дай мне сказать…
Том отвернулся, всем своим видом показывая неприязнь, высвободил руку и немного отодвинулся. Билл опять замолчал. Прошла еще пара минут. Он хотел сказать так много, а теперь не может произнести ни слова.
Кто-то должен начать первым:
— Послушай, мне диски надо забрать. Скажи, когда тебя не будет дома, чтобы я зашел. Ну, чтобы мы не пересекались больше. И вещи…
Словно нож в сердце. Больно физически. Больно эмоционально.
— А зачем ты их собрался забирать? — нахмурился Билл. Голос дрожал так, что казалось, будто он заикается.
— Я квартиру присмотрел.
Еще один удар. Воздуха не хватает.
— Но я не хочу, чтобы ты уходил! Это квартира твоя и моя! Я хочу, чтобы ты жил в своей квартире! Том, я… Прости меня! Знаю, что вчера сделал тебе очень больно… Я вообще ничего вчера не соображал. Я вспомнил весь тот проклятый день, вспомнил из-за чего все началось… и чем все закончилось… Лучше бы я не вспоминал! — он сжал его ладонь. — У меня просто рассудок помутился. Мне хотелось в тот момент, чтобы ты тоже через это прошел — боль, отчаянье, унижение. Мне хотелось, чтобы ты почувствовал на себе все… Я знаю, что тебе было еще хуже, чем мне. Но мне хотелось… Я со злости наговорил тебе всего. Ты же знаешь, что это неправда… Только я сам во всем виноват. Если бы я не шлялся ночью по парку, а пошел к друзьям, то ничего бы не было. Беда не в том, что мы с тобой поругались, а в том, что я был ночью в потенциально опасном месте. Том, если ты можешь, если в тебе есть силы, прости меня. У меня нет никого дороже тебя. Ты — это всё, что у меня есть. Весь мой мир заключается только в тебе. Не будет тебя — не будет меня. Вернись домой. Мне очень-очень без тебя плохо… Как будто кусок души вырвали с мясом… Вернись…
— А если не вернусь? — Том смотрел на него в упор, словно проверяя.
— Я приму любое твое решение, — опустил голову Билл, боковым зрением заметив, как Том качает головой.
Мир рушился.
Взрывался.
Распадался на атомы.
Надо что-то сказать.
Сказать такого, чтобы не ушел.
Чтобы вернулся.
Чтобы остался.
Бля, какому дьяволу отдать душу, чтобы брат вернулся?!
— Я не могу без тебя. Помнишь, как ты говорил: ты — это я? Я, кажется, понял, что это значит. Мне надо было потерять тебя, чтобы понять, насколько ты мне дорог… Пожалуйста, Том… Я не могу без тебя… Я ведь знаю, что тебе тоже плохо… Давай попробуем нача…
Билл подавился словом. Казалось, что горло сжала чья-то сильная рука, а сознание превратилось в мелкую крошку. Все его нутро мгновенно выморозили. Он резко побледнел. Его затрясло. Пальцы сжали ладонь Тома так, что тот непроизвольно вскрикнул от боли. Том посмотрел на него и отшатнулся — Билл сидел молочного цвета, губы дрожат, глаза сумасшедшие. Только не это! — мелькнуло в сознании. Он проследил за взглядом младшего брата, чтобы понять, что вызвало такую реакцию — какой-то мужик смотрел в их сторону. В жизни бывают ситуации, когда видел-то человека вроде бы мельком и тут же забыл, но на самом деле его лицо навсегда врезалось в память. И даже спустя месяцы или годы, в какой-то момент это лицо вдруг ясно встает перед глазами именно таким, каким его сохранило сознание. Том даже вспомнил, как оскалился тогда в парке. На них смотрел молодой рослый мужчина с седыми висками. Уголок губ пополз вверх — Седой узнал свою жертву и теперь усмехался. Том вздрогнул и накрыл дрожащую руку брата своей, как бы защищая младшего от внезапно ставшего реальностью кошмара.
— Билл, посмотри, те двое с ним или нет? — Том отвернулся, как ни в чем не бывало. Даже мило улыбнулся. — Просто посмотри по сторонам. Осторожно.
Билл лишь смог беззвучно открыть и закрыть рот, вцепившись второй рукой в широкую футболку под столом.
— Где Саки и Тоби? Где, блядь, все? — шипел Том сквозь растянутые в улыбке губы. — Ты видишь остальных?
— Не… е… е… — кое-как выдавил он.
— Отлично. Сиди здесь. Просто сиди здесь. Я скоро вернусь, — он поднялся, незаметно взял со стола бутылку и спрятал ее в складках одежды.
— Том! — взвизгнул Билл. — Не бросай меня!
— Я с тобой. Я скоро.
Но Билл и не думал сидеть на месте. Потерять контакт с братом значило для него сейчас потерять нить жизни.
Том невозмутимо шел к мужику. Сзади вплотную за ним следовал Билл. Старший абсолютно спокоен и самоуверен. Младший — на грани истерики. Старший с единственным желанием уничтожить. Младший — не потерять контакт с миром. Мир равно брат.
Мужик ухмылялся, наблюдая за процессией в свою сторону. Сложил руки на груди, отставил ногу.
— Что, сука, защитничка привела или подружку пригласила? — усмехнулся Седой, намереваясь схватить Тома за футболку.
Том, наступив на Билла, отпрянул назад, не позволяя мужчине дотронуться до себя. А потом без лишних слов и движений разбил бутылку об его голову. Билл испуганно моргнул и ойкнул, когда мужик рухнул к его ногам. От них шарахнулся народ, образуя круг.
— Билл, меня можно уже отпустить. Люди смотрят, — процедил Том, нервно озираясь. — Срочно звони Дэвиду, а лучше Саки.
— Что, бля, тут происходит? — расшвыривая толпу, к ним вывалился еще один участник печальных событий.
Том бросил беглый вопросительный взгляд на Билла. Тот кивнул.
— Звони Саки немедленно! — рявкнул Том, кинувшись на мужика.
Все произошло на самом деле очень быстро, за какие-то секунды. Только для Билла время остановилось. Он видел, как Том подлетел к мужчине и со всего размаха ударил кулаком в лицо. Мужик отлетел спиной на толпу. Свалился на пол. Том, продолжая движение, хотел навалиться на него сверху, но тот лягнул парня в живот. Он охнул и сжался на какое-то мгновение. Мужик вскочил и рванул на выход из клуба. До заветной двери было каких-то 30-40 шагов. Брат, как молодой спаниель, почуявший добычу, понесся за ним. Билл за Томом. Мужик вылетел на улицу, едва не угодив под колеса джипа. Завизжали тормоза. Машину занесло на выскочившего следом парня. Он не успел отреагировать. Глухой звук удара. И Том кубарем покатился по асфальту.
— Том… — не веря собственным глазам, пробормотал Билл, озадаченно уставившись на лежащего ничком брата. — Том? — сел рядом с ним на колени. — Том!!! — завопил, приподняв голову. Пальцы стали липкими от крови.
Это было как в тумане. Он тряс его и умолял открыть глаза. Он уткнулся носом в его грудь и рыдал. Он бормотал что-то бессвязное, умолял простить. Чьи-то руки пытались оттащить его от тела. Билл вырывался и извивался, выскальзывал из крепких объятий и вновь бросался к Тому. Вой сирен. Полиция. Скорая помощь. Какие-то люди от него что-то хотели. Он видел, как Тома положили на носилки. Он видел, как его рука, с идеальными, самыми красивыми, самыми гибкими, нежными пальцами бессильно свисает из-под простыни, поддергивается в такт шагов. Он пытался подойти к нему, но его не пускали. Он пытался драться с кем-то, отстаивая свое право быть рядом с братом, но его сжали, лишая возможности двигаться. Он видел, как машина куда-то увозила Тома. Его Тома… Билл хотел бежать за ней, но его не пустили… Больше ничего не будет… Не будет ночей… Не будет прикосновений и поцелуев… Не будет его улыбки… Мир потерял очертания. Умер.